Туман войны (СИ) - Курамшина Диана. Страница 45

Из тюрьмы часть заговорщиков отправилась арестовывать архиканцлера де Камбасера и министра полиции Савари. А чуть позже взяли под арест начальника особого отдела министерства полиции по раскрытию заговоров — Демаре.

Другие же занялись верхушкой администрации. Настоящий комендант Парижа, генерал Юлен бездоказательно в смерть императора не поверил, и сдавать власть не собирался. В своё время он учувствовал ещё во взятии Бастилии, и потому был закалённым во всяких политических осложнениях бойцом. Тогда «Лямотт» просто выстрелил коменданту в голову. Молэ нужны были лишь настоящие печати. Поставив их на необходимые документы, он отправился в казармы регулярных войск и передал «приказы» взять под охрану Сенат, казначейство, городские заставы. Сам же поспешил в здание комендатуры, как новый начальник. Так за несколько часов ему удалось захватить власть в Париже.

Заместителю коменданта, полковнику Дусэ, тоже собирались предложить должность бригадного генерала. Но… тут фортуна отвернулась от Молэ. В кабинете Дусэ находился штабной полковник де Ляборт, предыдущим утром сам видевший письма императора, пришедшие с эстафетой, помеченные позже 7 октября — даты, которая указывалась как смерть Бонапарта. Кроме того, офицер признал в генерале «Лямотте» известного республиканца, что должен был быть «отрезан от общества». С помощью вызванных полицейских Молэ связали и поместили под стражу.

Дусэ тут же издал свои приказы — всем войскам вернуться в казармы. Заговорщики потихоньку арестовывались. В итоге, задержали более двадцати человек. Стремительно организованный военно-полевой суд приговорил их всех к расстрелу. Но императору ещё долго боялись сообщать о произошедшем.

Узнав об этой истории, в российской армии бурно обсуждалось, как могло подобное случиться во Франции, где Бонапарт ввёл «закон и порядок»? Как сбежавший из скорбного дома человек, мог за ночь захватить власть? Ведь никто из поверивших чиновников не задумался о том, что «по закону», в случае смерти Наполеона корона переходила его сыну, под регентством Марии-Луизы. Никто даже не мог себе представить, что испытывал при этом сам Бонапарт. Явно, что более задерживаться он не планировал. В любой момент столь тяжело создаваемая им империя могла развалиться.

Но не все новости, рассказываемые добровольными пленными, были столь анекдотичны. Один из них сообщил, что основные войска направятся к переправе, а оставшейся в Могилёве армии приказано сжечь город и догонять их на марше.

В штабе недолго раздумывали над данной информацией. В итоге, светлейший приказал отряду подполковника Давыдова и калужскому ополчению генерала Шепелова подойти к городу с северной и южной сторон, а отряду Гудовича, после переправы через Днепр двинуться к Белыничам. Непосредственно освобождением Могилёва поручили руководить генералу Адаму Петровичу Ожаровскому. Павел со своей группой тоже решил учувствовать в этой кампании. Как я не уговаривала, меня оставили при Виллие.

Вечером двенадцатого ноября операция с успехом завершилась. Военные магазины с большими запасами продовольствия и фуража оказались в руках русской армии. Для охраны было решено оставить только ополчение Шепелова, остальные же вернулись в лагерь.

В штабе русской армии всё чаще бушевали бури. Всем становилось понятно — Кутузов старается выпроводить Наполеона из России, без лишних боёв. И хотя Беннигсен уже не мог портить кровь главнокомандующему, Вильсон всё ещё присутствовал. Ежедневные язвительные письма англичанина, отправляемые им Александру Павловичу, были полны ненависти и обвинений светлейшего в измене, с требованиями незамедлительно начать следствие. Всё это приводило к тому, что государь писал Кутузову в довольно нелицеприятной форме: тот лишает российского императора титула «освободителя, разгромившего Наполеона».

Меня постоянно вызывали к светлейшему после прочтения им этих писем. Приходилось бороться с поднимающимся давлением. Но даже подобное не могло поколебать решений Кутузова.

