Дракон коварный, одна штука - Недотрога Яся. Страница 8

Тут я отметила ещё один важный момент – все мои товарищи были в трусах, и выглядело это внушительно. Широкие плечи, мускулатура, редкие, но всё же татуировки… Посмотрев на всю эту демонстрацию силы, я нервно сглотнула.

Однако это был не единственный нервирующий элемент.

Когда командир ударил по спине, меня словно электрическим током кольнуло, и ощущение оказалось очень далёким от казарменно-уставных отношений. Я напряглась и одновременно расслабилась, а внутри пусть на миг, но поднялась очень непонятная волна.

А Рагар ещё и хмурился, словно тоже ощутил нечто странное. Нежданное и нетипичное.

Пришлось очень постараться, чтобы вернуться к заданному командиром вопросу. Только придумать достойный ответ из-за всей этой сумятицы не успела. В итоге с языка слетело:

– Стесняюсь, кхе-кхе, сэр.

Опять звенящая тишина. Брови начальства поползли вверх, выражение лица стало ироничным. Спустя ещё миг по шеренге моих как бы товарищей побежали смешки.

– Хм, так ты у нас не только героический, но и нежный? – после очень долгой паузы поддел Рагар.

Хотелось кивнуть – да, я такая, и смысл скрывать правду? Но я пожала плечами.

Командир хмыкнул, остальные по-настоящему развеселились, однако от комментариев пока воздержались. После новой долгой паузы директор Высшей Военной школы посуровел и приказал:

– Так! Всем спать! Завтра будет разбор!

Он развернулся и вышел, а я осталась перед одетым в одни лишь трусы строем. В других обстоятельствах я, возможно, восхитилась бы всей этой брутальностью, но сейчас меня посетила совсем другая мысль. Не новая, зато куда более яркая, чем в прошлый раз: валить отсюда надо! Срочно!

Не важно, что ждёт «во дворце», там точно будет безопаснее, чем здесь!

Рагар

Занятно, но факт: каждый второй птенец влетает в двери моей школы совершенно безголовым. Они мечтают поступить, готовятся, но первое же испытание отключает мозги даже у тех, у кого они есть.

За десять лет моего пребывания на посту директора, никто не выставлял караульных в первую ночь. Картина всегда была одна – после хорошей охоты и сытного ужина кадеты расслаблялись и позорно проигрывали горстке напавших в ночи иллюзий.

Тем удивительнее было оказаться в роли условно убитого.

Меня. Условно. Убили.

И, главное, кто!

У нас есть правило: по завершении испытаний (и при вылете с отбора) все дают магическую клятву. Никто из кадетов не может рассказать, что именно происходило, каким испытаниям я их подвергал.

Разумеется, отбор не так уж далёк от непосредственной учёбы, но про неё тоже молчат – уже добровольно. Чтобы не портить «удовольствие» тем, кто придёт потом.

То есть знать новобранцы вроде и не должны, но, если немного пораскинуть мозгами, всё элементарно. Настолько очевидно, что проще не придумаешь! Только до сегодняшней ночи никто работать головой не спешил.

Способность мыслить проявлялась у птенцов позже – после двух-трёх бодрящих марш-бросков по горной местности. Харринтер… всё удовольствие испортил. Нарушил статистику за десять лет!

Пообещав кадетам разбор, я поднялся на второй этаж и толкнул дверь личной комнаты. Разделся, упал на узкую кровать и уставился в потолок.

Смотрел, смотрел и уснул.

А проснулся от шуршания в почтовой шкатулке – за окнами было ещё темно, на часах без трёх минут пять, и это шуршание пришлось очень кстати. Я встал, натянул штаны, рубаху и вышел, чтобы стукнуть в дверь Форгина.

Тот уже не спал, открыл сразу и встретил меня бодрым оскалом.

– Что там с формой? – спросил я.

– Всё отлично, уже прислали, – вытягиваясь по струнке, ответил соратник и подчинённый.

Я кивнул:

– Идём порадуем мальков!

Кадеты отреагировали на раннюю побудку хмурой сосредоточенностью. Ночное происшествие взбодрило, желторотики вспомнили, что здесь не курорт. Вскакивали и одевались быстро, ещё быстрее строились перед нами с Форгином.

