Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася. Страница 44
– Жарко там, да? – спросил он, записав посетителей. – Я с утра выходил, было ещё прохладно, а сейчас даже птицы притихли.
– Есть такое, – кивнул Конда. – Что, мало народу?
– Так лето, – развёл руками мужчина. – Все по эйнотам сидят. Вот в сентябре-октябре начнётся. Так что вы вовремя пришли.
Он положил металлическую пластину в ящик, поделённый на мелкие отделения, каждое – под один пропуск, и Аяна, вытянув шею, увидела, что они пронумерованы.
– Тут всего восемь человек? – спросила она, когда Конда в коротком коридоре ненадолго взял её за руку. – Так мало?
– Да. Сюда, в основном, ходят катисы с воспитанниками, но летом большинство юных кирио отдыхает от жары в прохладных рощах эйнотов.
– Конда, он даже не посмотрел документы. Любой может прийти с этим пропуском...
– Да кто же отдаст другому пропуск стоимостью полсотни золотых?
Аяна остановилась и моргнула.
– Полсотни?
– Да. Это является залогом за пользование книгой и платой за пользование услугами хранилища. Оно существует на деньги казны, так что продажа пропусков – дополнительная статья дохода.
– Так тут можно брать книги?
– Не все. В основном... Ну, скажем, развлекательного толка. Пойдём.
Он поманил Аяну за собой, и они вышли из коридора к большой широкой лестнице, разделённой посередине перилами, которая по густому пыльному ковру вела в светлый зал наверху, освещённый окнами невидимой отсюда галереи.
– Если ты возьмёшь книгу из тех, что разрешено уносить, тебе не отдадут пропуск на выходе. Его вернут только по документу, в обмен на книгу. Её название записывают и кладут запись к твоему пропуску в тот ящик. Потом, когда ты возвращаешь книгу, напротив твоего имени делают отметку. Если ты её испортил или сжёг, ты выкупаешь пропуск заново, но около твоего имени делается другая отметка. Две испорченных или утерянных книги – и доступ в хранилище для тебя закрыт.
– Сжёг?
– Да. Бывали случаи, – хмыкнул Конда. – Не все готовы мириться с чужими взглядами, даже если они просто написаны на бумаге.
Они поднимались по лестнице, и с каждым шагом наверх Аяне открывалось всё больше. Высокий сводчатый потолок, расписанный фигурами людей, стоящих на облаках или бредущих по горящей траве, пастухи с овцами и коровами, лошади, выбегающие в порыве ярости из бушующих белых бурунов моря, со свирепо прижатыми ушами и оскаленными зубами, словно пытаясь догнать разбегающихся девушек с соседней части потолка... Аяна шла, задрав голову, по каменным шершавым плитам, с широко распахнутыми глазами, и нос щипало от сладковатого знакомого запаха бумаги и клея, а ещё от какого-то нового, незнакомого.
Книги. Нижний ярус полок между широких светлых окон, а сверху – узкая галерея, обходящая всё помещение, и высоченные полки с приставными лестницами вдоль неё, огибающие проёмы окон и ныряющие в них, заполненные корешками книг всех цветов и размеров. Аяна с распахнутыми глазами озиралась. Это было как их хранилище в долине, но одновременно совсем иным. Гораздо большим.
– Вот тут, – шепотом сказал Конда, поднимая руку, – те книги, которые можно брать домой.
На его шёпот из-за стола, одного из тех, что стояли посередине между рядами окон и книг, поднял потерянный взгляд какой-то длинноволосый мужчина, но тут же вернулся к книге, лежавшей перед ним.
– Многие не заходят дальше этих полок. Тут нельзя ходить просто так, надо дождаться одного из хранителей, – остановил Аяну Конда, увидев, что она направилась к одной из полок. – Что ты хотела бы узнать первым?
Аяна немного подумала, покусывая губу.
– Хотела бы почитать про травы, ваши, местные, и то, что ты читал, когда изучал болезни. Ещё посмотреть карты и заметки путешественников про Озёрный край или лес, если такие есть. Ваши сказания. Конда, я не знаю! Я хочу всё и сразу!
Она стояла растерянная, оглядываясь.
– Я за всю жизнь это не прочитаю, – наконец жалобно сказала она.