Но не только у Александра главнокомандующий не находил поддержки. Многие те, кто искренне его любил, просто не понимали логики его решений. Особенно после сражений у Красного.

Русские войска к Смоленску не подходили, а сразу от Ельни направились к небольшому городку юго-западнее, наперерез отступающим к Березине французам.

Наполеон постоянно маневрировал, вроде наступая, но в основном, не двигаясь с места. Он ждал маршала Нея, который последним покидал Смоленск. Все были уверены, имей светлейший хоть небольшое желание, Бонапарт был бы разбит. Его вполне можно было взять в «мешок». Однако Кутузов не отдавал подобных распоряжений.

Потоптавшись пару дней у Красного и придя к мысли о смерти маршала Нея, Наполеон ушёл к Орше.

— О нет, милые барышни, — заявил нам по возвращении Давыдов, уже по привычке присоединяясь к жениху, — справедливости ради нужно назвать это не сражением, а трехдневным поиском голодных, полуодетых французов. Подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды, вроде моего, но не главная армия. Целые толпы врагов при одном появлении небольших наших групп на большой дороге поспешно бросали оружие.

— Наполеон пытается спасти остатки своей армии, — поддержал разговор Павел, — это своего рода отбор: погибли в бою или сдались в плен наименее боеспособные, которые просто не могли уже поспеть за уходящими частями.

Но Ней всё-таки выжил. Как нам рассказали, он пытался с боем вырваться из окружения, хотя русские соединения постоянно отбрасывали его обратно к лесу. На предложение сдаться тот ответил: «Вы, сударь, когда-нибудь слыхали, чтобы императорские маршалы сдавались в плен?»

Подкрепляя слова делом, он решил идти сквозь заснеженный лес, без дорог, бросив артиллерию. За лесом был Днепр, который маршал надеялся перейти. И перешёл… потеряв при этом более двух тысяч человек из бывших с ним трех тысяч. А на берегу ещё оставались тяжёлые телеги с больными и раненными, женщинами и детьми, которые следовали за отступающей армией от Москвы. В отчаянии некоторые возы тоже попытались переправиться, но лёд под ними подломился, и вода поглотила несчастных.

Этих оставленных на произвол судьбы и привёл к нам Давыдов. Думаю, мужчин он бы бросил, но заплаканные отрешённые женщины с маленькими детьми на руках… Они так и появились в лагере. Двигающиеся как куклы, молча падающие от усталости под сильным снегом. Если бы не казаки, они бы так и остались умирать в сугробах, обессилев. Те, кто ещё могли, вели лошадей, тянущих телеги, на которых лежали раненые и дети.

Все они — жёны и любовницы солдат и офицеров отступающей армии. Привезённые на телегах раненые потому и выжили, что за ними ухаживали любящие руки. Все прибывшие были с семьями.

Перво-наперво для них сварили жидкую похлёбку. Из-за постоянного голода у всех были проблемы с желудком и кишечником. Затем баня и поголовное бритьё волос. Ни вшей, ни тифа нам в лагере было не нужно.

Я отдельно осмотрела детей. Им было отведено более тёплое место. Инвалиды даже обещали соорудить хорошие сани для удобства.

— Мадмуазель Луиза, — обратился ко мне Виллие, — нам было поручено организовать госпиталь в Могилёве. Это же ваш город, если мне не изменяет память?

— Да, Ваше превосходительство. Я служила там под руководством господина Сушинского.

— Так вот, барышня, раз город освободили, вы отправляетесь туда.

— Но…

— Это единственный ближайший уцелевший город. Сейчас в него будут свозиться все раненые.

— Кого вы хотите поставить начальником?

— Так вас и назначим!

— В смысле меня? Но…

— Все необходимые документы по назначению получите перед отъездом. Вы показали себя преотлично во время кампании. А сколько нового я сам открыл для себя! Вы, барышня, как время найдёте, напишите обо всех ваших новшествах и приезжайте в столицу. Докторскую степень получите наверняка.

— Яков Васильевич, а будут ли мужчины мне подчиняться в госпитале?

— Дело в том, баронесса, что врачей для вас у меня нет.