Туман войны (СИ) - Курамшина Диана. Страница 18

Здесь же нашёлся и господин Сурин. Аристарх Петрович был так мне рад, что тут же занялся организацией чаепития, пока мы с Семёном Матвеевичем обсуждали организацию нашей будущей работы.

Господин Сушинский также не скрывал своего желания, чтобы я оказалась подальше от города, к которому подходит неприятель. Потому мне было поручено подготовить перевалочный пункт подальше от будущих боёв.

К моей радости, Семён Матвеевич согласился с моим мнением, что разворачивать большой госпиталь внутри городских стен не дальновидно. На месте, солдатам лекарские помощники будут оказывать только первую посильную помощь. Затем, тяжелораненых следовало отправлять к врачам, которых необходимо было расположить у выезда из города.

Далее, в дело вступал развозной госпиталь, отвечающий за последующую обработку ран, перевязку, питание и естественно, перемещение к месту дальнейшего пребывания пациентов.

Господин Сушинский очень внимательно выслушал рассказ о нашем опыте вывоза раненых из Могилёва. Идея предварительной подготовки ночной стоянки его впечатлила. Весь оставшийся вечер Павлу пришлось рассказывать о своих новшествах.

Глава 10

7 августа 1812 года

Опять дорога… и снова я в сопровождении моих татар и остатков инвалидной команды следую теперь уже в сторону Можайска. Сейчас мы находимся в авангарде поспешно отступающих войск, так что ни о каком медленном движении не может быть и речи. Останавливаемся ненадолго лишь в самое пекло, а затем опять в путь. Во время подобных коротких передышек, вокруг всё чаще появляются небольшие холмики, становившиеся для некоторых «последним приютом».

В дороге я почти всё время спала, приходя в себя от всего произошедшего за эту неделю. И лишь небольшой навес над бричкой, сооружённый по наказу Павла, не давал мне с моими подопечными «изжарится» на солнце…

Всё началось с того, что второго августа Багратион, оставив дивизию Неверовского [40] «держаться до последнего» под Красным, прибыл наконец-то в Смоленск. Встреча с Барклаем, свидетелем которой случайно оказались мы с «провидцем», зашедшие в канцелярию утвердить будущее расположение врачебных пунктов, поразила нервозностью и неприятием.

Город напоминал разворошенный пчелиный улей с двумя «королевами». Дело в том, что главнокомандующего как-такового не было. Ни Петр Иванович, ни Михаил Богданович, назначение так и не получили. Один командовал «второй», а другой «первой» западной армиями. По сути, в войсках случилось двоевластие. Оно ещё отягощалось и тем, что многие «намекали» Багратиону, что раз он командует только «второй», то ему и следует подчиниться Барклаю. Всё это выливалось в некую личную неприязнь между военачальниками.

Дополнительным мотивом противостояния генералов послужило и то, что, подойдя к городу на два дня позже Барклая, армия Петра Ивановича не смогла найти «ни еды, ни воды, ни позиций». Именно по этой причине моего жениха пригласили в штаб к Багратиону, когда Павел предложил тому обеспечить «вторую» необходимой провизией с собственного склада.

«… со мной поступают так неоткровенно и так неприятно, что говорить об этом невозможно. Я никак не хочу становится рядом с этим министром [41]. Ради бога, пусть государь пошлёт меня куда угодно, хоть и полком командовать в Молдавию или на Кавказ, а здесь быть не могу. Да и вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого нет. Ей-богу, с ума свели меня от ежеминутных перемен… думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу…».

Пересказывал мне в тот же день пламенную речь Петра Ивановича, Павел. Но Багратиона по словам жениха, «додавили» и ему «пришлось признать главенство» Михаила Богдановича, что и отразилось на дальнейшей истории…

Как и в том, что Неверовский смог вывести из-под Красного лишь шестую часть от всего своего отряда.

