Книга третья. Усердная жадность (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 59

Да, её мелкие противницы то и дело падали, так как пулемет босса давно уже превратил некогда мирную полянку в скопище рытвин, но и сам монстр еле-еле двигался — на нём действовали десятки замедляющих, отравляющих и ослабляющих заклинаний.

Её бывшие напарницы кружили вокруг, как стая голодных гиен, нападая сзади и с флангов, а затем трусливо убегая от справедливого возмездия. Они медленно и верно убивали ту, которая всегда оставалась на их стороне, в добре и зле, здравии и счастье (за исключением оргии, устроенной Аллеаллой). Будь Поко человеком, эльфом, гномом или еще какой гадостью, то она бы давно насторожилась, прекрасно понимая, что полезна только за счет грозного вида и подавляющей силы, но в конце концов будет совершенно не нужна.

Особенно в пригороде столицы, где томится Мач Крайм. Больше не нужно никого и ни от чего защищать, больше незачем перевозить на себе поклажу, больше не нужны «серьезные медведи» (которые и так уже переобулись).

Будь она…

Но, Поко была монстром. Честным, простым, искренним. Верящим чужому слову. Не знающим ничего другого. Она же даже не помнила, как ведьмы выманили её из родного логова под дубом, уведя от мужа и детей.

Магия и предательство всегда идут рука об руку.

Затем она пала, в очередной раз вызвав землетрясение. Пусть только во второй раз, но его же следовало назвать последним. Красные огоньки глаз потухли, раскаленная сталь ствола шипела на влажной земле, а тяжело дышащие победительницы, измотавшие гиганта своими комариными укусами, тихо осели на взрытую землю.

А затем трое из них одновременно и очень недобро посмотрели на четвертую. Ту, что получила прямо сейчас аж 30-ый уровень.

— В-вы чего?! — подскочила на месте Тадарис, выставляя вперед руки.

— Да так…, - ехидно пропела Ямиуме Кокоро, — Почему бы и нет, да, девочки?!

«Девочки» молча и синхронно поднялись на ноги. Не то, чтобы они видели особый смысл в уничтожении бывшей верховной богини, но отдавали себе отчет, что они, вдвоем, безо всяких проблем расправятся с одинокой ведьмой, если та вздумает выкинуть сюрприз. А взбалмошная и пустоголовая блондинка непростительного возраста и внешности вызывала у них лишь негативные эмоции.

— Не надо…, - прошептала, отступая Тадарис. Она оступилась, падая в одну из ям, оставленных снарядами Поко, пронзительно взвизгнула и… зажмурилась.

— Прощай, блондинка! — с этим ликующим воплем Верховная Ведьма выпустила по бывшей верховной богине здоровенный фиолетовый шар боевого заклинания.

… но тому было не суждено достигнуть цели. На пути одного из немногочисленных заклятий ведьм, способных нанести серьезный урон, восстала здоровенная мохнатая фигура с растопыренными в разные стороны лапами! Вспышка, запах паленой шерсти… и неожиданный защитник падает рядом с Тадарис, испуская свой последний вздох.

— Кумо-сан! — отчаянно кричит бывшая богиня своему недолгому спутнику и поклоннику, но «серьезный медведь» уже ничего и никогда не услышит. Его тело начинает растворяться в воздухе точно также, как и огромная туша Поко.

— Мило и трогательно, — резюмирует Кокоро, зажигая в руках второй шар, — Но это ничего не меняет.

— Почему же? Я всё-таки сюда успела.

Незнакомый голос, раздающийся из крохотного, только что собранного несколькими жрецами храмика на краю поляны, заставляет всех присутствующих (выживших) застыть на своих местах.

— И хорошо, что я успела, — говорит голос Йен Чунь из храмика, напоминающего скворечник, — Девушки, а вы знаете о том, что местная императрица горячая поклонница Тадарис? А её агенты за вами… наблюдали? Хотя… это неважно. Хватит кровопролития! Мне есть что вам сказать!

Глава 22

Многое что можно было бы сказать о почти двух неделях, проведенных в заключении, но если убрать из этой песни все матюги от безнадеги и зудящую глотку от ежедневных переговоров с девчонками, то можно сказать, единственное, на что я стал богаче — так это на большую порцию отрезвляющей злости.

