Найди его, а я разберусь - Чейз Джеймс Хэдли. Страница 9

Я шумно втянул в себя воздух, заметив на камнях внизу что-то белое, похожее на изломанную куклу, наполовину погруженную в море.

Прикованный к месту, я всматривался вниз: сердце тяжко билось, во рту пересохло.

Я видел, как море мягко колышет длинные светлые волосы. Пышная юбка белого платья надувалась парусом каждый раз, когда волны огибали изломанное тело.

Не было нужды строить какие-то догадки. Я знал, что мертвая женщина внизу – Хелен.

Часть третья

Она наверняка мертва.

Она не смогла бы выжить после такого падения, не лежала бы вот так, позволяя морю захлестывать себя с головой, если бы не была мертва, но я все равно не мог в это поверить.

– Хелен!

Голос прозвучал надтреснуто, когда я окликнул ее.

– Хелен!

Мой голос вернулся ко мне эхом – призрачный звук, от которого меня пробила дрожь.

Она не могла умереть, сказал я себе. Необходимо удостовериться. Я не могу оставить ее здесь. Может, она захлебывается там прямо сейчас, пока я смотрю на нее сверху.

Я лег плашмя и пополз вперед, пока моя голова и плечи не оказались над краем утеса. От высоты закружилась голова. Падение с этого места казалось чудовищно страшным.

Я лихорадочно оглядывал меловую поверхность скалы, пытаясь найти дорогу к Хелен, но никакой дороги не было. С тем же успехом можно спускаться по гигантской отвесной стене. Единственный способ оказаться внизу – сползти по веревке.

Сердце стучало тяжелым молотом, холодный пот покрывал лицо, когда я выдвинулся над краем утеса еще на несколько опасных дюймов.

С этой точки я видел ее более отчетливо. Я видел, что лицо и голова Хелен полностью находятся под мягко плещущей водой, а когда луч света от заходящего солнца подсветил море, я увидел, что ее светлые волосы окружает красный нимб.

Она несомненно мертва.

Я выбрался обратно на тропу и присел на корточки, ощущая дурноту и озноб. Сколько же она уже пролежала там? Возможно, она погибла много часов назад.

Я обязан позвать на помощь. На вилле ведь есть телефон. Я смогу вызвать полицию. Если потороплюсь, они успеют забрать тело до наступления темноты.

Я поднялся, сделал два неуверенных, шатких шага назад, а потом резко затормозил.

Полиция!

До меня внезапно дошло, что будет означать для меня полицейское расследование. Они быстро установят, что мы с Хелен планировали провести месяц на этой вилле. И уже скоро новость дойдет до ушей Чалмерза. Как только я позвоню в полицию, вся эта грязная история всплывет.

Пока я стоял в нерешительности, я заметил рыбацкую лодку, которая неспешно входила в маленькую бухту подо мной. Я мгновенно сообразил, что мой силуэт четко вырисовывается на фоне неба. Хотя рыбаки внизу были слишком далеко, чтобы рассмотреть мое лицо, волна паники заставила меня упасть на четвереньки, скрываясь из виду.

Вот оно. Я вляпался по уши. В глубине души я все это время сознавал, что нарываюсь на неприятности, связываясь с Хелен, и вот теперь нарвался.

Скорчившись на земле, я представлял себе выражение грубого, мясистого лица Шервина Чалмерза, когда он услышит новость, что мы с его дочерью договорились остановиться на вилле в Сорренто и его дочь сорвалась с утеса.

Он наверняка решит, что мы были любовниками. Он даже может заключить, что она мне надоела и это я столкнул ее с утеса.

Эта мысль меня потрясла.

Существует вероятность, что полиция придет к тому же выводу. Насколько я понимаю, никто не видел ее падения. Я не смогу доказать, в котором именно часу прибыл на виллу. Я сошел с набитого народом поезда, всего лишь один из сотни других пассажиров. Я оставил багаж у служащего в камере хранения, но он каждый час видит перед собой разные лица, и едва ли он вспомнит меня. А больше свидетелей нет. Я не помню, чтобы кого-нибудь встретил на долгом пути от Сорренто до виллы. В любом случае никто не подтвердит под присягой, в каком именно часу я поднялся на вершину утеса.

