Ноль эмоций (СИ) - Осянина Екатерина. Страница 53
Я даже себе не могла объяснить, что на меня нашло. Наверное, просто хотелось продлить этот чудесный осенний денек с его золотистыми теплыми солнечными зайчиками… Отличный день, чтобы умереть, — пришла в голову непрошенная мысль, которую хотелось загнать подальше или наоборот, замотать головой, чтобы вытряхнуть ее оттуда…
Шурик помогал мне убирать палатку, Роман молча следил за нашими действиями, заливал костер водой из котелка, которую он не поленился собственноручно начерпать, свесившись, как я, к самой воде, цепляясь за кусты. Лицо его снова стало сосредоточенным, брови сердито сдвинулись, а отросшая щетина еще придала ему суровой мрачности.
Рюкзак мой, и до того не особенно тяжелый, сейчас, когда мы сунули в него торчком свернутую трубкой «пенку» и покидали внутрь мои пожитки, я легко могла бы поднять одной рукой и нести на одном плече, но Шурик решительно его отобрал и нацепил себе на спину под неодобрительным взглядом напарника. Впрочем, Роман так ничего не сказал, и я, связав шнурками свои так и не просохшие ботинки и перекинув их себе через плечо, двинулась из нашего лагеря босиком, опасаясь, что в мокрых ботинках натру себе на ногах кровавые волдыри.
Как я и ожидала, место, где мы с Костей ставили сеть, я нашла с трудом. Болотистый берег был ужасно однообразен, все кусты «на одно лицо». И найти среди них нужные, от которых я могла «плясать» дальше, мне удалось только бродя прямо по топкому берегу босиком, с засученными штанами. Мужиков со своим рюкзаком я оставила на твердой земле, хотя они и рвались следом за мной по трясине. Я объясняла им, что ищу знакомые приметы, от которых только и могу найти верный путь к тайнику, но они не желали выпускать меня из виду и теперь, глядя, как я, словно цапля, чапаю по жидкой грязи вдоль берега, топтались в отдалении, как два бдительных пса.
Наконец, я увидела знакомый просвет между камышами и даже вроде бы различила свои глубокие следы, заполненные водой, оставленные мной всего сутки назад.
Я радостно повернула в сторону твердой земли, уверенная, что теперь легко отыщу дорогу к землянке. Ботинки по-прежнему бултыхались на моем плече, то и дело стукая меня по синякам, и теперь, даже если они высохли, уже не сунешь в них по колено грязные ноги. Видно, судьба мне шляться по этим лесам босиком. Ну и ладно. Недолго осталось.
Чем ближе я подходила к конечной цели своего похода, тем нервознее становились мои сопровождающие. Меня и саму стало не то знобить, не то потряхивать от предчувствий.
Когда я, наконец, вышла на знакомую полянку и обвела ее взглядом, меня обуревали разные чувства: снова мне казалось, что я вернулась домой, и в то же время что-то изменилось в ощущении этого места. Если раньше оно казалось мне диким, то сейчас, когда я пришла сюда с чужаками, мне стало казаться, что оно и вовсе настроено враждебно. Черные стволы деревьев резко выделялись на фоне опавшей листвы, ковром покрывающей всю поляну. Солнце уже почти село, но его последние алые отсветы, играющие на золотых верхушках лип, озаряли полянку волшебным золотистым сиянием. И все же меня не покидало предчувствие надвигающейся катастрофы, которое только усиливалось контрастом с этим угасающим свечением.
Мы остановились и долго прислушивались, ловя каждый шелест ветра. Мои спутники еще не понимали, что мы пришли, что мы у цели. Когда не знаешь, куда смотреть, то без подсказки не увидишь ни выступающего корня сосны, скрывающего узкий лаз под землю, ни отдушины, выступающей над землей в отдалении и скрытой кустами.
— Стойте здесь. Я пошла за деньгами.
— Без глупостей! — предупредил Роман, доставая пистолет и щелкая предохранителем.
Шурик скинул мой рюкзак, тоже достал ствол и выразил готовность двигаться за мной следом. Я медленно вытащила из своего рюкзака фонарик, предупредив своих конвоиров, разом напрягшихся и посерьезневших, чтобы не перенервничали и не стали по мне палить почем зря.
Я дошла до землянки и остановилась. Шурик с удивлением рассматривал кроличью нору, в которую мне предстояло спуститься.
