Зорро. Рождение легенды - Альенде Исабель. Страница 15
Ночная Молния знала наизусть все легенды своего племени и не уставала рассказывать их, а Бернардо не уставал слушать. Голос девочки лился на душу Бернардо, как целебный бальзам, он внимал ей, очарованный, не давая себе отчета в том, что любовь начинает растапливать ледник его сердца. Он снова начал вести себя, как все мальчишки его возраста, хотя не говорил и не плакал. Вместе они сопровождали Белую Сову, помогали ей собирать лечебные травы и готовить снадобья. Когда Бернардо вновь начал смеяться, бабушка рассудила, что мальчик почти совсем исцелился и пришло время отослать его обратно на гасиенду де ла Веги. Наступило время священных ритуалов в честь вступления Ночной Молнии, у которой внезапно начались месячные, в пору отрочества. Это обстоятельство не отдалило девочку от Бернардо, наоборот, они сблизились еще больше. Перед расставанием она еще раз привела своего друга на реку и менструальной кровью нарисовала на скале двух летящих птиц. «Это мы, всегда летаем вместе», — сказала она. Подчинясь мгновенному порыву, Бернардо поцеловал ее в щеку и бросился бежать. Он весь горел.
Диего, тосковавший по Бернардо, точно пес, потерявший хозяина, бросился ему навстречу с радостным криком, но, увидев молочного брата лицом к лицу, понял, что тот стал другим человеком. Бернардо приехал верхом. У него были длинные волосы, лицо подростка и отблеск тайного чувства в глазах. Диего остановился в замешательстве, но Бернардо спешился и обнял его, без видимого усилия подняв в воздух, и вновь они стали неразлучными, как близнецы. Диего почувствовал, что к нему вернулась половина души. Ему было не важно, что Бернардо не говорит: они никогда не нуждались в словах, чтобы понять друг друга.
Бернардо удивился, что за эти месяцы дом, сожженный пожаром, совершенно изменился. Алехандро де ла Вега собирался стереть саму память о происшествии с пиратами и использовал это несчастье, чтобы перестроить свою резиденцию. Когда Алехандро спустя полтора месяца после нападения вернулся домой с горой подарков для жены, ни одна собака не кинулась с лаем навстречу хозяину. Дом опустел, вся обстановка сгорела, а семья исчезла. Де ла Вегу встретил только падре Мендоса, который рассказал ему, что случилось, и отвез в миссию, где Рехина начинала делать первые шаги, все еще в бинтах и с рукой на перевязи. Долгое и трудное возвращение в мир живых состарило Рехину. Алехандро оставил жену совсем молодой, а теперь перед ним была зрелая тридцатипятилетняя женщина с седыми прядями в волосах, которая не проявила ни малейшего интереса к привезенным им турецким коврам и вышитым серебром покрывалам.
Веселого было мало, но, как сказал падре Мендоса, все могло обернуться куда хуже. Де ла Вега решил отказаться от мести, полагая, что негодяи, напавшие на гасиенду, наверняка уже на полпути в Китай, и занялся восстановлением своего дома. В Мехико он видел, как живут люди благородного происхождения, и решил подражать им, не из бахвальства, а лишь ради того, чтобы оставить Диего и будущим внукам достойное наследство. Де ла Вега заказал строительные материалы и начал искать по всей Верхней Калифорнии лучших мастеров: кузнецов, керамистов, резчиков по дереву, художников, которые в короткие сроки надстроили один этаж, сделали длинные коридоры с арками, выложили изразцами полы, пристроили к столовой балкон, соорудили в патио ротонду для музыкантов и маленькие фонтаны в мавританском стиле, установили решетки из кованого железа, заменили двери на новые, из резного дерева, и вставили в окна витражи. В саду поставили статуи, каменные скамейки, клетки с птицами, вазы с цветами и фонтан из мрамора, увенчанный Нептуном с тремя сиренами, которых индейские мастера в точности скопировали с одной итальянской картины. Когда приехал Бернардо, крыша была уже покрыта красной черепицей, стены покрашены вторым слоем краски персикового цвета и слуги уже распаковывали привезенные из Мехико тюки, чтобы меблировать дом. «Как только Рехина поправится, устроим грандиозное празднество, чтобы поселок вспоминал его следующие десять лет», — объявил Алехандро де ла Вега; но его жена находила все новые предлоги, чтобы отложить торжество.
