Атомный перебежчик - Тамоников Александр. Страница 7

Петтер пошел первым, чтобы торить лыжню. Мэрит двигалась по его следу размашисто, стараясь не сбивать дыхание. Она бежала так, как ее учили еще в детстве отец и старший брат. Сегодня солнца не было, и его лучи не слепили глаза. Несколько раз Петтер останавливался и поднимал руку с зажатой в ней лыжной палкой. Девушка тоже прислушивалась, стараясь дышать тише, чтобы стук в ушах не мешал слышать. Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди. Мешали скрип снега и свист ветра. Вряд ли здесь кто-то мог быть, кроме их двоих. Хевард знал эти места, он полагал, что наверх подняться можно только из долины.

– Все, вот здесь. – Остановившись, Петтер показал лыжной палкой заметную тропу на противоположном склоне узкого горла долины. – Мы прошли от начала тропы сто метров. Сейчас под нами карниз и пулеметные точки нацистов. Здесь самое узкое место.

Мэрит и Петтер сняли рюкзаки, потом сбросили лыжи и двинулись к краю обрыва. В плотном слежавшемся снеге удалось сделать глубокую яму. Потом лопатка заскрежетала по камням. Петтер начал руками выковыривать и отбрасывать камни, стараясь углубиться еще больше. Чем глубже удастся заложить заряд, тем эффективнее будет взрыв. Мэрит легла рядом на живот, чтобы помогать, но брать отослал ее:

– Не надо, я сам все сделаю. Отойди вон туда повыше по склону. Может, Хевард действительно эти места знает, но лучше быть осторожными. А если немцы сами захотят к нам в тыл пробраться? Вдруг они нашли тропу, о которой не знает наш командир?

Девушка послушно отошла выше по склону, снимая с ремня «шмайсер». Она легла на снег и стала смотреть по сторонам. Только камни, только снег и чахлые замерзшие кустики. Сзади – тропа, по которой можно спуститься в долину, справа – обрыв, впереди и слева, насколько хватало глаз, – только скалы. А может быть, и правда вот там, левее, есть проход и тропа, спускающаяся вниз с этих скал. Может быть, там пологий склон, такой же, по какому недавно она поднималась с братом.

«Надо посмотреть», – решила Мэрит и поднялась.

Петтер работал сосредоточенно, укладывая взрывчатку из двух рюкзаков, разматывая бикфордов шнур. Он делал все быстро и точно, как его учили советские специалисты. И не сразу понял, что сестра ушла. То, что случилась беда, Петтер понял только тогда, когда прозвучала первая автоматная очередь.

Резкий женский крик, короткая сухая автоматная очередь, потом еще одна, длинная. Петтер обернулся. Мэрит лежала, вжавшись спиной в каменную стену, и стреляла короткими очередями, стиснув зубы. А гитлеровцы обходили ее с трех сторон. Они действовали умело. Стреляли, перебегали, тут же падали в снег и отползали в сторону. Петтер прикусил от злости губу. Убитых было, кажется, всего двое и, может быть, еще двое раненых. Но живых немцев было гораздо больше. Человек пятнадцать. А может быть, снизу, откуда их не ждали, идут еще.

Страх сковал все тело. Не за себя – за сестру. Чтобы спасти ее, он мог сделать лишь одно. Пока еще был свободен путь. Петтер закричал что было сил:

– Мэрит, по тропе назад! Быстро! Я тебя прикрою!

И, приготовив гранату, он лег животом на снег, разложил железный приклад «шмайсера» и стал наводить мушку на темные фигуры немецких солдат. Петтер стрелял короткими расчетливыми очередями, с удовольствием глядя, как падают и замирают на снегу враги.

Сестра послушалась. Она быстро огляделась по сторонам и, дав еще пару очередей, бросилась вниз. Упала, поползла и снова вскочила, метнувшись за камни. «Молодец, девочка, умница», – мысленно повторял Петтер и продолжал стрелять. Сейчас закончится один рожок с патронами, но другой, полный, он вставлять не станет. Пусть подойдут, пусть подумают, что я убит или ранен. Для Мэрит они уже не опасны.

Автомат в его руках замолчал, партизан отложил его, взял гранату и выдернул чеку, продолжая прижимать предохранительную скобу. Он видел, как немцы переглядываются, переговариваются между собой. И сестра смотрит на него своими большими голубыми глазами. Она ничего не понимает. «Бедная девочка, глупышка моя. Все будет хорошо, снова страна станет свободной и счастливой. Поверь мне».