Конечно, я пытался выбраться. Сначала используя ум и сноровку, затем наблюдательность, потом уже, обшарив каждый квадратный сантиметр камеры, перешел к мыслительной деятельности. Увы, несмотря на всю исекаистость этого исекая, решетки оставались решетками, замок замком, а охрана бдила за страх, совесть и очень хорошую зарплату. Надеяться же на появление нашей общей знакомой куноичи, способной проникнуть сюда и даровать нам желанную свободу, я себе запрещал, будучи человеком совестливым, а значит — рассчитывающим только на себя.

Тщетно.

Ничего не случилось. Не появлялись неожиданные Князья Тьмы, чтобы, пользуясь моим незадачливым положением выдать мне заказ на устранение очередной верховной богини. Не появлялись и последние, чтобы озадачить трудным заданием практически нахаляву. Не возникла во тьме ночной и даже при дневном свете не возникла гадкая гоблинша с проснувшейся совестью, благодаря которой мы сюда загремели. Даже Кинтаро к нам не зашёл, чтобы если не выручить из темницы, так хоть обеспечить хорошим запасом алкоголя.

Так что, когда пришёл срок коронации, я был уже сильно зол. Пусть только на себя, пусть глубоко внутри, но это уже было хорошее рабочее состояние русского человека, в котором он способен как импровизировать, так и гнать фашиста сквозь зимние болота.

— Плохо выглядишь, оябун, — поприветствовал я Одая, вновь пришедшего ко мне со своей табуреточкой.

Последнее было исключительно радующей меня правдой. Недосып и прочие элементы крайне нервного времяпрепровождения вовсю праздновали на лице чересчур хитрозадого деда какой-то веселый праздник. Устроенная нами с помощью герцогов подстава с народным и аристократически мнением по всей видимости дала столько горьких плодов, сколько дед усвоить не мог… но как-то справился. Иначе бы он не смотрел бы на меня сейчас таким хорошим и добрым взглядом матёрого инквизитора. Пальцы у старика крупно дрожали, из-за чего он постоянно одёргивал широкие рукава церемониального одеяния, сплошь расшитого золотом.

— За каждой из твоих женщин в тенях будут следовать по два лучших ассасина империи, — проговорил Одай, заканчивая на меня злобно зыркать, — Помни об этом. Одно движение с твоей стороны… один неправильный жест — и они будут мертвы. Но если всё пройдет без происшествий, я даю тебе слово, что отпущу Саяку-чан и Тами-чан на свободу. За всё, что вы натворили, расплачиваться придётся только тебе.

— Понял, — просто кивнул я, вставая с места.

Сказать в ответ мне было что. Список угроз, которыми я мог всерьез напугать Одая Тсучиноко, то есть тех, что били бы прямиком по его нежно лелеемому имени, был довольно обилен. Только вот, какой в этом смысл кроме морального удовлетворения?

Только вот уже поздно его пугать. Пуганый товарищ наш Странствующий Император. Три герцога, жаждущие вырвать пусть не корону, но реальную власть из рук его семьи — это совершенно не то, что три герцога, которым на поживу брошен пятнадцатилетний вьюнош. Система, которая при попустительстве (а то и помощи!) Одая работала против меня, сейчас также медленно и неумолимо работает против этого деда и его маман. Судя по его отчаянному виду, он еще не потерял надежды соскочить с подножки набирающего ход поезда и… это чувство его и питает.

— Я тебе еще кое-что скажу, Мач, — жестом отогнал дед гвардейцев, уже норовящих отомкнуть моё узилище. После того, как они отошли, он, подойдя к решетке, тихо продолжил, — Ты знаешь, что боги нашего мира появляются только в храмах? Сегодня — исключение. Огромное исключение. Йен Чунь стала верховной богиней этого мира, и, благодаря нашей давно заключенной сделке, будет участвовать в церемонии коронации Кинтаро. Она на моей стороне, Мач! Как и её жрецы. Они все будут пристально наблюдать за тобой!

— Жаль, что она ко мне сюда не заглянула, — ухмыльнулся я, — Мы бы заключили сделку…

— Бравируй, бравируй, — мрачно покосился на меня дед. А затем он позвал солдат, чтобы те открыли камеру, снабдили вполне приличным костюмом из серого бархата, а затем сопроводили на пару этажей выше, в комнату, где уже сидели мрачные девчонки, которыми плотно занимались разные парикмахерши, куаферы и прочие портные.