Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася. Страница 50

– Но это же... не то, о чём там речь. Это...

– Да, – кивнула Аяна. – Это игра со словами, но над словами. Эти животные и создания – символы того, что не имеет тела. Но тот, кто сочинял или записывал сказание, решил дать им это тело, а я продолжаю эту игру. Я даю им тело, которое сама придумала по описанию или догадкам. Иногда мне кажется, что всё, о чём какой-то человек может подумать, уже существовало или существует, – окунулась она во внезапно нахлынувшую волну воображения, и та понесла её, покачивая, под звёздным небом, за пределы понимания Саорин, которая нахмурила брови. – Может быть, кто-то придумал и наш мир, и до того, как он придумал его, ни меня, ни тебя, ни наших коров с такой шерстью и не существовало, – рассмеялась она, показывая на большую рыжевато-песочную шкуру. – Может, даже нас с тобой просто изобразили по чьей-то прихоти, чтобы обозначить нами то, что не имело тела. И до того, как нас придумали, тут и вообще везде всё-всё было лишь пустотой. Так же, как мои холсты были пусты до того, как я прикоснулась к ним иглой, а рукописи моего друга Харвилла – до того, как он щедро, от души сыпанул туда дохлых арнайских пауков, наделяя героев своих пьес голосами, телами и такими разными нравами! Может, мы говорим с тобой только потому, что кто-то видит сон о том, как это происходит? А? Как думаешь?

– Думаю, её надо немного отмыть, – сказала Саорин, опасливо отряхивая шкуру, поднося её к носу и вновь слегка брезгливо отодвигая. – Я займусь. Там у тебя есть ещё что-то, что нужно проветрить?

– Я как раз разбираю вещи. Я посмотрю.

– Костюм Анвера поистрепался. У тебя есть замена?

– У меня есть штаны, которые я шила под красное платье из остатков его подола.

– То, которое выстиранное?

– Да.

– Тогда тебе стоит задуматься о том, чтобы сшить ещё один камзол или куртку из него. Ты всё равно не носишь его. У тебя теперь другие.

– Ты права. Я займусь этим. Спасибо, Саорин!

Она вернулась в комнату и продолжила разбирать мешок, расправила все рубашки, красные штаны и завёрнутый в тряпицу праздничный наряд с журавлями, достала и встряхнула слежавшийся голубой халат Фадо, разложила его на кровати, потом сбегала за водой и прикладывала влажную тряпицу ко всем складкам, пока они не расправились.

Халат был слегка велик, и она немного удивилась. Выходит, Иллира была права, и она и правда так сильно похудела? Аяна сходила на кухню за куском сыра и сидела на кровати, качая ногой, разбирая мелочи, высыпавшиеся из мешка, и откусывая крошащиеся ароматные края, жёлтые, хрупкие, островато-солёные, наслаждаясь каждой крошкой, будто искрящейся во рту, и где-то на краешке мыслей сравнивая сыр и мороженое. Вряд ли, будь она чьим-то сновидением, в этом сне существовали бы такие вкусные вещи.

Она не глядя ссыпала все немногочисленные мелочи, оставшиеся на кровати, в свою сумку, свернула одежду и спрятала обратно в мешок, потом проверила кемандже. Та была расстроена, и Аяна тоже расстроилась, вспомнив, что с самого праздника рождения Конды не касалась её, а потом подумала о выступлении, и руки снова покрылись мурашками, а за ними и спина.

– У меня тут ещё наметилась кое-какая работа, – сказала Аяна, возвращаясь наверх. – Мой зелёный костюм поистрепался. Поможешь мне позже?

– Да. Только позже, хорошо? В общем-то, мы уже можем ехать, – улыбнулась Гелиэр.

Аяна стояла, обкусывая ноготь, потом решительно улыбнулась. Она не будет смотреть на Айлери, она возьмёт свои наброски и вышивку и будет смотреть на них. Это избавит от необходимости встречаться взглядом с девушкой, чей нелюбимый и нежеланный вынужденный муж ходит к Аяне через окно, согревает её своим горячим, сильным, неутомимым телом и ест на её кровати, сидя без штанов и роняя крошки на покрывало. Её передёрнуло от неловкости. Это было ужасно. Она была не готова к этой встрече.

– Прекрасно. Я готова, – сказала она, встряхивая сумку. – Поехали.

