Живописец смерти (СИ) - Лукарелли Карло. Страница 103
В Челси, как всегда, царило оживление. Большинство прохожих были коротко стрижены и одеты в кожу. Как мужчины, так и женщины. Что неудивительно, поскольку этот район с недавних пор стал мировой столицей геев.
Кейт миновала два новых шикарных ресторана и притулившиеся рядом винные погребки, каким-то образом выжившие здесь. Именно это нравилось ей в Нью-Йорке больше всего. Его многообразие и терпимость. В фундамент этого суматошного города замешано многое. Человеческая щедрость и алчность, мечты, разочарования и, как ни странно, большое количество доверия. Хотя после одиннадцатого сентября он стал вести себя осторожнее. Кейт тоже теперь смотрела на городские символы — Эмпайр-стейт-билдинг и статую Свободы — совсем другими глазами.
Она вышла на Восьмую авеню и остановилась, осознав, что именно здесь стояла в тот день, когда ее славный город, доселе казавшийся воплощением защищенности, подвергся атаке террористов.
Кейт заходила в школу неподалеку по делам фонда, когда самолет врезался в первую башню. Выскочила на улицу и с сотнями других, ошеломленная, наблюдала, как черные клубы дыма окутывают горящие монолиты, заволакивая безоблачное голубое небо.
Но больше всего ей запомнился крик, который издали одновременно тысячи людей, когда башни начали рушиться. Она чувствовала легкий озноб даже сейчас, глядя на то место, где прежде они стояли.
В течение нескольких недель после трагедии Кейт не могла удержаться от слез, проходя мимо временных мемориалов погибшим героям у пожарных станций.
Но Нью-Йорк выжил. Должна выжить и она.
Потери для нее начались рано. Вначале мать, а следом отец, у которого обнаружили рак. Кейт ухаживала за ним до самого конца. Готовила еду, хотя он почти не ел, убирала, делала уколы обезболивающего.
Она ускорила шаг. Впереди уже виднелись припаркованные полицейские автомобили. До Шестого участка оставался один квартал.
Эту массивную двойную дверь Кейт впервые открыла больше года назад, после гибели Элены.
И вот теперь погиб Ричард. Так что придется открыть опять.
Шеф Особого манхэттенского отдела по расследованию убийств Флойд Браун-младший откинулся на спинку удобного кресла — хорошая мебель — это одна из льгот, какими пользуется начальство, — и повторил вопрос:
— Макиннон, вы уверены, что выдержите?
Он назвал ее девичью фамилию, потому что Кейт сама попросила его об этом, когда они вместе работали по делу Живописца смерти.
Кейт посмотрела сначала на календарь спортивного клуба «Сьерра», затем на пробковую доску над столом Брауна со страшными фотографиями двух растерзанных женщин в Бронксе. Те, что с Ричардом, он, наверное, убрал перед ее приходом.
Часы на стене были точь-в-точь такие же, как в палате матери тридцать лет назад.
— Чем она больна? — спросила Кейт отца, когда они шли по больничному коридору.
— У твоей матери… расстроена психика, — буркнул он, почти не разжимая губ. Костяшки на руке, сжимавшей букетик цветов, побелели. Потом он оставил цветы на столике рядом с постелью, даже не попросив вазу с водой, чтобы их туда поставить. После их ухода цветы, наверное, выбросили.
Кейт смотрела на свою красавицу мать, такую бледную, слабую и молилась про себя, чтобы она поскорее выздоровела, хотя в глубине души уже знала: они видятся в последний раз.
Украдкой глядя тогда на часы, Кейт прикидывала, сколько времени осталось до ее двенадцатого дня рождения. Получалось, что меньше суток. Большого значения это не имело, потому что отмечать его никто не собирался. Смена у отца в участке длилась сорок восемь часов, а мама лежала в этой специальной клинике «для тех, кто с проблемами», как объяснила тетя Патси.
— Так на чем я остановилась? — спросила мама.
— Мам, ты просила меня что-то запомнить.
— Да, да, конечно.
Из соседней комнаты сквозь неплотно прикрытую дверь были слышны обрывки разговора отца с доктором.
— …постоянный контроль частоты сердечных сокращений, обезболивающее, электрофорез… мы надеемся, мистер Макиннон, что эта терапия ей поможет.
— Я все-таки не понял, — произнес отец, не понижая голоса, — отчего это у нее.
