Ноль эмоций (СИ) - Осянина Екатерина. Страница 31

В разнообразных вариациях теней и обломков, в однообразии всех оттенков пепельно-серого и угольно-черного вдруг взгляд выхватил прямые и четкие линии, очертания чего-то знакомого. Я остановилась и пригляделась. Из-под обломков стропил крыши, нависших над обугленным трупом, мягко отсвечивал вороненой сталью пистолет.

Глава 14

В первое мгновение мы оба замерли, потом Костя развернулся и, больше нигде не задерживаясь, повел меня прочь от этого места. Я было заартачилась:

— Костя! Подпол не выгорел, там остались наши следы! Твоя кровь!

Он скользнул по мне мимолетным взглядом, но движения не замедлил и руки моей не выпустил.

— Мы с этим уже ничего не поделаем, — проговорил он сквозь зубы, — надо убираться отсюда.

Однако бдительности он не терял. Повел меня вдоль дороги, по которой уехал микроавтобус. В пыли четко пропечатались следы шин, и мы шагали по густой траве вдоль обочины под сенью деревьев.

— Почему пожар не заметили с воздуха? — спросила я его, припомнив, как над нами то и дело кружил вертолет, пока мы топали до землянки.

Он сощурил глаз и взглянул на небо.

— Дожди прошли, вылетов стало поменьше. Но они еще прилетят…

— А если бы пожар пошел дальше?

— Тогда нам пришлось бы жарко, и мы бы отсиживались в озере по самые ноздри, — усмехнулся мужчина, снова уверенно вышагивая передо мной. Он нес свой рюкзак на здоровом правом плече. Левую руку по-прежнему берег и размахивал ею поменьше. Со стороны этого почти не было заметно, просто я успела изучить его походку.

В лесу быстро темнело, и мы опять были в пути. В животе урчало, и я вновь начала вспоминать приютившую нас на несколько ночей землянку. Возможность разжечь огонь, приготовить еду, лечь и вытянуть ноги, хотя бы и на жесткие бревна… Однако молча следовала за Константином, стараясь не отставать. Я все прислушивалась, не раздастся ли звук мотора, но ничего, кроме наших шагов и уже привычных звуков леса, не слышала.

Через пару часов пути мой спутник, наконец, решил, что уже можно двигаться по дороге, и идти стало легче.

Мы делали небольшие привалы, переводили дух, экономя, пили по чуть-чуть, по глоточку, сырую озерную воду, отдающую тиной, поднимались и шли дальше.

Я уже не чуяла ног, голова кружилась, перед глазами колыхалась мутная тьма, в которой маячила неясная молчаливая фигура. Стоило мне замедлиться или приостановиться, как меня начинало штормить, как после водки. Костя, заметив мое состояние, вернулся ко мне, попытался заглянуть в лицо, но я видела только мутные тени с размытыми краями.

Расплывчатое пятно передо мной приблизилось и приобрело человеческие очертания, что-то говорило, но я слышала лишь какие-то тревожные раздражающие отзвуки. Как будто я погрузилась в воду, и уши залило водой, сквозь которую до меня доходило только невнятное кваканье. Потом и пятно, и звуки куда-то отодвинулись, и я почувствовала, что спине стало холодно и жестко, зато ногам и голове — легко и приятно. Было темно, а стало еще темнее.

Потом на меня полилась вода, и я подумала, что погрузилась уже слишком глубоко, и чуть не захлебнулась, изо всех сил попытавшись вдохнуть.

Я кашляла, и в голове постепенно прояснялось. Прокравшиеся в лес предрассветные сумерки сделали очертания всего, что меня окружало, более четкими, и я увидела встревоженное лицо Константина, который, стоя на коленях посреди дороги, удерживал меня в сидячем положении и поил водой из бутылки, прижимая мою голову своей больной рукой к больному же плечу.

— Ну, Женька! Ну ты чего, напугала меня, — шептал он, ставя бутылку на землю и вытирая жесткой ладонью мое залитое водой лицо и шею, — загнал я тебя совсем, да? Ну потерпи до станции, немножко осталось. Там поедим по-человечески, отдохнем. — Он прислонился лбом к моему виску, шумно выдохнул.

