Единственная. Твоя (СИ) - Мун Эми. Страница 24

Любава не возражала.

Не только из-за жесткого тона мужчины. Лучше ей не оставаться с Данияром один на один. Вот только через полчаса уже горько жалела о своем решении.

— Женат, говоришь, — тянул Владимир, поглядывая на обходившего гостиную Данияра. — И давно?

— Нет.

— А жена не заревнует?

— Не заревнует.

— Понимающая, значит…

— В отличие от тебя.

Владимир метнул в спину Данияра полный ненависти взгляд, а тот даже не дернулся — рассматривал панно из семейных фотографий. Любава его сама сделала.

— Куда мне, — фыркнул Владимир. — Свою жену, да еще и в положении, я бы точно не оставил.

Воздух в комнате раскалился до предела. Данияр медленно обернулся, и Любаве хватило одного взгляда в потемневшие, как ночь, глаза.

— Достаточно, — вскочила на ноги и прямой наводкой бросилась к двери. Распахнула ее широко, впуская в комнату вечерний городской шум. — Или вы прекращаете, или выметаетесь отсюда оба!

Кажется, ее ор услышала вся улица.

А Любаве было не стыдно! В конце концов, сколько можно наблюдать, как два мужика ведут себя словно сопливые пацаны, которые игрушку не поделили?!

В доме наконец-то воцарилась тишина.

Владимир смотрел виноватыми глазами, а Данияр… Она не могла разобрать выражение его лица. Словно каменная маска, за которую никак не заглянуть.

— Прости, Любава, — первым отмер Владимир. — Я не должен был…

Его речь прервала трель мобильного. Мужчина схватился за телефон и помрачнел так, что Любава всерьез испугалась.

— Что такое? — пискнула севшим голосом.

Но кто ей ответит! Владимир никогда не распространялся о работе. Говорил, что это не ее проблемы. Вот и сейчас выдал дежурную улыбку:

— Надо кое-что утрясти. Насчет того негодяя, который тебя толкнул. Видимо, это действительно случайность, а не заказ, но стоит проверить. Не волнуйся. Я вернусь сегодня. Должен… — и, бросив на Данияра полный неприязни взгляд, добавил: — Вокруг дома охрана. Если они хотя бы заподозрят неладное, ты крупно пожалеешь, что вообще здесь появился.

Только угроз ей не хватало! Но Данияр неожиданно мирно ответил:

— Понимаю. С твоей девушкой ничего не случится, обещаю.

Кажется, Владимир растерялся. А она только крепче губы стиснула и отвернулась, стараясь скрыть внезапную обиду. Нельзя Данияра поправлять, но так хотелось крикнуть, что она никакая не девушка Владимиру и вряд ли станет. Такой мужчина достоин настоящей любви, а не отношений из одолжения или безысходности.

— Очень надеюсь, — медленно ответил Владимир.

И, будто утверждая свое право, подошел к ней, мазнул поцелуем по щеке и был таков.

Любава осторожно прикрыла дверь. На Данияра старалась не смотреть — почему-то казалось, что мужчина едва держится, и вот-вот начнет метаться по дому диким зверем или бросится догонять Владимира, чтобы драку устроить.

— Постелю тебе в зале, — откашлялась, направляясь в спальню родителей.

Где-то у них лежало запасное постельное белье.

Гости в их доме бывали очень редко, поэтому мама хранила стопки белья и полотенец на самой верхней полке. Там Любава еще не убиралась… Как-то не дошли руки. Ох, только бы все чистое было…

Любава схватилась за стул, чтобы заглянуть на верхнюю полку, но в дверном проеме возник Данияр.

— Помочь? — глянул на шкаф.

Любава закусила губу и кивнула. Данияр высокий, почти как этот шкаф. И такой же тяжеловесный и мощный. Она хорошо помнила игру мышц под загорелой кожей, и как легко он шагал с ней на руках.

А Данияр бросил на нее свой фирменный нечитабельный взгляд и открыл среднюю дверцу.

Потянул к себе сразу всю стопку белья, а следом выпала какая-то папка, из которой выскользнули пару листов.

Любава бросилась поднимать их.

— Что это? — пробормотала, разглядывая записи — почерк был ужасен.

Данияр тут же оказался рядом. Взял один из листиков.

— Письмо от врача. Назаров… Хм, жили у нас Назаровы — мать рассказывала…

Мужчина присел на кровать, и Любава устроилась рядом. Развязала папку и достала еще несколько бумаг.