Разумеется, многое зависит от времени смерти Хелен. Если это произошло примерно тогда же, когда прибыл мой поезд – плюс-минус час, – и если полиция заподозрит, что это я столкнул ее с утеса, вот тогда я окажусь в плачевном положении.

К этому моменту я был взвинчен до предела. Моей единственной мыслью было поскорее убраться отсюда, и так, чтобы меня не заметили. Когда я развернулся, собираясь двинуться по тропе вниз, я споткнулся о футляр от камеры Хелен, который выронил, увидев внизу тело.

Я поднял футляр, замешкался, хотел сбросить его с утеса, но вовремя остановился.

Теперь я не имею права ни на одну ошибку. На футляре мои отпечатки пальцев.

Я вынул носовой платок и старательно вытер футляр. Я прошелся по нему раза четыре или пять, прежде чем решил, что от моих отпечатков не осталось и следа. Затем я сбросил футляр с утеса.

Развернувшись, я торопливо зашагал вниз по тропе.

К этому времени начало смеркаться. Солнце, огромный, яростно пламенеющий шар, затопило небо и море красным сиянием. Еще через полчаса станет темно.

Я шел своей дорогой, едва взглянув на уединенную белую виллу, которую видел по пути наверх, однако отметил, что в трех или четырех окнах зажегся свет.

Паника во мне немного улеглась, пока я торопливо шагал по тропе. Мне было тяжело бросать Хелен там, внизу, однако я был уверен, что она мертва, и сказал себе, что необходимо подумать о своем будущем.

К тому моменту, когда я достиг садовых ворот, я уже справился с первым потрясением, вызванным ее смертью, и голова у меня снова заработала.

Я понимал, что самое правильное – вызвать полицию. Я сказал себе: если сделаю чистосердечное признание, расскажу, что собирался прожить с этой девушкой месяц на вилле, объясню, как именно обнаружил ее тело, у них не будет причин мне не поверить. По крайней мере, они не смогут поймать меня на лжи. Но если я буду сидеть тихо, а они по какой-то несчастливой случайности вычислят меня, то совершенно справедливо заподозрят, что я причастен к ее гибели.

Эти рассуждения показались бы мне верными, если бы не новая работа: я хотел возглавить отдел международных новостей больше всего на свете. Я знал, что должности мне не видать, если Чалмерз узнает правду. Просто безумие отказываться от собственного будущего, а сообщить полиции правду – верный способ потерять все. Если не буду высовываться, если мне повезет, есть шанс благополучно выпутаться.

На самом деле, говорил я себе, ничего у нас с Хелен и не было. Я даже не был влюблен в эту девушку. Просто глупо и безответственно поддался порыву. И Хелен виновата в этом больше меня. Она поощряла меня. Она все организовала. По словам Максвелла, она была опытной соблазнительницей. У нее репутация женщины, приносящей мужчинам только беды. Я буду дурак, если не попытаюсь себя обезопасить.

Сняв камень с души, я успокоился.

«Ладно, – подумал я, – необходимо сделать так, чтобы никто и никогда не узнал, что я побывал здесь. Я должен обеспечить себе алиби».

Я уже успел миновать ворота и шел через сад к вилле. Остановился, чтобы взглянуть на часы. Была половина девятого. «Максвелл с Джиной уверены, что я в Венеции. У меня нет ни малейшей надежды попасть отсюда в Венецию этим же вечером. Единственный шанс обеспечить себе алиби – вернуться обратно в Рим. Если хоть немного повезет, я буду там в три часа ночи. На следующее утро приду в контору с утра пораньше и скажу, что передумал насчет Венеции, а вместо этого остался в Риме, чтобы закончить главу романа, который сейчас пишу».

Алиби так себе, но это было лучшее, что пришло мне в голову в тот момент. В этом случае полиция с легкостью докажет, что я не приезжал в Венецию, но и не сможет опровергнуть мои слова, что я провел весь день в своей квартире в пентхаусе. В мою квартиру вела отдельная лестница, и никто никогда не видел, как я вхожу и выхожу.

Зря я не поехал сюда на машине! Как было бы просто вернуться в Рим, если бы я был на машине. Я не рискну взять «линкольн» с откидным верхом, который уже видел за поворотом садовой дорожки.