Зорро. Рождение легенды - Альенде Исабель. Страница 73

Диего в двух словах изложил матери и бабке план освобождения отца и, если повезет, других заключенных. Большинство из них были индейцами, они прекрасно знали окрестности и при первом же удобном случае могли затеряться среди холмов и зарослей. Белая Сова рассказала, что на строительство Эль-Дьябло согнали много индейцев, и среди них ее родного брата, которого белые называли Арсенио, хотя его настоящее имя было Тот, Кто Видит Во Тьме. Он был слепым от рождения, но индейцы верили, что тот, кто не видит дневного света, обретает зрение в темноте, как нетопырь, и Арсенио был тому прекрасным примером. Он обладал на редкость ловкими руками, все время что-то мастерил и мог починить любой механизм. Индеец знал тюрьму как свои пять пальцев, ведь на протяжении сорока лет она составляла весь его мир. Арсенио работал в Эль-Дьябло задолго до появления Карлоса Алькасара и хранил в памяти имена всех ее узников. Бабка дала Диего три совиных пера.

— Возможно, мой брат сумеет тебе помочь. Когда повстречаешь его, скажи, что ты мой внук, и отдай ему эти перья, так он поймет, что ты говоришь правду, — сказала она.

Перед отъездом Диего условился с Бернардо о скорой встрече. Индеец оставался в селении, чтобы подготовить снаряжение, которое пришлось тайком от падре Мендосы позаимствовать из миссии. «Порой цель все же оправдывает средства», — заметил Диего, когда друзья осматривали погреб в поисках длинной веревки, селитры, цинкового порошка и фитилей.

Прощаясь, юноша спросил у матери, почему его назвали Диего.

— Так звали моего отца, твоего деда испанца: Диего Саласар. Он был храбрый и честный человек и понимал индейцев. Он дезертировал с военного корабля, потому что стремился к свободе и не желал слепо подчиняться офицерам. Отец любил мою мать и ради нее принял обычаи нашего племени. Он научил меня многим вещам, например испанскому языку. А почему ты спрашиваешь? — опомнилась Тойпурния.

— Мне всегда хотелось это узнать. Ты знаешь, что «Диего» означает «местоблюститель»?

— Нет. А кто это?

— Тот, кому приходится занимать чужое место, — ответил юноша.

В миссии Диего объявил, что уезжает в Монтеррей. Он продолжал настаивать, что губернатор непременно разберет дело его отца. Молодой человек отказался взять попутчиков, заявив, что прекрасно доберется один, а ночевать будет в миссиях, которых на Камино Реаль предостаточно. Диего отправился в путь верхом, а вещи погрузил на другую лошадь, которую вел в поводу. Падре Мендоса полагал, что поездка не принесет никаких результатов, а промедление может стоит дону Алехандро жизни. Однако его аргументы не возымели действия.

Когда миссия осталась далеко позади, Диего свернул с дороги в поле и повернул на юг. Юноша надеялся, что у Бернардо все готово и он ждет на Перекрестке Черепов. На полпути Диего остановился, чтобы переодеться. Он надел залатанную сутану, которую тоже пришлось позаимствовать у доброго падре Мендосы, наклеил бороду из прядей Белой Совы и дополнил новый облик очками Нурии. Юноша знал, что дуэнья перевернет всю миссию, чтобы их разыскать. Диего первым приехал к деревянному кресту с черепами разбойников, но ждать пришлось не слишком долго: вскоре появился Бернардо, а с ним еще трое молодых индейцев в одних набедренных повязках, вооруженных луками и стрелами и покрытых боевым орнаментом. Ничего не объясняя своим спутникам, Бернардо передал мнимому священнику сумки с бомбами и фитили. Братья подмигнули друг другу: все было готово в лучшем виде. Среди лошадей, приведенных индейцами, был и Торнадо, и перед уходом Диего, не сдержавшись, приласкал его.

