Ледовая армия (СИ) - Погуляй Юрий Александрович. Страница 5
— Чего пялитесь? Чего ты уставился, пучеглазик? — обратился к кому-то вспыхнувший злобой воин.
Тот, кто сел рядом со мною, неуверенно кашлянул:
— Варг, ты это…
— Варг, прекрати, — сказал я.
Он был крепок. Наверняка умел владеть оружием и точно прекрасно управлялся с кулаками.
— Да вы тут все я смотрю бесстрашные? — солдат навис над столом, упершись сжатыми в кулаки руками в металлический лист. — Да? За тысячи лиг от войны смелости-то много, да?
Я встретил его взгляд и ухмыльнулся, направляя в расширенные зрачки воина накопившуюся безнадегу. Усиливая ее, распаляя. Заталкивая в жестокое сердце солдата, где язвочка отчаянья давно уже воспалилась и просто ждала своего часа. В каждом из нас находятся все чувства разом. Просто некоторые спят. Их нужно всего лишь растормошить.
Взгляд воина чуть затуманился, и Варг резко выпрямился.
— Да ну их, братцы. В задницу. Все равно подохнут скоро, — он развернулся и пошел к выходу. — Дурацкая идея была сюда идти. Я спать.
— Варг?! Эй, ты чего? — сидевший рядом со мною вскочил и поторопился следом за приятелем. — Варг?!
— В задницу. Достало все, — на прощание сказал тот и вышел.
Третий боец остался в напивальне один. Он внимательно посмотрел на улыбки завсегдатаев, знающих хитрости мастера Бауди, потом с подозрением взглянул на меня.
Я устало улыбнулся ему, несмотря на то что у горла застрял тошнотворный комок, как всегда бывает после таких игр с чувствами. Впрочем, еще на один удар меня бы хватило. Надавить на сомнения, впрыснуть в душу страх. Вариантов было несколько.
Я многому научился за месяцы пьянства. Губы солдата дрогнули, взгляд расфокусировался.
— Всего хорошего, — тихо проговорил он и, пошатываясь, вышел из напивальни.
— Томби, кружку лучшего пойла мастеру Бауди, за мой счет! — сказал кто-то, и зал ожил, заболтал, переваривая представление. Я чувствовал на себе бросаемые тайком взгляды, но предпочел их не ловить. В висках екало, и в такт с этим пульсировал собачий комок чуть выше солнечного сплетения.
Я прикрыл глаза, борясь с дурнотой.
— Привет, Эд! — за мой стол кто-то сел. Я сразу узнал этот голос из прошлого. Из тех времен, когда жизнь имела смысл.
— Привет. Сегодня слишком много людей.
Ему тяжелее всех пришлось. Он не мог просто сидеть и ждать. Ему обязательно нужно было что-то предпринимать, где-то крутиться. Паренек к восемнадцати годам прошел страшную школу жизни, но, удивительно, так и не набрался опыта выбирать путь осторожнее. Его все тянуло познакомиться с какой-нибудь новой гадостью. Я открыл глаза и посмотрел на Фарри.
Он сидел напротив, смотря на меня с какой-то смесью злости, воодушевления и брезгливости.
— Тебе что-то не нравится, Фарри?
— Я рассказывал тебе о Шарренвейме?
Фарри посмотрел по сторонам на темные деловито напивающиеся фигуры.
— Даже там этот кабак…
— Напивальня, — поправил его я. — Кабак — это слишком возвышено.
— Пусть так. Так вот даже в кварталах, где властвовал Воровской Закон, столь угрюмых заведений не было!
— Ты пришел сюда рассказать мне об этом? — я посмотрел поверх его плеча в дверной проем.
У выхода из напивальни стоял вооруженный мужчина в перевязанной ремнем алой рубахе. Он широко расставил ноги, уперев руки в бока, и старательно демонстрировал свое презрение ко всем находящимся в благостном заведении. Неприкасаемый по прозвищу Буран в принципе не любил людей, и я не мог понять, почему он всюду таскался за Фаррианом ан Лавани, бывшим воришкой, бывшим рабом, бывшим моим другом…
— Нет, Эд, не ради этого. Как у тебя дела?
Я развел руками, не глядя в глаза приятеля. Когда Фарри, учредитель «Офаррительных лотерей», спускался к простым смертным с верхних палуб, мне тяжело давались наши разговоры. Слова падали в вонючий воздух, беседы неохотно волоклись по грязным переулкам. А я пытался понять, кого во мне больше — слабака или предателя.
