Степи нужен новый хозяин (СИ) - Гвор Виктор. Страница 30
— Ага! Подставил по полной программе, — скорчил недовольную гримасу Евстифеев, но в глазах прыгали весёлые огоньки.
— Я отдал товарищу женщину! — с пафосом произнес Олег. — Пожертвовал своим счастьем.
— Действительно, — поддержал Малого Колька. — Тебе есть кого… э… с кем спать!
— Ты за кого меня принимаешь?! — возмутился Виталий. — Ей лет восемь! Ну от силы девять!
— Этот недостаток временный…
— Коленька, лапочка, — нежно пропела Светка и тут же сменила тон. — Это тебе есть с кем спать! Но если ты, став женатым мужчиной, не начнешь работать головой, пусть и ушибленной… Ну ты понимаешь. Виталь, не обращай внимание, у него просто сотрясение мозга и язык что помело, — девушка сквозь зубы выпустила воздух. — Что я хотела сказать, все поняли? Продолжу. Девчонок надо учить. Для начала русскому языку и арифметике. И заниматься этим будут прикрепленные. То есть мужья. Эйнштейн, не дергайся, с тебя просто сняли двух подопечных.
— Э… — запротестовал Чума. — Какой с меня учитель?
— Бестолковый, — согласился Батяня. — Но Лапа права. Кто девушку имеет, тот её и обучает. Ты — Оторву, Ниндзя — Шоколадку. А Анютку Виталь выучит. На правах старшего брата.
— Да не было у нас ничего! — снова запротестовал Чума. — Я вчера сходу отрубился!
— Не было, так будет, — отрезал Лешка. — Не сейчас, так через месяц или год. Хотя что-то мне говорит, что речь не идет о столь длительных сроках. В общем, научи хотя бы говорить и считать. Миш, ты тоже.
Петров кивнул:
— И зверя бить будет, однако!
14 августа нулевого года. Записи на обоях
Этот листок я вырву и спрячу! Или вообще сожгу! Его и писать не стоило! Я вообще не собиралась сегодня писать! Но надо как-то успокоиться! Может, обои, которые я не дала сжечь, в благодарность наведут порядок в моей бедной голове. Ну хоть немножечко! Потому что я не понимаю, как это всё произошло! То есть вообще. Ничего же не предвещало! Сидели, рассказывали, как ребята сходили, как котята не дали меня съесть, наш обычный треп. Потом все разошлись, даже котята куда-то сбежали, а я осталась готовить обед и вдруг вышла замуж. Я ВЫШЛА ЗАМУЖ. Совершенно неожиданно. Не поцеловалась с парнем, не переспала с ним, а стала его женой. Ни с того, ни с сего. Нет, совершенно точно, это всё Лабжинова организовала! Серый кардинал чертов! Ну вот чего ей не сидится на попе ровно! Я же не собиралась!
Стою, жарю мясо, слушаю, не проснулся ли Хома, и вдруг заходит Тарас. Как-то немного странно, мне даже показалось, что его активно подталкивали с той стороны. Но мне не до того было. А он подходит, вытаскивает из-за спины букетик каких-то цветочков (не разбираюсь в растениях категорически, а эти веники с детства терпеть ненавижу!) и как брякнет:
— Галочка Егоровна, то есть… Галя, я тебя люблю! Выходи за меня замуж!
Нет, я, конечно, тоже его люблю, но он же ещё маленький. В смысле молодой совсем, я же старухой стану, а он будет в самом расцвете, ему только семнадцать исполнилось, даже по закону нельзя жениться. И не нагулялся он, мама говорила, что парню до свадьбы нагуляться надо. Вот лет через несколько…
В общем, я начала всё это Тарасу объяснять и тут откуда ни возьмись эта змеюка! Лапа наша подколодная!
— Галь, — говорит, — скажи: "Да".
У меня все мысли, как Тарасику объяснить свои думы и сомнения, да ещё про чувства не забыть, чтобы не обидеть, а тут эта с дурацкими просьбами. И ведь не отстанет! Ну я и брякнула: "Да", чтобы отвязалась. А она!
— Вот и отлично! Совет вам и любовь, — и руку мою в Тарасикову лапищу вкладывает. — А теперь поцелуйте друг друга и будьте счастливы. А я присмотрю, чтобы мясо не пригорело!
Я хотела сказать, что я думаю о её дурацких подколках и общем поведении, но тут Тарасик меня поцеловал. И я обо всем забыла. А когда это блаженство закончилось, вокруг была полная кают-компания народа и все играли нашу свадьбу. И котята тоже!