Объяснения доктора тут же вылетели из головы двенадцатилетней Кейт.
— Так вот, Кейт…
— Что, мама?
— Постарайся вырасти сильной, моя девочка. — Она положила на руку дочери холодные тонкие пальцы. — Так что я сказала?
— Чтобы я выросла сильной.
— Вот именно. Сильной. Потому что о тебе никто не позаботится, если ты не позаботишься о себе сама. Понимаешь? — Кейт видела, как трудно матери удерживать нить разговора. — Да, моя милая, надейся только на себя, на свои силы, и ты добьешься очень многого. Ты поняла меня?
Кейт кивнула, хотя смутно представляла себе, о чем идет речь.
И вот теперь, глядя на часы в кабинете Брауна, она вдруг вспомнила эти слова и поняла, что хотела сказать тогда мать. Наверняка будет сделано только то, что ты сделаешь сама.
— Уверена, — ответила Кейт, глядя в глаза Брауну. — Да вы и сами знаете, что я выдержу. И Тейпелл — тоже.
Браун, разумеется, знал о дружбе Кейт с шефом полиции Нью-Йорка, начавшейся, когда Клэр Тейпелл была ее начальницей в полицейском округе Куинс.
— Все равно я сомневаюсь, что вам следует заниматься полицейским расследованием по делу об убийстве супруга.
Кейт в упор посмотрела на Брауна:
— А что бы сделали вы, если бы зверски убили вашу жену?
— Честно говоря, не знаю.
— Знаете! Вы бы ночей не спали, пока не нашли бы этого мерзкого подонка и не вырвали из груди его сраное сердце!
Браун сдержал улыбку. Кейт снова была такой, какой он помнил ее по прошлому делу.
— Ладно, если Тейпелл согласна, то и я тоже. Вы получите статус консультанта и… — он подался вперед, — учтите, играть придется по правилам.
Кейт с облегчением вздохнула.
— А разве в прошлый раз я поступала не так?
— Все, хватит. Я предупредил вас, потому что этим уже занимается Манхэттенское отделение ФБР.
— Так скоро?
Браун отвел глаза.
— Во-первых, ваш муж не был рядовым гражданином. А во-вторых, если все три убийства связаны, значит, мы имеем дело с серийным убийцей. И бюро в стороне не останется. Митча Фримена помните?
— Психоаналитик из ФБР? Прекрасно помню. Очень симпатичный и достойный человек.
— Митч будет с нами работать, хотя, разумеется, беспокоит меня не он, а старший группы Марти Грейндж. Не подарок. — Браун бросил на Кейт хмурый взгляд. — Я работал с ним несколько лет назад. Педант и зануда. Не дай Бог совершить какие-то неформальные действия. Он немедленно все зафиксирует и передаст наверх в ФБР.
— А Лиз Джейкобс мы используем? Как консультанта. Она очень помогла мне в деле Живописца смерти.
— Едва ли. Я уверен, Грейндж знает, что вы подруги. Эти ребята знают все. И он наверняка захочет быть здесь главным.
— Ладно, посмотрим. — Кейт чуть заметно усмехнулась. — А что сейчас у нас есть по делам?
— Очень мало. В Бронксе проведен обычный рутинный обход квартир. Свидетелей нет ни по одному преступлению. — Браун на секунду умолк, обдумывая следующую фразу. — Ночной вахтер в здании, где работал ваш муж… — Он снова умолк.
— Да, — произнесла Кейт ровным голосом. — Я вас слушаю. Продолжайте.
— Так вот, ночной вахтер говорит, что ваш муж расписался в книге ухода. Как обычно, в конце рабочего дня.
Кейт вздохнула:
— Да, понимаю.
Браун кивнул.
— От квартирной хозяйки одной из убитых в Бронксе, ее фамилия Мартинес, пока толку мало. Не оправилась от потрясения. Ее придется навестить еще раз. Из лаборатории тоже пока не пришло ничего обнадеживающего. — Браун потер виски. — Меня беспокоит, не имеем ли мы дело с очередным владельцем «фольксвагена».
Кейт знала, о чем говорит Браун. Несколько лет назад в городе орудовал серийный убийца, который разъезжал на фургончике «фольксваген».
— Полагаете, он приехал из Нью-Джерси или Хобокена, убил и уехал?