В голосе его слышалось облегчение, и он, видя, что я пришла в себя, снова подал мне бутылку с водой. Я сделала еще пару глотков и, борясь с дурнотой, попыталась подняться на ноги. Он помог мне встать и, не выпуская меня из рук, подождал, пока я смогу твердо стоять на ногах.

— Это что было? — спросила я слабым голосом и слегка заплетающимся языком. Я отошла от него на шаг, но меня все еще пошатывало, в глазах было темно и непонятно: то ли ночь отступала так медленно, то ли дурнота.

Он шагнул ко мне, снова обнял, погладил здоровой рукой по голове.

— Голодный обморок, Жень, давай еще посидим чуток, отдохнем. — Он подвел меня к обочине и усадил на траву, продолжая поддерживать за плечи.

Когда в глазах у меня совсем прояснилось, мы продолжили путь, только теперь он не позволял мне отставать. Мы с ним вышагивали чинно, как пожилая пара на прогулке, я держалась за его локоть.

До станции и впрямь оставалось немного. До нас вскоре донеслись звуки прошедшего без остановки товарняка, а подойдя к путям совсем близко, мы услышали еще и шум автотрассы.

Перед тем как выйти к людям, мы умылись остатками озерной воды из полторашки, я как могла почистила свои джинсы от земли, которая въелась в самом низу штанин прямо в ткань, Костя заправил полы своей драной рубахи за пояс и, застегнув куртку до самого подбородка, стал выглядеть почти прилично. В таком виде мы вышли из леса, изучили на станции расписание пригородных поездов и, пока было время, дошли до дешевой забегаловки при автозаправке и наконец-то наелись нормальной еды, разогретой в микроволновке. А после двух пластиковых стаканчиков горячего сладкого чая я почувствовала, что совсем оживаю. Костя тоже приободрился, поглядывал на меня со странным выражением, определить которое мне не удалось. Возможно, так иногда выглядел Довольный-Жизнью-Константин, которого за время наших скитаний мне еще не приходилось видеть.

Потом мы клевали носами, усевшись в скользкие пластиковые кресла в прохладном пустом зале ожидания, и чуть не проспали свой поезд.

Еще сутки мы кочевали из одного пригородного поезда в другой, урывая по паре часов беспокойного сна друг у друга на плече.

Мне казалось, Костя сам не знает, куда нам ехать. Когда я спросила его об этом, он не сразу ответил, глядя затуманенными глазами куда-то мимо меня:

— Да, нам везде пока опасно. Не могу придумать такого места, где нас точно не будет поджидать засада.

В итоге мы, прибыв в какой-то городок, изучили грязные лохматые объявления, расклеенные на столбах, и сняли квартиру, которая сдавалась посуточно.

Хорошенько отмывшись в душе и перекусив купленными в ближайшем супермаркете полуфабрикатами, мы завалились в постель и дрыхли почти сутки, не имея сил ни на что, кроме еды и туалета.

В квартире, обставленной старенькой, но добротной и ухоженной мебелью, было чисто. И имелось все необходимое для обычной городской жизни: газ, вода, холодильник, стиральная машина. Я успела отвыкнуть от благ цивилизации и теперь удивлялась каждой мелочи: что можно умываться не ледяной, а теплой водичкой, спать на мягкой чистой постели, есть теплую еду столько раз в сутки, сколько захочется.

Он сводил меня в магазин, откуда я вышла в новой одежде и обуви и с запасом нижнего белья в красивом бумажном пакете; а потом в салон, где я провела несколько часов. В итоге я покинула его всего лишь чуть менее похожая на ту, что туда вошла: волосы остались почти той же длины и в таком же беспорядке, но почему-то выглядели ухоженно, а не так, как будто я подметала ими асфальт. Неброский маникюр на руках…

Зато Костю, который встречал меня в фойе и ждал у стойки администратора, чтобы заплатить, я едва узнала: выбритые ультрамодные полоски на висках, никакой растительности на лице — ни усов, ни бороды, ни даже щетины. Черты лица как будто заострились: натянувшаяся на скулах, покрытая загаром кожа, жесткий рисунок рта, складки возле губ, которые придавали ему насмешливое выражение. Только глаза были по-прежнему сощурены и смотрели с тем же настороженным выражением из-под изогнутых с надломом бровей. Сейчас на нем красовалась новенькая рубашка с закатанными ниже локтя рукавами, приличные штаны взамен изгвазданных джинсов, новенькие мокасины. Он тоже не терял зря времени.