Случилось так, что корпусу генерала Раевского поручили идти из Смоленска тем на помощь. А впереди корпуса надлежало выступить второй гренадёрской дивизии, но, ко всеобщему удивлению, эта самая дивизия три часа кряду не трогалась с места. Из-за чего Раевский ждал и терял драгоценнейшее время.

Как оказалось, причина задержки довольно банальна. Данной дивизией командовал генерал-лейтенант, принц Карл Мекленбургский. Накануне он бурно провёл вечер с приятелями, был пьян, утром проснулся очень поздно и только придя в себя, смог отдать приказ о выступлении. Будучи родственником государя [42], Карл был уверен в своей безнаказанности. Расстрел за этот «подвиг» ему не грозил. А потому принцу незачем было отказывать себе в развлечениях даже на войне.

Из-за его похмелья, помощь опоздала и остаток корпуса Неверовского с трудом отошёл к Смоленску устлав дорогу трупами русских солдат.

Произошедшее довольно бурно обсуждали в городе, хотя многие проявляли сочувствие принцу, считая причину его поступка уважительной.

Но вскоре всем стало совершенно не до сплетен. Четвёртого августа, с шести утра французские войска начали обстрел Смоленска. Заранее ожидая это, остатки нашего Могилёвского госпиталя уже находились за городом, ожидая раненых.

Мы расположились у речки, недалеко от крепостной стены. Учитывая мои предположения относительно количества будущих пациентов, наличие рядом текущей воды должно было стать большим подспорьем. С краю утоптанной площадки для меня и девушек на расстоянии друг от друга сколотили удобные высокие столы. К торцам приладили, заказанные Павлом по моей просьбе, высокие металлические стойки для ламп.

Увы, но мне оставили всего лишь десять человек из старой инвалидной команды. Остальных по распоряжению Виллие передали в помощь другим группам. Хорошо хоть удалось отстоять Гаврилу Федосеевича. Я настолько привыкла, что старший унтер без напоминания решал многие вопросы нашего «развозного» госпиталя, что просто не представляла, как буду справляться без него. Вот и сейчас, он организовывал костры, горячую воду, разделял привезённый женихом новый аптекарский запас.

Павел Матвеевич после беседы с Багратионом почти не появлялся. Только после начала обстрела он заехал ненадолго и всё время простоял со мной обнявшись, совершенно не реагируя на недовольство Ольги.

Спустя несколько часов начался первый штурм. Сражение то затихало, то набирало силу. В первое же затишье стали подвозить раненых. Но можно было сказать, что этот день прошёл спокойно.

Я даже лицезрела кавалькаду губернатора Аша, спешно покидающую город. А так, в течении всего дня рядом с нами не останавливаясь, «текла» людская река. Кто на телеге, а кто и пешком, жители покидали Смоленск. В глубоких сумерках из города вынесли икону смоленской божьей матери, а звон колоколов городских церквей сливался с треском падающих от обстрела зданий и гулом сражения.

Но мы мало обращали на это внимание. Было много раненых. Но хорошо организованная генерал-гевальдигером [43] служба, распределяла их почти равномерно между врачами, также как и я, расположенными в разных местах на выезде из города. А посему, к вечеру мы хоть и чувствовали себя уставшими, но не потеряли никого из пациентов. Впрочем, самое «горячее время» началось с четырёх утра следующего дня.

Пятого августа штурмы следовали один за другим до самого вечера. При этом каждый начинался с яростной канонады. К ночи многие части города были полностью охвачены пожарами. Столбы дыма повсеместно поднимались в и так жаркое небо.

Но всё это прошло мимо меня. Как только достаточно рассвело, мы смогли приступить к работе с ново привезёнными. С этого момента и до самой темноты, когда даже свет лампы уже не давал возможности оперировать, я не отходила от стола. Ольга пыталась кормить меня в те моменты, когда я мыла руки и свой незаменимый фартук, после очередного пациента. Пользоваться столовыми приборами самой, банально не хватало времени и сил.