Бродячий цирк (СИ) - Ахметшин Дмитрий. Страница 15

Костя выглядел сонным, но вполне довольным жизнью. Он подошёл потрепать меня по голове.

— Как ты, малыш? Добрался вчера? Извини, что бросил ночью. Надо было попросить у Луизы воды и вылить мне на голову — остудить. Она у меня горячая, и иногда увлекается.

— Ладно. Только, думаю, пани Луиза попыталась бы откупиться от меня содовой. Она это и сделала.

— Твоя правда, — рассмеялся Костя. — Но всё равно, извини.

Анна спустилась последней, когда еда уже большей частью успокоилась в наших желудках, а я, желая оттянуть выход из-под уютного шатра, клевал носом над чашкой кофе и остатками цукатов. Анна подмигнула мне, и я, предварительно вспыхнув, как красный сигнал светофора, улыбнулся в ответ и вновь погрузился в свои давешние мысли.

— Что случилось? — спросила Марина.

— Ничего. Ничего, — очнулся я. — А что?

— Ты уже половину кувшина пролил мимо кружки, — сказала девушка. — Наверняка что-то натворил.

Я помчался за тряпкой.

Наружу никто не торопился. Развлекаясь байками пана Жерновича, смотрели, как вскипает в чаше фонтана вода, когда дождю вздумывалось припустить посильнее.

Аксель, дожевав свой завтрак и заметно подобрев, разрешил всем идти осматривать достопримечательности. Если погода не наладится, выступать сегодня не будем, сказал он, но если кто-нибудь из вас, господа фокусники, сподобится совершить настоящее волшебство, в духе старика Гарри Гудини, и разгонит тучи, я буду только рад. А пока меня ждут кое-какие дела в городе…

Он поискал меня глазами.

— Мне понадобится твоя помощь. Твоя и Мышика. Пойдём, прошвырнемся по болоту.

Кажется, меня мечтали прогулять все члены труппы по очереди, и я с грустной улыбкой представил, с каким страхом буду ждать очереди Мары и Джагита. Первая обязательно придумает какую-нибудь пакость, а второй мне до сих пор не слишком нравился. Правда, я так и не поговорил с ним ни разу с глазу на глаз…

— Собакам нельзя на площадь, — вспомнил я.

— Что за бред! — возмутился Аксель. — Конечно, мы возьмём Мышика на поводок. Но так, чтобы ему было не обидно. Сделаем вид, что это он нас прогуливает, а не мы его.

Он заговорщески мне подмигнул. Я засмеялся.

— Мышик умный пёс. Он умеет ходить на поводке.

Мы довольно долго плутали по городу, старательно избегая главной площади, иногда резко меняя направление и петляя между лужами. К полудню народ вновь повалил на улицы, мокрый тротуар расцвёл зонтиками всех фасонов. Мимо ехали велосипедисты в дождевиках, тренькая друг на друга и на прохожих звонками.

Аксель вышагивал рядом и развлекал меня историями из кочевой жизни. Я слушал его в пол уха, и как заведённый крутил головой — вдруг откуда-нибудь выскочит Элвис и компания?

У лавочника, пахнущего свежей выпечкой и карамелью, купили пирожки и содовой, съели на скамейке здесь же, под козырьком, потом двинулись дальше. На одной из следующих улиц на нас набросилась стая голубей. Они бестолково хлопали крыльями, садились на плечи, руки и голову. Мышик пугался этих толстых, ленивых и очень наглых птиц, рычал и жался к ногам.

Дождь изредка давал нам передышку, но потом припускал с новой силой. У меня был капюшон, хотя ветровка уже пропиталась влагой настолько, что начало казаться, будто я закутался в мокрую половую тряпку. Аксель с истинно северным безразличием позволял дождю течь по лицу, и только снимал и протирал поминутно очки, улыбаясь и сцеживая уголками рта на язык капли.

— Здесь, — сказал он и потянул меня за рукав на утопающий в траве пустырь. — Подождёшь меня?.. А хотя ладно, пойдём.

Некогда здесь, наверное, был парк, а может просто двор. От скамеек остались поросшие мхом ножки, в стороне я увидел остатки карусели. Редкие строения стояли заброшенными и таращились на нас из окон без стёкол голыми, ободранными стенами.

Кроссовки и низ джинсов у меня сразу же промокли от осевшей на траве воды.

— В каждом городе каждой страны, какой бы он ни был ухоженный и умытый, есть такие вот места, — сказал Аксель, уверено продвигаясь по пустырю. — Можно назвать их изнанкой города.

— Изнанкой?