Диего направился в тюрьму пешком, ему казалось, что в белесых лучах солнца фигура священника будет слишком величавой, чтобы вызвать подозрения. На одного коня он погрузил узел с вещами, а на другого сумки, которые принес Бернардо, и деревянный крест длиной в шесть пядей. Поднявшись на вершину небольшого холма, он смог увидеть в отдалении море и разглядеть среди скал мрачную громаду тюрьмы Эль-Дьябло. Юноша умирал от жажды, его сутана промокла от пота, однако он ускорил шаг, мечтая поскорее увидеть отца и воплотить свой план в жизнь. Через четверть часа за спиной у Диего раздался топот копыт, и над дорогой взметнулось облако пыли от проезжающей кареты. Юноша едва не закричал от ярости: появление кареты могло спутать все его планы, ведь дорога вела в крепость, и никуда больше. Диего склонил голову, поплотнее надвинул капюшон и проверил, на месте ли борода. Она могла отклеиться от пота, хоть и держалась на лице при помощи отменно вязкой смолы. Карета остановилась в двух шагах от Диего, и, к его немалому удивлению, из окошка высунулась хорошенькая девушка.

— Вы направляетесь в тюрьму, святой отец? Мы вас давно ждем, — сказала она приветливо.

У девушки была прелестная улыбка, и непокорное сердце Диего забилось сильнее. Боль потери постепенно отступала, и юноша вновь начал смотреть на женщин, особенно на таких привлекательных, как пассажирка кареты. Молодому человеку пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выйти из роли.

— Меня зовут падре Агилар, дочь моя, — представился Диего, стараясь говорить дребезжащим, старческим голосом.

— Садитесь в карету, святой отец, вам нужно отдохнуть. Я как раз направляюсь в Эль-Дьябло навестить кузена, — предложила девушка.

— Благодарствую, дочь моя.

Так эта красотка не кто иной, как Лолита Пулидо! Та самая худышка, которая присылала ему любовные записки, когда им было по пятнадцать лет. Неслыханная удача! Явившись в тюрьму в карете Лолиты Пулидо, он не вызовет никаких подозрений. Едва кучер назвал имена девушки и падре Агилара, стражники открыли ворота и почтительно пропустили карету во двор. Похоже, Лолита была в тюрьме известной фигурой, солдаты учтиво приветствовали девушку, и даже закованные в колодки узники улыбнулись ей.

«Дайте беднягам воды, на таком солнце они изжарятся заживо», — велела Лолита одному из стражников, и тот бросился выполнять приказание. Диего тем временем осматривал тюрьму и пытался прикинуть количество солдат. Он мог бы проникнуть в здание по веревке, но понятия не имел, как вызволить отца; здание казалось неприступным, и стражников было слишком много.

Посетителей немедленно провели в кабинет Карлоса Алькасара, все убранство которого состояло из стола, пары стульев и полок, на которых хранились амбарные книги с тюремной бухгалтерией. В эти здоровенные книжищи заносили все сведения о жизни тюрьмы от расходов на корм для лошадей до имен умерших заключенных, все, кроме жемчуга, бесследно исчезавшего в сундуках Монкады и Алькасара. В углу стояла раскрашенная деревянная скульптура, которая изображала Деву Марию, попиравшую демона.

— Добро пожаловать, святой отец, — поздоровался Карлос Алькасар, расцеловав в обе щеки кузину, которую он продолжал нежно любить, совсем как в детстве.

— Мы ждали вас только завтра.

Диего, опустив глаза долу, елейным голосом процитировал первое попавшееся латинское изречение, прочувствованно, хоть и не вполне к месту, заключив цитату высокопарным sursum corda [30]. Карлос не понял ни слова, в школьные годы он не был чересчур прилежным учеником и не преуспел в мертвых языках. Он был еще очень молод, не старше двадцати четырех лет, но циничный взгляд делал его старше. У Алькасара был хищный рот и злобные крысиные глазки. Лолита, вне всякого сомнения, заслуживала лучших родственников, чем Карлос.

Выпив воды, мнимый священник заявил, что завтра отслужит мессу, исповедует и причастит всех, кто в этом нуждается. И хотя он смертельно устал, долг велит ему этим же вечером навестить больных и наказанных заключенных, включая тех, кого заковали в колодки. Лолита вызвалась сопровождать священника; она отдала в распоряжение падре Агилара лекарства для узников.

— У моей сестры слишком доброе сердце, падре. Я не раз говорил ей, что Эль-Дьябло — неподходящее место для юных сеньорит, но она не слушает. И не желает понять, что большинство здешних постояльцев — дикие звери без чувств и морали, привыкшие кусать руку, которая их кормит.