Немцы приближались. Они почти не таились и шли, пригнувшись, но уже не падая в снег. Скорее всего, они подумали, что у него кончились патроны. А эти двое партизан – беглецы, которые попытались выбраться из западни, бросив свой отряд в долине. Пусть думают.

– Мэрит! – крикнул Петтер, прикидывая расстояние, на которое к нему подошли гитлеровцы. – Мэрит, передай бабушке, что я люблю ее! Позаботься о ней, не оставляй! Кроме нас с тобой, у нее никого нет. Кроме тебя, Мэрит! Прости меня, сестренка, и прощай!

Девушка с ужасом слушала слова своего брата, она вцепилась пальцами в ледяные камни и смотрела на Петтера, который лежал в снегу возле выкопанной ямы. Немцы все ближе к нему. Она схватила автомат, нажала на спусковой крючок, но оружие издало только тихий щелчок. Сильная неизведанная паника вдруг охватила Мэрит. Чувство приближения чего-то ужасного, чему она противостоять не в силах. То, чего она не сможет остановить и предотвратить. Девушка хотела вскочить на ноги и броситься к брату, потому что гитлеровцы подошли уже почти вплотную, наставив на лежавшего ничком партизана автоматы. Сестра даже успела подняться на ноги, и тут раздался взрыв.

Мэрит показалось, что вздрогнули скалы вокруг, что весь полуостров вдруг вздрогнул как от боли. Ее сердце в долю секунды сжалось и остановилось от ужасного зрелища. В том месте, где только что лежал ее брат, взметнулся фонтан камней и снега, все это было разбавлено расплавленным огнем и окутано серым дымом. И тут же на месте взрыва поднялось страшное серо-белое облако снега и дыма. И весь скальный козырек рухнул вниз! В дымке мелькнули тела немецких солдат, поехал снег.

Девушка страшно закричала, прижимая кулачки к груди, она смотрела туда, где исчез Петтер, и кричала что есть сил. Она даже не испугалась, что снег поехал и под ее ногами. Девушка упала на спину, ударившись затылком о камень, и полетела вниз, в темноту, теряя сознание.

Капитан 3-го ранга Морозов сдвинул шапку на затылок и ловко перепрыгнул на борт катера. В том, как моряк расставил ноги, как принял устойчивое положение во время качки, как умело держался за леера, чтобы не шататься из стороны в сторону вместе с суденышком, чувствовалась морская выучка.

– Моя задача – подготовить вас к высадке, – сказал Морозов. – Навыки вам дать. А дальше уж сами.

Шелестов и Сосновский должны были высаживаться с подводной лодки. Субмарина Северного флота должна будет обойти Скандинавский полуостров и высадить диверсантов на резиновой лодке с подвесным мотором примерно в десяти милях от берега. Вторая часть группы, Буторин и Коган, должны были двигаться по суше. Им предстояло миновать передовую на участке 14-й армии в Заполярье и пешком, через территорию северной Финляндии, выйти в район Скоганварре, где их ждал связник от норвежских партизан.

– А что тут сложного, разве что вода холодная? – спросил Сосновский, одетый, как и все, во флотскую форму без погон и меховую кожаную куртку.

– Вода, говорите? – усмехнулся Морозов, ловко балансируя в покачивающемся на легкой волне катере. – Тут все холодное, дорогой товарищ, и вода, и воздух, и камни, и сталь, и даже древесина. И человек за несколько секунд тоже превращается в камень, если не повезет. А не повезти может, если не получите навыков. Замерзшие руки плохо слушаются, пальцы замерзшего человека плохо работают и не удержат даже ложки, не то что оружие или свой вес. У замерзшего человека теряется координация, снижается наблюдательность, замедляются мыслительные процессы, сердцебиение, появляется сонливость и слабость. А это в условиях Заполярья – верная смерть.

– Ладно, – согласился Буторин. – Считайте, что напугали. Давайте учиться.

– Ну, давайте, – снова усмехнулся Морозов.

Уже через два часа оперативники поняли, почему капитан второго ранга все время усмехался. Закоченевшими пальцами никто из них не мог завязать или развязать узел, никто не мог подняться по железной лестнице, перезарядить оружие. Они учились не замерзать, учились беречь тепло, учились отогреваться в любых условиях. Согревать не столько конечности, сколько собственные внутренности. «Тепло должно быть внутри», – твердил Морозов.