Танцующая в неволе (СИ) - Перова Алиса. Страница 18

– Слушаю вас, Александр Андреевич.

– Это Евгений Александрович,  – раздался в динамике грубый ответ.

Какого чёрта? Пару секунд на осмысление, и я снова готова к диалогу.

– М-м-м, добрый день, юноша, – промурлыкала я таким голосом, от которого даже по каменным стенам пробегают  мурашки, – неужели у Вас ко мне какое-то дело?

Я перешла в спальню и прикрыла за собой дверь, избегая Риммочкиных чутких ушей.

– Почему ты сбежала? – Мой собеседник, вероятно, устойчивее каменных стен. Подобным тоном выносят приговор, и стены от него покрываются инеем. – Ты просто меня использовала?

Похоже на бред влюблённого подростка после первого быстрого секса, только голос не увязывается с содержанием.

– О чём ты, малыш? Разве не этого ты хотел, когда ввалился в женский туалет? – Я легла на кровать и добавила в голос мурлыкающие нотки: – Я была слегка на взводе, а ты принёс успокоительную пилюлю. Кажется, мне тогда помогло.

– Кажется? – вот теперь я слышу эмоции – это обида и негодование. – Тебе ведь хорошо было, Диана!

– А я и не жалуюсь, – не стала отрицать.

– И почему же ты тогда сбежала? 

– Женечка, я опаздывала на самолёт, просто рабочий момент и ничего личного. Извини, что не попрощалась.

– Значит, у нас был случайный перепих? И ничего личного? – Сейчас в его тоне почти угроза.

– Послушай, малыш, я предполагала, что каждый из нас получил своё и остался доволен. Честно говоря, я не ожидала претензий, – прислушалась к неровному дыханию в трубке. – Но впредь буду с тобой осторожнее.

Кажется, я слышу скрип зубов или это помехи на линии?

– Скажи, Диана, что сделал Соболев Артур? – вопрос заставил меня напрячься. Почему я от него слышу это имя?

– Артур Соболев?  – я заставила себя произнести ненавистное имя ровным тоном. – Напомни, кто это?

– Твой брат, вероятно, – последовал незамедлительный ответ.

Ах вот даже как – мальчик собрал информацию. Ну что ж, ожидаемо. Надо бы ему возглавить службу безопасности в своей компании.

– Здесь у меня нет родственников, – жёстко ответила я.

– Ладно, я говорю про того урода, которому ты в ресторане пыталась ампутировать яйца.

– Иногда, Женечка, увлекаясь танцем, я бываю такой неловкой.

– Не надо играть со мной, детка, танцуешь ты очень даже ловко. И ты прекрасно понимаешь, о чём я спрашиваю. Что он сделал? – вопрос прозвучал  настойчиво и так, будто он точно знал ответ. Но он не мог этого знать, никто не мог, ведь сам Артурчик о таком не расскажет.

– Этот Артур был плохим мальчиком, – выдала я капризным тоном оптимальный ответ.

– И что он сделал?

Заело его, что-ли, на этом вопросе?

– Он просто не нравился мне. И ты, малыш, сейчас тоже рискуешь перестать мне нравиться. А ведь ты помнишь, какой я бываю неловкой?

– Но ты ведь хотела меня, Диана, – прозвучало уже менее уверенно.

– Именно, хотела. И тогда же получила.

Для меня разговор перестал быть интересным.  Я поднялась с кровати, полная решимости свернуть этот бесперспективный диалог.

– Я хочу тебя видеть, Диана.

– Советую тебе забыть мой номер. Ты же не хочешь, чтобы номер твоего отца попал в чёрный список?

– Сука!

– И горжусь этим, малыш.

Я сбросила вызов. Не скажу, что звонок поверг меня в смятение, но радости точно не добавил. Не думаю, что мальчишка звонил с разрешения отца, скорее всего, воспользовался мобильником родителя втихую. Тогда и не следует пока волновать Ланевского-старшего.

*****

Обед Риммочке удался на славу, и моё раздражение улетучилось. Насытившись, я подумала о Владе – голодный, наверное. При воспоминании о нём на душе потеплело, и я осознала, что хочу его видеть.  Непривычные ощущения, однако.

