Танцующая в неволе (СИ) - Перова Алиса. Страница 62

Очередная китайская мудрость грозит уничтожить мою нервную систему.

– А Реми ты, значит, любишь и вчера и завтра?

– Всегда. Но говорить о нём с тобой я не собираюсь.

– А придётся. Он в курсе, что кроме него доступ к твоему телу имеют и другие?

– Замолчи! Ты просто не понимаешь, о чём говоришь. Этот мальчик не может иметь никакого отношения к тем словам, что ты произносишь. Он мне очень дорог, но совершенно в другом смысле, и я не собираюсь обсуждать это с тобой. Тебе стоило какое-то время подождать и многое для тебя стало бы понятным.

– Чего ещё мне подождать? Когда мои рога начнут ветвиться? Утешает только, что у твоих иностранцев тоже по комплекту имеется.

– Ты меня не слышишь, Влад, остановись. Не поддавайся эмоциям, просто поверь, что всё совсем не так, как ты себе придумал, – Диана грустно улыбается и добавляет: – И не так, как подумала я.

Какой-то, очень крошечный, но мудрый участок мозга призывал меня заткнуться и подумать. Но я вспомнил, что через несколько часов эта женщина может стать моей женой, а я, так и не выяснив правды, отращу третий рог во лбу и поборюсь за первенство в номинации «муж-многорог».

– Скажи, – заговорил я почти ласково, – а фото этого Реми есть в твоём телефоне?

– Конечно, и очень много. – Привычная маска стервы вернулась на лицо Дианы. Кажется, она поняла, что я не намерен сдаваться, и вступила в борьбу.

– Он как, красивый парень? – На хрен я, мудак, это спросил.

– Самый красивый! – Это был уже вызов.

– И он тебе дорог?

– Больше всего на свете, – прищурившись, отвечает Диана. – Влад, я в последний раз предупреждаю, не суйся, куда не звали. И не вплетай в свои  пошлые фантазии Реми и Феликса.

– А-а, так это я пошлый? Да я по части пошлых фантазий младенец в сравнении с тобой.

– Нашёл чем гордиться, – злобно ухмыляется эта стерва, чем выбивает упоры из-под моих катков.

– Куда уж мне до твоего опыта. Надеюсь, твой Реми всё о тебе знает?

– Только то, что ему следует знать, он ещё слишком молод, – жёстко отрезала Диана.

А в моей памяти всплыло фото, на котором она и какой-то щенок держали зубами с двух сторон одну конфету. Одну маленькую, бл**ь, конфетку – ВДВОЁМ! Высокие отношения. И этот недомерок и есть Реми? Ему хоть исполнилось восемнадцать? Мне так не показалось.

– Значит, твой Реми не знает, как ты развлекаешься на исторической родине?

–  А это его совершенно не касается.

От такого цинизма у меня совсем снесло крышу.

– Отлично ты устроилась. Конечно, на такую сладкую наживку, как ты, легко поймать любого. А мелкого мышонка ты бережёшь пока? Кто он для тебя?

– Он для меня всё! Он моё сердце, моё солнце! – на губах Дианы заиграла мечтательная улыбка. – Он моё всё, и за него я умру и убью за него. И никто не имеет право полоскать его светлое имя своей грязной пастью.

– Грязной пастью, говоришь? А бедный лошок знает, как легко ты раздвигаешь ноги и как смачно отсасываешь, лживая сука?

Это я сейчас сказал? Вслух?!

Невесть откуда взявшееся здравомыслие уже вооружилось строительным степлером, чтобы заткнуть мой рот. Только в какой заднице оно было минуту назад? Зато на лице Дианы ни один мускул не дрогнул. Может, она меня не услышала?

– Думаю, мне полезно было это послушать. А сейчас уходи, – тихо и безэмоционально сказала она, подтверждая, что прекрасно расслышала каждое моё слово.

– Да кто этот грёбаный щенок, ради которого ты готова всё разрушить между нами? – мой крик души прорвался свозь здравый смысл. А из горла моей хладнокровной сирены вырвалось шипение и рычание одновременно:

– Ещё одно слово и я вырву твой мерзкий язык, – она двигалась на меня, а в её почерневших глазах сверкали огненные всполохи. – И больше никогда своим поганым ртом не смей произносить имя моего сына.

– Чт-то? – сдавленно просипел я и в этот момент взорвался мой мозг и глаз.