Внутри все осталось как было, когда мы с Костей спешно отсюда уходили. Наспех задвинутая деревянная заслонка, оплывшая свеча в стакане на полочке, обгорелые ветки в кострище «очага», ворох тряпок на топчане.
Я приподняла лежак и извлекла из тайника свой небольшой рюкзак с деньгами, жалея, что не припрятала где-нибудь здесь пистолет. Хотя если подумать, ну и на что бы он мне тут пригодился?
Перед тем, как подняться на поверхность, я посидела на жестких бревнышках этих самодельных нар, вспоминая, как мы с Костей тут отсиживались, отлеживались и зализывали раны. Сейчас все те не такие уж и далекие события казались мне невероятными, как будто произошли не со мной.
Я вздохнула и вылезла на поверхность.
Ничего не изменилось.
Роман все так же стоял в отдалении с пистолетом в руке, Шурик дежурил возле норы. На лице обоих отразилось невероятное облегчение, когда они увидели меня с поднятыми руками, в одной из которых висел заветный рюкзак.
Я бросила рюкзак под ноги Шурику, следя за реакцией Романа, который не сводил с нам глаз, и стояла неподвижно все то время, пока Шурик расстегивал замок на моем рюкзаке и убеждался, что в нем нет бомбы с часовым механизмом или клубка змей.
Только пачки денег, обернутые нетронутыми бумажными лентами. Шурик поворошил их стволом пистолета и присвистнул. Потом повернул голову к Роману и кивнул. Закрыл замок. Протянул рюкзак мне. Я наклонилась за ботинками, которые швырнула на землю перед тем, как залезть в нору, и в это время прогремел выстрел.
Я вскрикнула от неожиданности и застыла со шнурком от ботинок в руке, увидев, как Роман упал.
Второй выстрел сразил Шурика, и он рухнул рядом со мной, все еще сжимая в руке лямку от моего рюкзака.
Я сжалась в комок, ожидая, когда прогремит третий, наверняка предназначенный мне. В наступившей тишине я услышала шорох листьев под чьими-то тяжелыми шагами и, повернув голову, увидела одетого в военную форму Герасимова, который шел, наставив пистолет на меня.
Когда до меня ему оставалось всего несколько шагов, я, не дожидаясь выстрела, швырнула ему в голову свои ботинки, которые, вращаясь на шнурках, словно диковинное оружие ниндзя, ударили по вытянутой руке с пистолетом, запутались на ней шнурком и едва не выбили пистолет. Пуля, выпущенная сразу после этого, с хрустом впилась в сосну над моей головой.
Едва успевая соображать, что делаю, я прыгнула на Шурика, перекатилась через него и выхватила из его руки пистолет. Не прицеливаясь, наугад выстрелила по направленному в мою сторону оружию и услышала сдавленное рычание: пистолет Герасимова отлетел в сторону, а он прижимал к животу окровавленную руку.
Я вскочила на ноги, готовая выстрелить еще раз.
Мужчина замер, с ненавистью косясь то на меня, то на рюкзак, валяющийся возле Шуриковой руки.
Я, продолжая держать его на мушке, описала возле него полукруг, двигаясь боком, отшвырнула босой ногой пистолет.
Руки и ноги тряслись, и я покрепче сжала холодную тяжелую сталь, как будто она могла придать мне уверенности.
— Я так понимаю, наша договоренность расторгнута, — криво усмехнулась я, глядя в побледневшее лицо Шурика, с которого исчез его детский румянец, осталось лишь выражение удивления. К горлу снова подкатил ком, глаза заволокло туманом. — Своих не пожалел…
Краем глаза я заметила, как размытая фигура Герасимова вдруг сделала какое-то резкое движение. Я моргнула и увидела, что в его здоровой руке снова очутился пистолет, который он умудрился выхватить то ли из кармана, то ли из-за пояса, то ли из-за пазухи.
Меня оглушило очередным выстрелом и швырнуло на землю. Я рассматривала темнеющее небо с качающимися верхушками сосен и лип с оставшимися на них редкими золотыми листьями и слушала, как лес вокруг меня наполнился шорохами, лиственный ковер, покрывающий полянку, зашевелился, взвихрился, соткался в несколько человеческих фигурок и начал водить вокруг меня хоровод.