Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася. Страница 10
Аяна молча ушла на кухню и выпила два стакана воды, и Иллира так же, не говоря ни слова, наблюдала за ней. Из лавки выглянул Садор, потом сверху спустилась Кидемта с Киматом на руках, заглянула к Садору и вернулась с завёрнутой в тряпицу лепёшкой с курятиной.
– Сядь, – сказала она, опуская большую, крепкую ладонь на плечо Аяны. – Пока не съешь по крайней мере треть, никуда не пойдёшь.
Аяна безучастно жевала пышную ноздреватую золотистую лепёшку с сочной начинкой, слушая, как Иллира воркует с Киматом. Очень хотелось, чтобы было иначе, но Иллира, по всему выходило, была права.
– Ты права, – сказала Аяна. – Я слишком много думаю о себе. В долине нас учили не забывать о других. У нас есть поверье, что духи до срока забирают из мира живых тех, кто обманывает и мешает жить другим, кто не прислушивается к окружающим и думает лишь о себе. Но чем дальше я уходила от дома, тем больше думала лишь о себе. Может быть, поэтому со мной происходит столько разных бед? Иллира, да что со мной не так? Почему я просто не могу быть счастлива?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, как мама и отец, например. Или как вы с Чериллом. Как обычные счастливые люди?
– Я не знаю, о чём ты говоришь. Я таких людей не знаю. Никто не может быть постоянно только счастлив, так не бывает, Аяна. Можно погружать себя в равнодушие, не дожидаясь старости, когда уже ничто не трогает, но разве это выход? Нас ведь жизнь постоянно то вниз, то вверх кидает, и чем выше забираемся, тем больнее падать. Сейчас ты где-то внизу, но почему ты не стремишься к свету? Ты не найдёшь, чему радоваться, если не откроешь наконец глаза и не сделаешь один совсем маленький шаг вперёд. Осмотрись вокруг! Неужели ты не помнишь, как это бывает? Ты же была и внизу и наверху! Что мешает тебе сделать этот шаг теперь?
– Ты похожа на олем Ати, – сказала Аяна, вздыхая. – Ты задаёшь мне вопросы, на которые сложно ответить даже про себя, не то что вслух. Я боюсь. Я боюсь ошибиться, сделав шаг, понимаешь, Иллира? Ты тоже боишься. Ты сказала, что боишься поверить в то, что Верделл жив, чтобы потом не горевать. Верделл как-то сказал мне, что многого боится, и что он стесняется этого. Конда...
Она осеклась, потому что в горле встал горький комок, выбивший слёзы из глаз, а в носу защипало.
– Он боялся оставаться один в темноте, но, когда я спросила, правда ли это, он попытался солгать. Я тогда сделала ему очень, очень больно. Я сделала ему так больно, что тоже испугалась.
Она вдруг вспомнила комнату, которую он громил после её ухода. Тёмная, с плотно занавешенными окнами, похожая на пещеру. Но к чему вспоминать? Теперь это былое.
– Все чего-то боятся, Аяна. Каждый из нас боится чего-то. Когда я Верделла носила, то от страха за свою судьбу начинала задыхаться, и от этого думала, что умираю, это усиливало страх, и всё становилось хуже.
– У меня вчера такое было, – наморщила брови Аяна. – Как ты справилась с этим?
– В очередной такой раз я подумала, что в предыдущие двадцать всё же не умерла, и мне стало легче, – улыбнулась Иллира. – Тебе сказали, что дышать надо. А теперь я говорю тебе, чтобы ты не забывала есть и пить.
– Я почти не замечаю голода. Я целыми днями то хожу по дому, помогая девушкам, то переодеваю и причёсываю кирью, то просто сижу и думаю, как я вообще оказалась тут. Но вот на это обычно как раз не очень много времени остаётся.
Тоска опять накатила прохладной волной на неё, и отступила, вороша мысли, как гальку. Аяна отодвинула стул и оперлась подбородком о столешницу.
– Я живу чужой жизнью, Иллира. Я не капойо, я не кир Анвер, я не кира Пай Аяна, но я больше и не просто дочь олем Лали. Кто я? Почему это всё случилось? Где я допустила ошибку, которая привела меня сюда?
– Ты считаешь, это худшее, что могло случиться? – спросила Иллира, наклоняя голову к плечу.
– А это не худшее?
– А ты сама как думаешь?