32. Ты поймала его

Вороная кобылка послушно прошуршала копытами по дорожке большого дома в жёлтой штукатурке, и лестница, широкая, светлая, встретила синие удобные туфли Аяны шершавыми ступенями.

– Рида! – воскликнула Гелиэр, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не побежать наверх через ступеньку. – Рида!

Они забежали через двери в дом чуть ли не вприпрыжку, радостно перешёптываясь, и катьонте, стоявшие рядом со створками, покосились на них, а потом и на Аяну, которая, едва заметно качая головой, степенно шла за ними.

– Кир Мират дома? – спросила она тихонько у катьонте при двери, но тот покачал головой.

– В отъезде.

Аяна оправила платье и проследовала наверх за Ридой, Гелиэр и Стиллой, которая вышла откуда-то из-за лестницы.

– Как ты, капойо? – тихо спросила она. – Оклемалась?

– Да, – кивнула Аяна. – Спасибо. Прости, что напугала тебя тогда. Надеюсь, у вас ничего не было из-за того случая...

– Нет, всё относительно спокойно с тех пор. Даже безумный кир на удивление притих, – шепнула Стилла. – Разгромил всё один раз, и как отшептали. Может, на поправку пошёл, хотя сомневаюсь.

– О чём шепчетесь? – с улыбкой обернулась Рида.

– Говорю, что у нас тут спокойнее стало.

– А. Да! Теперь нам разрешили выходить в сад, когда захотим. Представляешь, Гели? Всё ещё не верится, хотя уже несколько дней прошло... Почему, интересно, кир Орман вдруг подобрел?

Аяна шла по ковру, похожему на лишайники Олар Сир, ведя пальцами по прохладному мрамору перил, отделявших светлые гладкие статуи и горшки с растениями от ступеней, и в горле стоял комок.

Сливовый ковёр, густой и плотный, украл звук их шагов, и светлые пятна на стенах от окошек в коридоре расплывались, светлыми размытыми пятнами ложась на стены и двери. Две гостевых комнаты, потом покои киры Анеит... Анеит... Точно, сестра Пулата. Ещё одна дверь, потом небольшая узкая дверка на лестницу для катьонте, ещё одна гостевая спальня, и в конце коридора – комнаты Айлери.

Она глубоко вдохнула, переступая порог, чувствуя, как холодеет шея, не закрытая ни волосами, ни воротником. Клятые вырезы платьев. Они открывают слишком много кожи.

– Добрый день, – сказала Айлери, обводя глазами входящих. – Стилла, принеси нам ачте и стаканы. И отдельно лёд. Капойо, я рада, что с тобой всё в порядке. Надеюсь, у вас не возникло никаких затруднений после... после той нашей беседы.

– Нет, – сказала Аяна, неловко улыбаясь.

Она оглядывала комнату. Тут мало что поменялось за прошедшие почти три недели, разве что кресло, восстановленное без следов починки, заняло своё место среди других, да большое растение в кадке потеряло ещё пару листьев с макушки.

– Сегодня хорошо, не так жарко, – сказала Айлери, глядя на Риду, которой Гелиэр шептала что-то на диване, краснея и обмахиваясь веером. – Рида, открой оба балкона, пусть продувает.

Занавески захлопали, как крылья больной жёлтой птицы, пытающейся взлететь, блестя тяжёлым атласом, не дававшим им необходимой лёгкости для полёта. Аяна покосилась на них, вдыхая очень сладкий аромат цветов, доносившийся снизу, из сада, с этим сквозняком.

Айлери сидела, глядя на Риду и Гелиэр, потом перевела взгляд на Аяну.

– Чем займёмся? – спросила она. – Может, сыграем в ту игру, которую ты предложила, капойо? Как она называется?

– "Поймай слово", – сказала Аяна, отрываясь от волнующихся жёлтых занавесок и вспоминая, как они с Кондой коротали часы за игрой, смеясь, подсказывая друг другу и меняя слова так, что никто и никогда бы не смог распутать длинные цепочки постепенных изменений, включая, наверное, и их самих.

– Какие правила?

– Я беру короткое слово и даю тебе. Ты хватаешь его, но можешь удержать, лишь немного изменив. Поменяв в нём одну букву. Тогда оно остаётся у тебя, но следующий в кругу может поймать и оставить себе, снова изменив. Выигрывает тот, с кем останется слово. В более сложных играх можно вместо изменения добавлять и убирать буквы.