– Вон! – короткая команда сотней ядовитых дротиков врезалась в мозг.

Моё лицо обдало жаром, и из спальни я едва ли не кубарем выкатился.

Пришёл в себя я спустя какое-то время, сидя на полу, привалившись к стене. Рядом со мной валялись Дианины джинсы. Виски, затылок и левый глаз болели нещадно. Что она со мной сделала? Надо срочно проветриться. Только вещи мои в спальне, а туда возвращаться… Нет, не сейчас.

Напялил на себя гостиничный халат, туфли на босу ногу и куртку. Уже на выходе из номера, подумал, что Диана в таком взвинченном состоянии может сбежать. Она ведь всегда сбегает. Подобрал её джинсы, снял пальто и, прихватив сапоги, покинул номер.

*****

Да не может быть! Я нарезал уже десятый круг около своей машины. Она сказала – сын? Нет! Это невозможно. Начинаю вспоминать переписку. Ну да – никакого интима, но это никак не общение с ребёнком. И это как надо обожать свою маму, чтобы такое писать и ни разу не употребить слово «мама», зато слово «люблю» в каждом сообщении? Да херня это всё.

Или это у меня с мамой неправильные отношения? Она сколько раз говорила мне, что любит? А вообще, говорила хоть раз? А я ей говорил? Что-то я недополучил в какой-то момент своей жизни. Что я знаю о взаимоотношениях матери и сына?

Попытался вспомнить сообщения от своей мамы. Не смог и полез в телефон. «Позвони срочно Лерочке» и «Влад, положи папе деньги на телефон» – и это всё. И никаких люблю, целую, спокойной ночи и прочей лирики. Я, наверное, ущербный, либо Диана врёт. Но тогда какой смысл называть его сыном, и почему не братом? В брата я бы поверил. С радостью! 

Вернуться и прямо сейчас всё выяснить – вообще не вариант, уже довыяснялся. Диане надо остыть. Хотя, чтобы остыть после моих слов – нужна криогенная заморозка. А мне-то что сейчас делать? Если Диана не врала, а я сказал всё то, что сказал, то лучший выход для меня – повеситься в лесу. Но нежелательный.

Сын. Сын, бл**ь! Ка-аак? Если ей и правда двадцать восемь, то всё равно максимально возможный возраст сына ну-у-у… лет двенадцать, наверное. И то, если она его в шестнадцать родила. А тому пареньку с фото все шестнадцать, а то и больше. А с чего я вообще взял, что это именно он на фото?

Спустя ещё полчаса я уже вспомнил весь наш диалог, со всеми интонациями. И то, как Диана просила меня остановиться, и то, что я наговорил после этого. Сейчас я ненавидел себя так люто, что испытывать ещё большую ненависть по отношению ко мне могла лишь Диана.

Что, интересно, она сделала с моей головой? Это ментальная атака, что ли? Оказывается, девочка – закамуфлированный монстр. А я сам – тщательно закамуфлированное говно, и лучше бы уж она совсем оторвала мне голову.

Прихватив из машины Дианины вещи, я решительно двинулся к входу в отель. На колени падать уже поздно, но как всё выяснить и выпросить прощение? Чувствую себя, как кобель, который сильно покусал хозяина. Таких либо прощают, либо усыпляют. А если не один раз покусал?

Войдя в наш номер, я остановился и прислушался – абсолютная тишина. Я разделся, помыл руки и увидел себя в зеркале. Так, значит, мне не показалось, что моя нежная крошка засветила мне в глаз? Ну, не выдрала – и то хорошо. Я умылся холодной водой и пошёл к спальне. За дверью не раздавалось ни звука. А что я, собственно, ожидал – что Диана станет биться в истерике? Этого скорее от меня дождёшься.

Я реально боюсь входить. Может, сначала выпить таблетку от головной боли? А то ведь второй атаки я могу и не пережить. А вдруг Диана ушла? Я метнулся в ванную – второй халат висел на месте. А все вещи со мной, значит, идти ей не в чем. Я снова прислушался к звукам из спальни. Может, она уснула? Устала, перенервничала…

Я вспомнил, как она держалась во время моих нападок – даже обнажённая, Диана выглядела, как императрица на троне. От воспоминания и нестерпимого желания к ней прикоснуться заныло в паху. Затаив дыхание, я осторожно открыл дверь и…