Живописец смерти (СИ) - Лукарелли Карло. Страница 121
— Зритель воспринимает цвет как желтый, но читает «синий», — сказал Фримен.
— Правильно.
— Чтобы заставить зрителя думать, что на самом деле означает слово «синий»? — спросил Перлмуттер.
Кейт кивнула:
— Именно. Он заставляет вас думать о цвете. О том, как художник использует его. Натуралистично или абстрактно.
— Так же поступает и наш клиент? — спросил Браун. — Играет с нами подобно этому вашему художнику?
— Может быть. — Кейт на секунду задумалась. — Но он прячет слова под краской. Поэтому, если бы у нас не было рентгенограмм, мы не знали бы, что он с нами играет. К тому же он вряд ли настолько искушен, чтобы дразнить нас такими высокими фантазиями. — Она посмотрела на фотокопии картин из Бронкса. — Меня сбивает с толку вот что. С одной стороны, работы, несомненно, любительские. То, что сейчас называют живописью аутсайдеров. Это подтверждают каракули, которыми он исписал края. А с цветом использован концептуальный прием, с которым он в принципе не может быть знаком. Будь наш клиент профессионалом, я знала бы его работы. И другие тоже. Но нельзя исключать, что он видел какие-то картины Джаспера Джонса и подражает ему. И эти странные слова для обозначения цветов…
— Какие? — спросил Браун.
— «Яркий арбуз» и «ослепительный». Кто-нибудь из вас может объяснить, что это значит?
Никто из мужчин не имел ни малейшего понятия об этом.
Браун вздохнул и потер виски.
— Выходит, рентгенограммы не очень-то нам и помогли.
— Помогли. — Кейт передала ему коробочку с таблетками. — Просто мы пока еще не знаем в чем.
Глава 16
Еще совсем недавно Кейт была уверена, что никогда больше уже не сумеет радоваться. Это исключено. И вот, наблюдая, как грузчики заносят вещи Нолы в большую гостевую комнату рядом с детской, она испытывала это забытое чувство. Давным-давно они с Ричардом мечтали о том, как в этой комнате будет раздаваться детский голосок, но мечты эти не сбылись. Сейчас там уже стояли плетеная колыбель, коляска и столик для пеленания.
Кейт радовалась по-настоящему, хотя из головы не шли эти чертовы картины с исписанными краями и странное самоубийство Леонардо Мартини.
— Тебе нравится, как поставлена кровать?
Нола решила переехать после того, как чуть не упала со стремянки в своей квартире. Кейт тут же наняла грузчиков, чтобы перевезти вещи, за несколько часов купила детскую мебель, боясь, как бы Нола не передумала. Теперь, нервничая, меняла предметы местами.
— Кейт, успокойся. Пожалуйста. А то я тоже начинаю нервничать.
— Успокоиться. Разве это возможно?
— Хочешь есть?
— Умираю от голода.
— Сейчас. — Кейт быстро прошла на кухню, начала рыться в кладовке для провизии. — Тут где-то у Лусилл припрятано печенье «Малломарс». А к вечеру я что-нибудь приготовлю.
— Может, закажем в ресторане?
Кейт рассмеялась.
— Хочешь верь, хочешь нет, но я умею готовить. — Налив Ноле стакан молока и поставив перед ней печенье «Малломарс», она с восторгом наблюдала, как та набросилась на еду. Неужели удастся это забыть, хотя бы на время? Кейт очень устала. Ведь так трудно постоянно держать себя в руках.
— Ты когда-нибудь отдыхаешь? — вдруг спросила Нола. — У тебя такой утомленный вид.
Кейт вскинула брови:
— Ты что, ясновидящая?
— Просто проницательная. — Нола внимательно посмотрела на Кейт. — Ты не ответила на мой вопрос.
— Конечно, отдыхаю. И вообще, все в порядке. Несколько дней назад действительно я даже не представляла себе, как продолжать жизнь, но… нужно, нужно продолжать. Верно? Иначе все теряет смысл. — Кейт отвернулась к раковине и стряхнула с пальцев несуществующие крошки, сдерживая подступающие слезы. — Мне кажется, пока я успешно справляюсь с эмоциями.
— Мне тоже приходилось заставлять себя жить, — сказала Нола. — Когда погиб брат, а потом вскоре умерла мама. Знаю, как это трудно.