— Ну, как например у рубашки. Когда-то здесь был симпатичный дворик. В этих халупах, — он повёл рукой вокруг — доживали свой век старики. Их дети разъехались по новостройкам. Когда-нибудь здесь все снесут, построят трёхэтажки в духе старого города или торговый центр. Или автостоянку. Но пока что это просто тёмный угол в светлой комнате. В таких удобно прятать сокровища.

Старый спортивный автомобиль стоял на спущенных шинах и печально смотрел в дождь разбитыми фарами, молоденькие тополя обступали его, стремясь укрыть от посторонних глаз. Зелёная краска слезала с него хлопьями, будто обгорелая на солнце кожа, оголяя проржавевшие бока. Мышик оббежал вокруг машины и недоумённо сел на задницу. Потом вдруг навострил уши и залаял.

— Что это с ним? Может быть, кошки? Мышик иногда пасует перед кошками…

Я замолчал, увидев через стекло, что за рулём кто-то сидит. Аксель распахнул дверцу со стороны водителя. Заглядывая через его плечо, я зажал в горсти крик.

— Что это?

Человеческое тело навалилось на руль. Грязная, мятая одежда, руки большие, в застарелых порезах и шрамах. Видимая нам половина лица выглядела жутко — бледная в переплетениях крупных синих, а также белых, как черви, вен. Оттопыренные уши смотрелись уродливыми ненужными придатками. В чёрной курчавой бороде запутался какой-то мусор, на синюшных губах засохла слюна. Глаза смотрели полосками белков, зрачки закатились куда-то под набухшие веки.

Аксель невозмутимо спихнул тело на соседнее сидение, оно перевалилось через рычаг переключения скоростей. Мышик тявкнул и, пожав хвост, прижался к моим ногам… Я почувствовал тяжёлый застарелый и смрадный запах.

— Обычный труп.

— А?

В горле у меня стало сухо и горячо, слова вязли там, не достигая выхода.

— Страж. Когда где-то прячут сокровища, оставляют стража, чтобы его дух охранял богатство. Ты что, книжек не читал? Обычно члена команды, но этого типа я не знаю. Должно быть, обыкновенный бродяга.

Аксель сунул руку в бардачок, крышка которого осталась где-то в прошлом автомобиля, осторожно и с благоговением вытащил оттуда что-то, завёрнутое в газету. Сунул под мышку, брезгливо ткнул тело кончиком ногтя.

— Жуткий анахронизм. Я сам не больно-то верю в подобные предрассудки. Мертвец — есть мертвец. Но вот те, кто его здесь оставил… Ай!

Труп в машине вдруг зашевелился, спина его затряслась. Повернул к нам лицо, цепляясь бородой, будто клубком спутанных щупалец, за облупленные внутренности салона. Один глаз у него был белым и тусклым, как пластмассовый шарик. Другой сфокусировался на нас из-под вальяжно приспущенного века. Аксель открывал и закрывал рот, не издавая ни звука. Мышик зашёлся визгливым лаем, пятясь и оскальзываясь на траве.

— Эй. — Бородатый прокашлялся, как будто бы желая вытряхнуть из глотки застрявшие там слова. — Вы трое — кто такие? Есть чем промочить горло?

— Нет…

— Нет, — он явно расстроился. Провёл рукой по волосам. Один его глаз плавал в глазнице, гуляя по нам, по подёрнутому дымкой дождя миру, ни на чём не останавливаясь. — Тогда чего надо? Грабить пришли, а? Я вам сейчас покажу грабить…

Он сделал попытку выбраться из машины. Аксель поспешно спрятал свёрток за спину.

— Нет, мы… мы уже уходим.

— То-то же, — человек сразу успокоился и заскрёб бороду. — То-то. А может, добежите до ларька, возьмёте мне пива? А? Ради Христа, угостите доброго человека. А? Приятель?

Теперь он обращался к Мышику. Пёс слушал его, не зная, вилять ли ему хвостом или скалить зубы.

Аксель поспешно сгрёб пса в охапку, и мы ретировались через облака мокрой листвы тополей. Выбрались на дорогу, где дождь милостиво втянул в пористые тучи свои длинные пальцы. Прохожие шарахнулись от нас, прижимая к себе сумки. Оценив своё отражение в мутной луже, я пришёл к выводу, что с листвой в волосах и исцарапанной шеей как никогда похож на беглеца из приюта. А поглядев на Акселя, который снимал с очков паутину, и на мокрого Мышика, напоминающего миниатюрную английскую борзую, к горлу подкатил комок нервного смеха.