Мне не хотелось общаться с ним. Потому что только сильные духом люди способны держать неподалеку кого-то, напоминающего о чем-то дрянном в прошлом. А такие, как я, предпочитают забыть о мерзких моментах. Лучше всего это выходит, когда избавишься от любых ассоциаций.
Например, от друзей.
— Чего тебе надо, Фарри? Я очень устал за сегодня. Ветрюга знатный в Пустыне, продувает даже сквозь броню.
— Я давно не заглядывал. В последний раз сам помнишь…
— Ты поэтому Бурана привел? Боишься с бедолагами из мануфактуры ссориться?
— Злой ты какой стал, Эд. Прекрати, — поморщился Фарри. — Это же все дела лотереи. Когда у тебя появляются деньги — то сразу же являются и те, кто тебя из-за них ненавидит.
Я демонстративно криво ухмыльнулся, хотя отчего-то вновь почувствовал себя скверно. Может, увидел себя глазами друга? Жалкого паренька, застрявшего в темном, пропахшем дешевой шаркункой заведении. Потерявшегося.
— Эд, — сказал Фарри. — Мы можем поговорить где-нибудь в месте потише и поспокойнее?
— О чем?
— Льдинки-ботинки, о том, о чем не стоит разговаривать вот в таких дырах, Эд! Пошли, выйдем на минутку, я много времени не отниму. Это важно.
Я отхлебнул едкий напиток, поморщился, удержав слезы. В ушах хорошо шумело, виски постукивали, идея не казалась мне дурацкой. Все же мы когда-то дружили. Когда-то вместе тащили никому не нужный древний артефакт. Сквозь снега и смерть.
Мы много прошли вместе. И оказавшись у последней черты, оказавшись у места наших стремлений, выяснили, что сделали это зря. Что все жертвы были напрасны. Загадочный компас Черного Капитана оказался никому не нужен. Он пропал где-то в недрах Тайного Двора, где-то в глубине советов Содружества.
Осел. Исчез. Растворился.
Мы могли выбросить его где-нибудь в Пустыне, и было бы не так обидно. Героической жизни у нас не вышло, мы ничего не изменили. Как и тысячи других обитателей этого прекрасного, дружелюбного мира!
Однако Фарри оказался из тех, кто готов поднимать растоптанные мечты, в отличие от меня, выбравшего путь нормального человека. В своем, разумеется, понимании нормальности.
“Поэтому Лайла и ушла. От твоей нормальности."
Дурную мысль нужно было запить. Я добил кружку, встал.
— Ну, пойдем поговорим.
Буран, когда я проходил мимо, чуть заметно кивнул.
Мы вышли на едва освещенную улочку, где в маслянистых лужицах на ребристом полу играла рябь от двигателей корабля. Светлый Бог, как я привык к этому постоянному гулу. Раньше он закладывал уши, мешал спать, сводил с ума, а теперь…
Затхлый воздух с примесью нечистот из ближайшей подворотни заставил меня пожалеть о решении выбраться наружу. В напивальне было лучше. Шумно, но вряд ли Фарри мог сказать мне что-то новое. Скорее всего, он собирался произнести что-нибудь жизнеутверждающее. Что-то вроде “нельзя опускать руки, нельзя отказываться от целей, мы не можем оставить все так, и тыры-пыры-тыры-пыры”. Ему было легко. Он не потерял Лайлу. Он нашел в этом большом городе успех. Рискнул и победил. Все мануфактуры гудели в тот день, когда на центральной площади «Офаррительная лотерея» объявляла номера победителей.
— Чего хотел, Фарри?
Он сунул руки в карманы легкой куртки, обернулся.
— Компас у меня.
— Чего?
— Того, — передразнил он мое удивление. — Компас у меня. Я давно крутился вокруг него и наконец он мой.
— Светлый Бог, да зачем он тебе?
— О, я найду ему применение. Я уже нашел.
Он нервничал и чувствовал себя победителем. А я даже чуть протрезвел от новостей.
— Ты его украл?
— Нет. Все меняется, Эд. Все уже изменилось.
Буран держался чуть поодаль, охраняя Фарри. Да, все изменилось. Бывший воришка окреп. Набрался уверенности. Неужели все дело в разработанной им идее продавать счастливые билетики людям, потерявшим всякую надежду? Ночь с шлюхой да приличная сумма на карман — и сотни работяг меняют деньги на помятые жетоны.
— Война проиграна. Об этом многие догадываются, но я знаю наверняка.