Только один отставал – Харринтер. «Герой» выглядел несчастным и замученным, словно вот-вот упадёт и испустит дух.

– Эй, Нежный! – не выдержал я. – Поживей!

Кадет вздрогнул, посмотрел исподлобья. Остальные захмыкали, а Форгин глянул вопросительно – он подробностей нападения ещё не знал.

Я махнул рукой – мол, объясню позже, – и Форгин отвлёкся на форму. Взял двоих, чтобы принести тюк с костюмами для тренировок. После этого начались раздача и инструктаж.

Впрочем, инструктаж – громко сказано, объяснять тут было нечего:

– Маршрут обозначен магическими светлячками. Кто прибежит раньше других, молодец.

Через шесть минут казарма опустела, ушли все, кроме кандидата в мои «любимчики». Да-да, Харринтер по-прежнему медлил. Он взирал на выданное трико с такой неприязнью, словно ему подкинули дохлую линялую змею.

– Проблемы? – окликнул Форгин.

Кажется, Харринтер хотел кивнуть, но в итоге мотнул головой и снова сосредоточился на одежде. Мы оставили их наедине – в смысле, трико и Харринтера. Между этими двумя явно происходил некий немой диалог.

– Ему не понравилось? – поднимаясь по лестнице, фальшиво загрустил Форгин. – А я так старался, подбирал по размеру!

– Не бойся, он ещё оценит, – я тоже не удержался от иронии.

Мы поднялись на второй этаж, я указал на дверь своей комнаты. Там, за чашкой остывшего кофейного отвара, рассказал Форгину, как прошло нападение, и тот, узнав о победе Харринтера, удивлённо округлил глаза.

– Да ладно, – подумав, отмахнулся Форгин. – Это совпадение. Он просто не спал.

– Без разницы, почему и как это произошло. Факт в том, что он убил «вражеского капитана» и выручил всех остальных.

Преподаватель по политической подготовке качнул головой и спросил:

– Так почему «Нежный»?

Я объяснил про сон в одежде. Ясно, что стеснительность ни при чём, Харринтер не разделся по каким-то другим причинам, но кого это волнует? Нежный, и всё.

– Интересно, – Форгин снова задумался. – Не уверен, но, кажется, я слышал что-то про Харринтера-младшего. Кажется, что он странный.

Форгин мог поинтересоваться досье кадетов, но он предпочитал просматривать дела уже поступивших. Это объяснялось не столько ленью, сколько желанием составить собственное мнение, не привязанное к досье.

Форгин предпочитал сначала посмотреть, потом почитать и свести все эти знания в единый, более объективный вывод.

Я был предвзят изначально, поэтому материалы, предоставляемые отделом внутренней безопасности школы, изучал по мере их появления на моём столе.

– Да, он странный, – кивнул я. – Даже если закрыть глаза на его комплекцию, удивительно, что этот парень изъявил желание поучаствовать в отборе.

Форгин уставился вопросительно, и я пересказал что знал:

– Лорд и леди Харринтер, родители Эстаса, заядлые путешественники. В последний раз они были в королевстве лет семь назад. Эстас, как и его сестра Элис, находятся под надзором дяди и бабушки, но надзор, как я понял, номинальный. Правда, очевидных проблем с этой парочкой всё-таки нет.

– А в чём странность Эстаса?

– Он вообще-то затворник. До недавнего момента Эст не покидал пределы родового поместья. Его не видели никогда и нигде.

– Может он больной? – преподаватель по политической подготовке пришёл к тому же выводу, что и я недавно. – Поэтому сидел, не высовывался, а тут… Заставили?

– Я тоже подумал, что семья надавила. Ведь он аристократ, а военное образование для аристократии – норма. Хотя бы попытка его получить!

– Но тогда он бы пытался слиться? – заметил Форгин. – А Харринтер не пытается, значит, участвует в отборе добровольно?

– Не факт. Отбор только начался, – я поджал губы. – Мы не знаем, что будет дальше, и я не хочу спешить с оценками.

Коллега кивнул.

Мы посидели ещё немного. Форгин хмурился, а я с неудовольствием вспоминал момент прикосновения к Харринтеру. Меня словно маленькой молнией пронзило. Что это за ерунда?