— Да. — Кейт погладила руку Нолы. И вдруг ее охватила безотчетная тревога. Ощущение, что скоро произойдет что-то очень плохое. Но почему сейчас, когда впервые за все время горе чуть отступило?
— Что с тобой?
— Ничего. Просто… — На очень короткое мгновение перед Кейт возникло лицо другой девушки, которую она тоже любила, как дочь, но не сумела сберечь. Кейт обняла Нолу за плечи. — Просто я рада, что ты здесь.
— Я тоже, — сказала Нола. — Давай включим телевизор. Сейчас будут передавать твою программу.
Шторы плотно задвинуты, в комнате полумрак. Он вглядывается в экран телевизора. Поначалу скучно — не то что вчерашние мультики или шоу, — но он уверен, программа исторички искусств Кейт ему понравится.
Его не покидает чувство, что он ее откуда-то знает. Ему знакома эта улыбка и манера двигаться, пожимать плечами.
Он внимательно смотрит на экран.
«Ничего, рано или поздно я вспомню. И возможно, эта исто-рич-ка искусств станет моим новым другом. Хотя Тони об этом пока лучше не говорить. И Бренде тоже. И Брендону, и Донне. Ей особенно, она такая ревнивая. Нельзя обижать старых друзей».
Пока не происходит ничего интересного. Приглашенные в студию художники что-то нудно рассказывают, но ей это нравится. Судя по тому, как внимательно она слушает. Выходит, исто-рич-ка искусств хороший человек.
Потом она демонстрирует большую картину, что-то вроде коллажа, деревянные кресты и пластиковые куклы. Говорит, что автор, со странной фамилией УЛК,[84] талантливый молодой художник. Он не понимает, почему она так считает, и записывает дату выставки и название галереи. Надо будет самому пойти и посмотреть.
Художник, с которым она в данный момент беседует, серьезным тоном произносит непонятные слова вроде «хроматический», «взаимодополняющие и производные цвета», «теплый в противоположность холодному». Что-то подобное он встречал в книге по теории живописи, безуспешно пытаясь штудировать ее пару лет назад.
Потом на экране возникает большая картина. Горизонтальные цветные ленты с надписями внутри: желтый, синий и красный. Когда исто-рич-ка искусств говорит: «Обратите внимание на то, как художник Джаспер Джонс иллюстрирует цвет словами», — он вздрагивает.
«Боже мой, она знает его!»
— Тони, — кричит он. — Иди сюда! Слушай! Она знает его!
Он вспоминает, как в книжном магазине перевернул страницу, не ожидая найти ничего интересного, и увидел эти картины. Он выбрал книгу только из-за имени художника, но потом остолбенел, увидев картины со словами, так похожие на его собственные.
Эта книга лежит у него на самом почетном месте, сверху стопки, рядом с рабочим столом. К ней очень часто приходится обращаться. Так приятно иметь единомышленника. Он берет книгу, перелистывает страницы, пока не находит ту самую картину, которая сейчас на экране. «У моря», 1961. Непонятно, почему художник так ее назвал, ведь сколько ни всматривайся, даже намека на море не увидишь. Должно быть, это какая-то странная шутка. Но слова понятны — красный, желтый, синий, — а в нижнем углу художник почему-то соединил все слова, написал одно поверх другого, так что их невозможно прочитать. Но он разобрал сразу. Этот художник, — его побратим, его идол, — вероятно, был чем-то смущен или раздражен. Поэтому и написал все слова вот так, одно на другом. У него сердце ныло от любви к этому Джасперу. Очень хотелось сказать, что он понимает его огорчение.
Он спешит к дивану, когда Кейт объявляет об окончании передачи, испытывая досаду, что она больше ничего не скажет о его единомышленнике. Затем происходит нечто удивительное, но так быстро, что он не уверен, в самом ли деле это произошло.
Пристально вглядывается в экран. Неужели это видел?
А затем это происходит снова.
Ее волосы становятся каштановыми.
О Боже!
Одна лишь вспышка, и та почти мгновенно гаснет. Но на этот раз он видит в цвете не только ее волосы, но и глаза. О таком он и не мечтал.
Он подается вперед, трет уставшие глаза, потому что ночью плохо спал, весь день работал над картинами, а потом еще телевизор. Наверное, это глюки.