Аяна надолго задумалась. Она вертела всё произошедшее так и эдак, размышляя, что было бы, если бы она осталась в долине, или не заметила фонарь на сломанной мачте "Фидиндо", или не убежала, поцеловав Алгара, или послушала бы Солу... Или не пришла бы за песней Конды к нему на корабль. Она думала, но не могла понять.
– Не знаю, – с удивлением сказала она, поднимая голову. – Я сейчас прикидываю, и выходит, что у всего есть обратная сторона. Вчера я винила себя в каждом моём решении, каждом, без исключений. Но... получается, я зря себя корила?
Она глядела, как Кимат гремит кастрюлями, складывая их друг в друга, и хмурилась. Вчерашняя безнадёжная хмарь тихонько отступала от души, и мир слегка прояснялся, наполняясь повседневными делами, заботами, мыслями. Аяна вспомнила, что нужно заняться стиркой. Надо попросить Садора привезти побольше воды. Её большая рубашка вся в крови, и у Кимо есть грязные вещи. Жаль, тут нет ароматного мыла с запахами их долины. Нэни дала ей с собой совсем немного, сказав, что мешок и так большой из-за волосатого одеяла и тяжёлый из-за такого количества вещей. Её память перенеслась в долину, в родные места, перебирая имена тех, по кому она скучала.
– Интересно, кого олем Ати выберет арем или олем вместо себя? – спросила она наконец. – я не помню никого, кто мог бы заменить её.
– Вот видишь, ты сделала этот шаг, – улыбнулась Иллира. – Если ты наступила в вонючую жижу, ты можешь потратить хоть неделю – стоять в ней и спрашивать себя, пытаться понять, что тебя туда завело. Но лучше сделать шаг в сторону, вытереть сапог и пойти дальше... И при этом под ноги смотреть.
– Ну и что мне дальше-то делать?
– Ты у меня спрашиваешь совета? Я уже сказала тебе. Поговори с ним... без крови. Но ты не слушаешь меня, даже когда я говорю тебе поесть или попить. Хорошо хоть руки ты моешь без напоминаний, не то что...
Иллира замолчала и помрачнела. Аяна пересела к ней, обнимая, пытаясь утешить сразу и себя, и её.
– Пожалуйста, – горько сказала Иллира. – Пожалуйста, не обнимай меня с этой штукой на лице. Я чувствую себя настолько странно, насколько это возможно.
– Ты тоже считаешь дни до того, как мы получим ответ? – сказала Аяна, прижимаясь к Иллире щетиной.
– Да. Я считаю дни до родов, до того, как мы вернём ссуду, до того, как придёт ответ. Фу, уйди. Я не могу. Я знаю, что это ты, ты пахнешь Аяной и голос у тебя уже почти как у Аяны, но я как будто обнимаю чужого мужчину.
– Ладно. Мне пора.
Аяна встала и пошла к двери, но вдруг обернулась.
– Знаешь, если бы у тебя был внук, ты бы могла стать олем... после Ати. Мне было так плохо ночью и сейчас, с утра, но мы поговорили, и мне стало легче.
– Я не лечу словом, Аяна.
– А она и не лечит в этом смысле. Она помогает найти свет, когда человек заплутал во тьме.
– Ты рассказывала про маму, я помню. Жаль, что таких людей, как ваша Ати, мало. Каждый иногда блуждает в темноте.
7. Это не отменить
Аяна ехала на Таште мимо порта, чувствуя, как солнце горячей ладонью хватает её за плечи зелёного камзола, и как тело преет под тёмной тканью. Ташта шёл рысью и явно поторапливался, зная, что его ждёт прохладный сквозняк в тени конюшни.
– Тише, милый, – сказала Аяна. – Тише. А то перегреешься.
Ташта повёл ухом в её сторону, но не послушался.
Подъезжая к дому Эрке, Аяна внезапно вспомнила, что не захватила с собой сумку, когда выбегала к Мирату. Да, сумка осталась на кровати. Ладно, будем надеяться, Уителл занят чем-то на мужской половине или наверху, подумала она.
Она подъехала к боковым воротам.
– Да неужто ты сегодня сам привёл этого лютого? – спросил Томилл. – Твоя сестра вчера... Ох...
Он побледнел, пятясь, с суеверным страхом глядя на Аяну.
– Она тебя... терзала?! – сдавленно воскликнул он. – Анвер, что она с тобой сделала?
– Ничего. Это не моя кровь, – сказала Аяна, глядя вниз, на рубашку с пятнами крови.
– Ты... Ты убил её? – На лице Томилла был такой ужас, что Аяна сама немного попятилась. – Она наконец довела тебя... до такого?