После обеда Римма устроила мне экскурсию по моей жилплощади, показывая, куда разложила покупки, и постоянно извиняясь за инициативу. Я лишь отмахивалась на её раскаяния и удовлетворённо кивала, осматривая свою сияющую чистотой квартиру. Молодец девчонка – шустрая, деятельная, не капризная и не занудная. Я вдруг подумала, что она была совсем юной, почти ребёнком, когда попала в кабалу к своему шефу, а обстоятельства, которые вынудили её влететь в эту клетку, были таковыми, что обвинять девчонку в глупости было жестоко с моей стороны. Не то чтобы мне стало стыдно, но мои умозаключения вытеснили все негативные эмоции по отношению к Римме, пожалуй, кроме привычной осторожности. Общение с ней было приятным, что тоже непривычно. Я давно оградила себя от дружеских коммуникаций с представительницами общества гремучих змей, к коим я  убеждённо отношу всех женщин от четырнадцати до семидесяти лет. Исключением была лишь моя Дашка, к слову, та ещё змея, но родная и любимая. Не сказать, чтобы я избегала женского общества. Напротив, по роду своей деятельности я контактировала с ними довольно часто с видимой непринуждённостью, но всегда дистанцируясь эмоционально. Это и было действенным противоядием на протяжении многих лет. С мужчинами иметь дело всегда было проще, они были понятны и предсказуемы. Иными словами, я давно научилась их готовить, а они в подавляющем большинстве были для меня легкодоступными и удобоваримыми.  Женщины же вызывали у меня сильную изжогу. Риммочку я подпустила чуть ближе и оставила для неё небольшую лазейку в моём эмоциональном щите. Вероятно,  пожалею об этом, но решение я уже приняла и не в моих правилах его менять.

Звонок домофона заставил меня удивлённо вскинуть брови, а Римму вздрогнуть от неожиданности и страха.

– Это Соколов, – испуганно пискнула она.

– Ну и пусть, что ты дёргаешься? – сказала я беззаботно, чтобы успокоить девчонку, хотя чёткого плана по её освобождению у меня пока не было.

Это оказался всего лишь курьер, доставивший цветы. Красивый букет из девяти крупных белых роз с зелёными прожилками занял место в моей спальне, разместившись в роскошной китайской вазе, приобретённой мной так предусмотрительно и своевременно. Цветами мужчины баловали меня довольно часто, но вот радовали редко. Я не была большой оригиналкой, предпочитающей редкие сорта орхидей или полевые ромашки. Я банально любила розы и признавала только белые и бордовые. Но одаривали меня преимущественно алыми и, к моему разочарованию, розовыми.

Однажды один пылкий поклонник преподнёс мне букет гвоздик, а я, ощутив себя почившим ветераном, даже не попыталась выглядеть благодарной. Тогда моя реакция сильно оскорбила мужчину, но я ничуть не мучилась угрызениями совести. А ведь красная гвоздика символизирует страсть, но у меня всю жизнь эти цветы ассоциируются с Днём Победы, ветеранами и погибшими воинами. Да простят меня флористы. И уж меньше всего, если следовать языку цветов, мне подходят мои любимые белые розы – символ чистоты и невинности. Где я – и где невинность. Но Влад, вероятно, думал иначе либо у него просто хороший вкус. Ведь этот прекрасный букет был именно от него.

– Ой, какая прелесть! Как же мне нравятся белые розы. Это Вам Влад прислал? – Римма с искренним восторгом разглядывала букет и на мой утвердительный кивок заметила: – Он Вас очень любит, это сразу видно. Он так на Вас смотрит! И вы очень красивая пара. А мне такие цветы дарил Андрюша, – она мечтательно улыбнулась.

– Андрюша? Это, случайно, не тот могучий орк из охраны Соколова? – насмешливо поинтересовалась я.

– Ну, не такой уж он и орк. – Римма натянуто улыбнулась, но в её голосе я уловила обиду. – Он очень добрый и хороший.

Ну, надо же – Андрюша. Этому бугаю вполне подошло бы имя Арнольд или Геракл, а он Андрюша.

– И что у тебя с этим Андрюшей? – спросила я, не собираясь извиняться за «орка».

– Ничего, конечно, – грустно ответила девушка и так тяжело вздохнула, что сразу стало понятно, насколько это досадное упущение.

– А твой романтичный воздыхатель в курсе ваших отношений с боссом?