Чебурашка (СИ) - Ро Олли. Страница 13

Мать Чебурашки делает такие ненавязчивые комплименты, что мне самому не сразу удается распознать их.

«Вы сегодня слишком усердны, ребята, идите чай пить».

«Зоенька, милая, даже твоим гениальным мозгам нужен отдых, держи шоколадку, угости Матвея».

«Матвей, спасибо огромное, что сходил в магазин, как же ты хорошо воспитан, родители должны тобой гордиться».

«Матвей, сегодня в учительской Виктор Андреевич тебя хвалил, заикнулся что-то про Математическую олимпиаду в декабре, видишь, какие вы молодцы, много и усердно работали и заслужили поощрение. Сейчас пирог испеку, будем ужинать».

И таких примеров каждый день можно насчитать десятки. Людмила Владимировна совершенно, как иногда мне кажется, не делает различий между нами и своими первоклашками. И судя по невозмутимости Зои, делала так всегда. Поощряла ее и хвалила любые старания, ведь на пустом месте старшая Данилина рассыпаться в комплиментах не станет, это точно. Возможно, так и должно быть. Поддержка и добрые слова родителей важны для ребенка в любом его возрасте. Ведь так? Иначе, почему мне каждый раз так щемяще приятно?

Для моих родителей философия воспитания предстает совсем в ином виде. Они всегда относились ко мне как к взрослому, сколько себя помню. Хорошая учеба считалась обязательным минимумом, который не заслуживает отдельного внимания. Мать обычно вздергивала вверх идеальную бровь и выдавала что-то типа «Матвей, ты же сын своего отца, нет ничего удивительного в том, что ты закрыл свои пропуски по учебе. Боже, такие пустяки. Не отвлекай меня своей ерундой». Вот только это не ерунда и не пустяки. Я много работал, чтобы наверстать упущенное, а обесценивание трудов в глазах матери уничижительно воздействовало и на меня.

Все достигнутое становилось неважным и незначимым. Скорее даже возникал стыд, что вообще возникла необходимость что-то отрабатывать и исправлять.

И так во всем. В учебу в целом мать не вникала, оставляя это дело сначала на гувернантку, а потом на меня самого. От спорта отмахивалась от мерзкой кучи дерьма. «Горстка потных подростков с зашкаливающим тестостероном, махающих кулаками» вызывала в ней брезгливость.

Если вдруг я появлялся перед ней сразу после тренировки, Маргарита Соколовская демонстративно прикрывала ладошкой нос и велела не приближаться. А ведь я всегда принимал душ в Доме спорта и уж точно не вонял, просто такова была ее принципиальная позиция, заронившая некогда внутрь меня семена комплексов, благодатно проросших сквозь кости. Это со временем пришло понимание, что как бы тщательно не растирал мочалкой кожу по несколько раз на дню, мама все равно брезгливо сморщит аккуратный тонкий носик и отмахнется, как от бомжа на улице, а поначалу страх дурно пахнуть вынуждал фанатично сдирать эпителий с кожи.

К спорту в моей семье вообще было прохладное отношение. Отец никогда не тяготел ни к чему подобному. Разве что в детстве увлекался шахматами. В юности все свободное время просиживал в гаражах, разбирая старые тачки с друзьями. Мне же он махнул, мол, делай, что хочешь, мне сейчас некогда. Поговорим, когда вырастешь.

На секцию бокса я записался сам. Родители отнеслись спокойно. Ребенок при деле — и ладно, можно заниматься своей жизнью. На соревнования не приходили, обычно те совпадали с какими-либо важными событиями.

И наверняка я бы думал, что подобное отношение норма, если бы не видел, как обстоят дела у других спортсменов, чьи родители чуть ли не с транспарантами в руках поддерживали своих детей. Видел. И, честно признаться, отчаянно им завидовал.

Наверное, поэтому и побеждал. Хотелось, чтобы и мной родители, наконец, начали гордиться. Заслужить их похвалу, одобрение, внимание.

И я заслужил.

Конечно, заслужил.

Тогда, когда это уже перестало иметь значение.

Глава 9

Прошлое

Матвей Соколовский

— Пойдешь со мной на соревнования? У нас сегодня товарищеский турнир, — спросил я Чебурашку, ошалев от радости, что закрыл долги перед Глебовым.