– Тут не все книги одинаково полезны, – тихо хмыкнул Конда. – Вон та секция вся целиком заполнена описаниями судебных дел. Древние книги хранятся ниже этажом, во избежание порчи и выцветания. А вот и хранитель.
– Чем могу быть полезен, кирио? – Из-за одной из секций вышел высокий, худой и гибкий мужчина в длинной, до колен, безрукавке, подпоясанной широким ремнём с поясными кармашками из кожи, и таких же нарукавниках, как у того, что записывал их внизу. – Что вам найти?
– Кир желает ознакомиться с книгами о травах, – сказал Конда, указывая на Аяну. – Для начала ограничимся ими.
– Книги для гватре? Или исследования свойств трав? – уточнил хранитель. – Или философские трактаты о травах?
– Катис, а в каких из них есть способы применения и расчёт густоты настоев? – спросила Аяна.
– Для гватре. Нам для гватре, – сказал Конда, поворачиваясь к хранителю. – Но мы только просмотрим имеющиеся, – добавил он, вынимая из внутреннего кармана камзола часы на цепочке. – Кир, уже четверть второго, нам скоро нужно будет ехать дальше.
– Хорошо, – кивнула Аяна. – Начнём с этого.
28. До последнего вздоха быть живым
Экипаж покачивался по дороге к берегу кирио под звонкое цоканье подков по камням.
– Я, похоже, лишился твоего внимания на какое-то время, да? – со вздохом сказал Конда, заглядывая в лицо Аяны, глядевшей мимо вещей, куда-то на низ плотной занавески коляски.
– М? – подняла она глаза на его весело сведённые брови.
– Я сказал, не ешь свою губу. Оставь и мне немного.
– А. Конда, а эти книги, для гватре, нельзя взять домой, да?
– Нет. Ты можешь выписать необходимые снадобья и унести бумажку с собой, но всю книгу взять нельзя.
– А переписать её? Нам предстоит тут жить, и все эти снадобья могут пригодится. Представь, у Кимо вдруг заболело что-то. Мне придётся ехать в хранилище, ждать хранителя, потом копаться в книге, потом где-то искать травы...
– Ты, верно, шутишь. Переписать всю книгу? У тебя отвалятся твои нежные пальцы, предварительно почернев от ведра чернил, и глаза станут такими, – скосил он глаза к носу. – Книги переписывают за деньги, а для лечения тут есть гватре.
– Я не доверяю здешним гватре.
– Хм. Кажется, я догадываюсь, почему.
– Да, а ещё один раз я заволновалась, потому что Кимо как-то перестал разговаривать и лепетать, и я сходила к гватре неподалёку, и он вёл себя прямо как тот, которого играл Харвилл в своей пьесе.
– Одно средство от последствий другого?
– Ага. Ой. В смысле, да.
– Я тоже поздно заговорил. Видимо, копил слова. Ты так стесняешься своего "ага"?
– Да. Харвилл говорил, что кирио не употребляют таких низких слов. Я знаю, как говорят кирио, и даже могу без особого труда теперь разговаривать напыщенным театральным слогом, если нужно, но иногда просто нестерпимо скучаю по тому, как мы без всяких навязанных правил запросто болтали в долине. "Авось", "Эй!", "Пошли плясать!"... Конда, ты знаешь "Танец журавлей"? – вдруг вспомнила Аяна. – Ты ведь учился танцевать? Научишь меня?
– Конечно. Он самый красивый из всех известных мне, но его танцуют с партнёром. Без партнёра он не имеет совершенно никакого смысла. Ты видела его где-то?
Аяна тяжело вздохнула.
– Айлери. Она показала несколько движений. Конда, ты поговорил с ней?
– Обними меня, Айи.
Она обняла его, прижавшись так крепко, как только могла, и зажмурилась.
– Тебе тоже неловко смотреть ей в глаза? – спросила она, и почувствовала, как он кивает. – Мы не сделали ничего дурного, Конда. Ничего. Ты напугал её, но ты был не в себе.
– Я сказал Орману, чтобы её выпускали по её желанию. Но я пока не говорил с ней. Я всё оттягиваю этот момент.
– Что с ней будет... после развода?
– Она уедет обратно в Тайкет. Выйдет замуж, возможно, за того, кто ей будет нравится больше, чем страшный безумный старик, тем более, что выкуп существенно снизится... Айи! За что?