Разве так можно? Без фаты, без красивого платья, в штормовых штанах, флиске и трекинговых ботинках. То есть, не совсем без фаты, вместо неё белую флисовую полоску пристроили. Олежкину, кажется! Разве я так мечтала замуж выйти? Да я невестой побыла каких-то пять минут! Ну или немного подольше! Это же неправильно.
Я всё хотела возмутиться, но мне каждый раз затыкали рот поцелуем!
И в итоге мы с Тарасом оказались вдвоем в моей же со Светкой комнате. А эта ехидна, когда все уже ушли обратно, всунула в дверь голову и напела издевательски:
— Ребят, вы только предохраняйтесь, ладно. Чтобы эксперименты по родовспоможению в экстремальных условиях на обезьянках ставить.
И смылась прежде, чем я успела ей хоть что-нибудь ответить. И Тарасу ничего сказать не успела, он опять меня целовать начал. А у меня от этого крышу сносит. И голова кружится. И хочется чего-то странного… И я даже знаю теперь, чего именно!
Потому что я теперь — замужняя дама! С ребенком на руках. Чужим. Неандертальским. И пятью здоровенными котятами. А чертов Бульба сам виноват! Думать надо было, прежде чем на себя такую обузу взваливать.
И всё это так здорово!
Приписка на полях
Любовь моя, если ты не хотела, чтобы я это читал, не стоило прятать листок у меня на подушке.
Приписка под припиской
А ты не читай мою личную переписку, даже если найдешь! Теперь, как честный человек, ты обязан на мне жениться!
Приписка под припиской под припиской
Так я вроде того… Уже!
Ночь на 15 августа нулевого года. Кордон
Колька стоял посреди бескрайней степи, больше напоминающей каменистую пустыню, и пристально вглядывался в приближающегося врага. А посмотреть было на что. Длиннолапые короткомордые медведи, по сравнению с которыми матёрые гризли сошли бы за безобидных медвежат. Буйволы размером с носорога с грозно искривленными рогами, на каждый из которых можно было бы нанизать лошадь. Собственно носороги, мохнатые, огромные, куда больше буйволов, с носами от пиратских шхун. Огромные косматые горы с хоботами, лишь по недоразумению называемые мамонтами, с ещё более косматыми наездниками на головах. Птицы, похожие на убитого Олегом орла, но совершенно других размеров. Считать не требовалось, достаточно было слова "много". Очень много. И у всех, людей и животных, были глаза убитого Колькой врага, того самого дикаря с дубинкой, так напугавшего Заварзина в его первой схватке.
Всё это полчище неумолимо надвигалось на одиноко стоящего человека, судорожно сжимавшего копьё из бивня мамонта. Колька никогда не держал в руках не только мамонтовых бивней, но и поделок из слоновой кости. Он и мамонтов-то впервые увидел в позавчерашней экспедиции. Но твердо знал: копьё сделано именно из бивня волосатого гиганта. А ещё он знал, что непобедимую армаду, перекрывающую степь от горизонта до горизонта, необходимо остановить. И что от этого зависит всё. Без расшифровки, без объяснений. ВСЁ. Он только не знал, как это сделать, и готовился к бою, как молитву повторяя про себя: "Я не струшу! На этот раз я не струшу!". Копьё в руках вдруг начало размягчаться, всё больше напоминая… Приличных сравнений в голову не приходило. В отличие от хозяина, оружие не хотело драться. Колька же упрямо готовился принять бой и умереть, ни на что не рассчитывая и ни от кого не ожидая помощи.
Но она пришла. Сначала донеслось пение. Суровая ритмичная мелодия была очень знакома, а вскоре стали различаться и слова. Колька оглянулся.
Они шли клином. Знаменитой рыцарской свиньей, принесшей тевтонцам немало побед. На острие вышагивал Хома в кожаном подгузнике и белой флисовой (да-да, той самой, со свадьбы) головной полоске, украшенной орлиными перьями. Над плечом — хищное жало нагибаты, в руках — точная копия бульбиного оленебоя. За младенцем, скаля клыки, шагали Пузик и Снежок, на ходу поигрывая могучими мышцами. Основание клина составляли девчонки. Кошечки. Изящные и грациозные, но от того смотрящиеся ещё более смертоносными. Над строем гордо летел ни к чему не прикрепленный транспарант с надписью "Мы, мля, верхнее звено в пищевой цепочке, нах!"