— А можно? — она распахнула свои теплые карие глаза, опушенные мягкими ресничками, и с затаенной надеждой замерла.

— Раз зову, значит, можно.

— Круто! Тогда, конечно, пойду.

Не смотря на незначительность турнира народу в Доме спорта полно. У входа толпилась куча желающих посмотреть на бои, а в неказистой узкой двери торчал вахтер, не пропуская зрителей раньше времени.

Данилина плелась где-то позади, постоянно врезаясь в кого-то и по сто раз извиняясь. Так мы и за час не доберемся до зала. Я решительно выловил ее маленькую ладошку и крепко сжал, дав понять, чтоб и не думала вырываться. Чебурашка хлопнула ресничками и с силой вцепилась в мою ладонь.

Так-то лучше!

Это был наш первый телесный контакт, не считая случайных (или не очень) прикосновений плечами во время уроков. Рука у нее была мягкая, нежная. Держаться за такую очень приятно. В школе, как ни странно, мы практически не общались. Разве что переписывались на уроках. Между нами теперь всегда лежала тонкая тетрадка, на которой мы оставляли друг другу послания, чтобы не вызвать гнев преподавателей перешептываниями. На переменах я с парнями зависал в общих коридорах или кафе, а Данилина с головой ныряла в свою «Математическую логику», будь она не ладна.

Никто из одноклассников и подумать не мог, насколько близки наши взаимоотношения. Лишь Кристина гневно и подозрительно щурилась, поджималя свои пухлые губки, чем вызывала во мне всплески триумфа. Однако, Зоя никак не проявляла желания утереть кому-либо нос тем, что дружит с самим Соколовским, даже здоровалась коротким «Всем привет», не выделяя из толпы одноклассником никого. Это поведение меня хоть и удивляло, но более чем устраивало. Не то чтобы я старался скрывать наши отношения, но раз уж Чебурашка сама так решила, то к чему отступать от заданного сценария.

Между нами был секрет.

Тайна для двоих.

Истина, которая никому и в голову не придет.

Девочка-изгой и Соколовский. Разве это может быть правдой?

После уроков мы расходились в разные стороны. Я спешил на тренировку. Зоя спешила домой. К семи вечера, когда заканчивалась моя тренировка, она уже обычно выполнила всю домашку и изучила парочку дополнительных уроков. С тренировки я заглядывал к Гамлету в магазин его отца, где паренек частенько подрабатывал за продавца, покупал какую-нибудь ерунду вроде йогуртов, шоколадных конфет или фруктов, иногда хлеб, картошку или овощи и шел к Данилиным, что так удобно жили неподалеку от Дома спорта. Этот нехитрый ритуал отчего-то заставлял меня чувствовать себя нужным. Чувствовать себя частью их семьи. И довольно скоро я уже мог позволить себе спросить у Людмилы Владимировны, что конкретно надо купить в магазине и получить ответ.

Это было странное противостояние характеров и каких-то нелепых принципов, так до конца мною и не понятых. Людмила Владимировна как бы позволяла мне платить за уроки, но только услугой по доставке продуктов. Я с упорством барана отказывался от возмещения их стоимости, аргументируя тем, что денег за репетиторство они брать не желали, да и в конечном итоге я сам эти продукты и ем. «Это полезно для вас обоих, Матвей. Не стоит переживать по этому поводу» говорила женщина и тайком подсовывала купюры за продукты в мою куртку. Я делал вид, что не переживал, и молча выкладывал деньги в вазочку.

Своего рода ритуал.

Молчаливое противоборство двух упрямцев.

В один из дней вазочка исчезла. Коварный ход со стороны учительницы. На следующий день я приволок свинью-копилку и водрузил ее на полку. «Не надо убивать во мне мужчину» — буркнул тогда я женщине, растерянно поглядывающей на меня.

Больше денежный вопрос не поднимался. Похоже, что между мной и Людмилой Владимировной тоже появился общий секрет. Тогда, улыбаясь, я впихнул в хрюшку пару крупных купюр вместе с очередной подсунутой мелочью за увесистый пакет картошки. Вот же упрямая женщина!