— Это же результаты УЗИ! — ахнула, вчитываясь в описания.

— Можно? — протянул руку Данияр. Любава отдала сразу всю папку.

— Вдруг эти Назаровы однофамилицы? — предположила, уже зная, что совпадение маловероятно.

Данияр поддержал ее мысли тихим хмыканьем:

— Нет. Средний сын Назаровых в Москву уехал. Но перед этим медицинский в Томске окончил. Хороший гинеколог, просто золотой. При его жизни многие к нему попасть мечтали, очереди километровые… А у твоей матери беременность сложная была.

— Что?!

Листок в руках Данияра дрогнул.

— Черт, — едва слышно выдохнул мужчина. — Прости, я недолжен был… Не забивай себе этим голову.

— Нет, нет, нет! — Любава даже в его руку вцепилась. — Расскажи мне! Я хочу знать. Родители не говорили… Да они вообще ни о чем не говорили! Ни почему переехали, ни о том, как это случилось. Они вернуться хотели! А я тогда уже поступила… — добавила смущенно.

Данияр поднял голову, и Любава мучительно покраснела. Какой взгляд! Обжечься можно!

— Твои родители уехали, потому что беременность проходила с постоянной угрозой, — обронил хрипло. По спине промаршировали мурашки, но Любава только вздохнула. — Веды старались ей помочь, но не всегда этого достаточно. В итоге одна из них прямым текстом указала, что путь твоих родителей лежит от нашей земли в большой город. Медицина… люди же не зря до нее умом дошли. Надо пользоваться, если уж боги знание в голову вложили. В общем, Назаров согласился помочь твоей матери. Но оборудование в лес не перетянешь…

— Поэтому они уехали, — закончила Любава тихо.

— Да. Я помню, как провожал их… Тетя Яря так боялась, что до Москвы они не успеют добраться. Она очень ждала тебя и не хотела терять.

А Любава почему-то припомнила ту самую фотографию. Родители и рядом Данияр. Еще подросток, но уже выглядевший мужчиной… Самым красивым и сильным. Вот бы им встретиться раньше! Зачем только она в тот универ документы понесла? Выучиться захотела, дура…

Пальцы дрогнули, крепче сжимаясь на мужском запястье, и, спохватившись, Любава отдернула руку:

— Мама успела, как видишь, — пробормотала, старясь за улыбкой скрыть неловкость.

А Данияр поднялся, сунул ей папку и, ни слова ни говоря, вышел во двор. Оставил ее одну разбираться со свалившимся на голову откровением.

Ну и правильно.

Данияр тяжело привалился к стене дома и выдохнул.

Сердце скакало, как шальное, бросало то в жар, то в холод, а вокруг запястья все еще горело ощущение тонких пальчиков. Схватить бы их, прижаться губами крепко-крепко и…

Глухо застонав, Данияр стукнулся затылком о кирпичную кладку.

Не помогло.

Не выбить из головы сладких мыслей об избранной, не вырвать ее из сердца. Навсегда теперь с ним образ хрупкой темноволосой девушки, глядевшей на него растерянно и так доверчиво, что дыхание оборвалось.

И он бросился бы к ней и укрыл в своих объятьях. Не отпускал бы вечность, каждую секунду восхваляя богов за удивительный подарок, но вместо этого сбежал. Между ним и Любавой нерушимой стеной стояла брачная клятва, которую он дал другой.

— Идиот… — простонал сквозь стиснутые зубы.

Жалких восемь месяцев не дотерпел! Не сумел удержать язык за зубами… Да и не мог бы. Варвара просчитала все. Сумела свести воедино и его тяжелую тоску, и долгое одиночество. Разожгла его интерес к себе колдовством, подвернулась под руку в нужный момент, ну а дальше дело за малым — аккуратно надавить на то, что девушку невинную обесчестил. А он и повелся, придурок!

С силой оттолкнувшись от стены, Данияр пошел по мощеной булыжником дороге к калитке.

Встречать гостя сизокрылого, который обратно спешил, надеясь застать на «горячем». Отелло чертов.

Серая бэха вынырнула из-за поворота и остановилась за кустами смородины.

Данияр сделал еще один шаг вперед, не обращая внимания на тонкий скулеж медведя. Зверь противился его решению, требовал со всех ног бежать к Любаве и спрятать ее от щенка подальше или увезти из Москвы вообще, но Данияр не шевелился.