Бернардо научил Диего индейскому языку знаков, который они обогатили символами собственного изобретения и использовали, когда им не хватало телепатии или музыки флейты. Иногда, когда речь шла о совсем серьезных и сложных вещах, они прибегали к помощи доски и мела, тайком, чтобы товарищи не обвинили их в хвастовстве. Учителю удалось с помощью розог вбить в головы мальчишек из поселка начатки грамоты, но до беглого чтения большинству из них было далеко. Кроме того, принято было считать, что наука не для индейцев. Диего, вопреки себе самому, под конец превратился в прилежного ученика и признал правоту своего отца, твердившего о пользе образования. Мальчик стал читать все, что попадало к нему в руки. Ему особенно понравился «Трактат о фехтовании и справочник дуэлянта» маэстро Мануэля Эскаланте. Изложенные в трактате идеи чудесным образом совпадали с учением об Окауе. В нем тоже говорилось о чести, справедливости, доблести, достоинстве и мужестве. Раньше Диего читал трактат Эскаланте как учебное пособие и разглядывал иллюстрации, чтобы лучше запомнить движения, теперь же он начинал понимать, что фехтование — это в первую очередь искусство совершенствования духа. Капитан Хосе Диас подарил Алехандро де ла Веге сундук с книгами, который один пассажир забыл на его корабле. Сундук прибыл в дом надежно запертым, а когда его открыли, обнаружили поистине сказочное сокровище: пожелтевшие, сильно потрепанные, пахнущие медом и воском тома приключенческих романов и поэм о рыцарях. Диего жадно набросился на книги и проглотил их в один момент, несмотря на возражения отца, почитавшего романы низшим видом литературы, полным несообразностей, сумасбродных идей и нелепых драм, не отвечавших его представлениям о хорошем вкусе. Для Диего и Бернардо эти книги стали настоящей драгоценностью, они читали их по нескольку раз, пока не выучивали наизусть. Друзьям стал тесен маленький мирок гасиенды, они мечтали о необычайных приключениях и удивительных странах по ту сторону горизонта.
В тринадцать лет Диего все еще оставался мальчиком, а Бернардо, как многие дети его расы, уже походил на взрослого юношу. Его неподвижное медное лицо смягчалось лишь тогда, когда он общался с Диего, ласкал коней или вновь встречал Ночную Молнию после долгой разлуки. Девочка мало выросла за эти годы, она была невысокой и тонкой, с выразительным лицом. Ее красота и задорный нрав были общеизвестны, и, когда девушке исполнилось пятнадцать лет, из-за нее уже соперничали лучшие воины из нескольких племен. Бернардо жил в постоянном страхе, что однажды придет навестить свою подругу и узнает, что она ушла с другим. Мальчик не отличался ни ростом, ни развитой мускулатурой, но был на редкость силен и вынослив и легко справлялся с самой тяжелой работой. Из-за немоты многие считали его недалеким и замкнутым. На самом деле это было не так, но лишь самым близким людям доводилось слышать его смех. Он носил шерстяные штаны, рубаху неофитов и широкий кушак. Зимой он ходил в пестром сарапе. Его густые, заплетенные в косу волосы спадали до самого пояса. Бернардо гордился принадлежностью к индейской расе.
Диего, несмотря на мышцы атлета и прокопченную солнцем кожу, был настоящим юным сеньором. От матери он унаследовал глаза и дерзость, от отца — длинные руки и ноги, точеные черты, естественную элегантность и тягу к знаниям. От обоих ему досталась отвага, которая нередко граничила с безумием; но бог знает откуда у потомка суровых и меланхоличных идальго взялась страсть к всевозможным трюкам и шалостям. В противоположность сдержанному Бернардо, Диего никак не мог спокойно усидеть на месте, в его голову непрерывно приходили весьма оригинальные идеи, большинство из которых он тут же пытался воплотить в жизнь. Диего давно превзошел отца в фехтовании и лучше всех в округе владел хлыстом. Он всегда носил на поясе кнут из бычьей кожи, подарок Бернардо, и никогда не упускал случая пустить его в ход. Ударом хлыста юноша мог сорвать цветок или погасить свечу. Он был способен выбить сигару изо рта своего отца, не коснувшись его лица, но он никогда не решился бы на такую дерзость. Отношение Диего к Алехандро де ла Веге было сродни боязливому уважению, он называл отца «сеньором» и никогда не спорил с ним в открытую, но потом все равно поступал по-своему, скорее из озорства, чем из дерзости. Диего восхищался своим отцом и с готовностью усвоил его суровые уроки. Он гордился тем, что был потомком Сида Завоевателя, настоящим идальго из древнего рода, но при этом чрезвычайно ценил свои туземные корни и помнил о славном прошлом матери. Алехандро де ла Вега, придававший огромное значение происхождению и чистоте крови, старался скрыть, что его сын метис, сам Диего никогда не делал из этого тайны. Мальчик был глубоко привязан к матери, которую, в отличие от отца, ему никогда не удавалось обмануть. Рехина видела сына насквозь и не боялась проявить должную твердость, чтобы заставить его подчиниться.