Двое из логова Дракона (СИ) - Куницына Лариса. Страница 54

— Лучше воду, — задумчиво осматриваясь по сторонам, произнёс Мангуст.

— Хорошо, что вас никто не слышит, — вздохнул царь. — Иначе мне пришлось бы вас казнить за несоблюдение этикета. Этикет — такая глупость, но его нужно соблюдать. Вам принесут кувшин с родниковой водой и три кубка. Подождите, пока мы с женой сядем, потом можете сесть.

Он пошёл дальше, а мы с Донцовым остановились, чтоб подождать Мангуста. Тот явно решил воспользоваться возможностью обследовать площадку для выступления. Он прошёлся по арене, присел на корточки, рассматривая отполированные плиты пола, потрогал их рукой. Потом посмотрел наверх, окинул взглядом трибуны.

— Ну? — спросил его Донцов.

Мангуст подошёл к нам.

— Отлично! — кивнул он. — Места достаточно. Плиты гладкие и не скользкие. Можно танцевать босиком. Амфитеатр обеспечит хорошую акустику. К тому времени, как наступит моя очередь, стемнеет, так что световые и визуальные эффекты будут выглядеть впечатляюще. Ты не забыл пульт?

Донцов сунул руку в карман и достал планшетку.

— Ничего менять не надо. Программа сама всё сделает, — продолжил Мангуст. — Но как только от наших поступит сигнал, нажмёшь финал. Я услышу барабанную дробь, и буду закругляться. Идём? Папа с мамой уже уселись.

Я обернулась и увидела, что Мизерис действительно уныло скособочился на своём резном кресле. А рядом восседает закутанная в шёлковую кисею и обвешанная золотом Эртуза. Сбоку от неё на скамеечке примостилась тонкая, как тростинка, царевна Анора с пышной копной чёрных кудрей. Она уже с интересом посматривала на Мангуста.

— Хорошенькая, — заметил он.

— Никакого почтения, — усмехнулся Донцов и, обняв его за плечи, увлёк к трибуне, где устроились правители Тэллоса.

Мы поднялись на несколько рядов и увидели большие красные подушки, уложенные на каменную скамью. Пройдя туда, мы сели. Я обернулась и увидела, как Мизерис утомлённо махнул рукой. Двери впереди, слева и справа распахнулись, и в амфитеатр хлынули толпы зрителей. Они втекали через двери, поднимались на трибуны и рассаживались, те, что побогаче, — внизу, те, что победнее, — выше. Несколько раз вспыхивали споры из-за мест и даже потасовки, но они разрешались простым и эффективным способом. К спорщикам подходил высокий человек в лиловой тоге с палкой в руке и щёлкал их по головам. Они тут же успокаивались и садились на свободные места.

Потом людские потоки обмелели, и через двери одновременно втекли две процессии: жрицы Света в белоснежных одеждах с цветочными гирляндами в руках и жрецы Тьмы в чёрных мантиях с медными чашами, в которых горел огонь. Цветами и чашами украсили почётные места на трибунах, после чего чинно вплыли Апрэма и Танирус. Смерив друг друга весьма презрительными взглядами, они уселись на украшенные места, а вокруг них расположилась их свита.

После этого снова был открыт доступ для простых смертных. Трибуны стремительно заполнялись. Мест уже не хватало и люди садились на ступени лестниц, в проходы, женщины — на колени к мужчинам. Опоздавшие теснились в проходах и подпрыгивали, чтоб увидеть хоть что-то.

Гомон, стоявший в амфитеатре, напоминал птичий базар. Я с трудом представляла, как среди этого шума можно будет слышать музыку. Но стоило царю поднять руку, всё вокруг стихло.

Он, кряхтя, поднялся и заговорил. Его негромкий голос разносился по всему амфитеатру, и зрители жадно ловили каждое его слово.

— Что ж, дети мои, — начал он. — Грядёт последняя Битва Детей Дракона, которая повергнет Тэллос в хаос и смерть. Кто победит в ней, Свет или Тьма, неизвестно. Да и не так важно, потому что Тэллосу уже не восстать. Однако мы, чтя традиции предков, должны свершать старые обряды. Уж так заведено, что Храмы, стремясь предвосхитить победу своих божеств, устраивают поединок воинов. Но, дети мои, к чему до срока лить кровь и оплакивать убитых? Лучше веселиться, услаждать взор красотой и соревноваться в прекрасном искусстве танца. Много лет длился словесный спор между Храмами, чьи танцоры лучше. Сегодня и узнаем. Каждый Храм выставил своих танцоров. Они могут станцевать только один танец, который я, правда, не ограничиваю временем. Потому что продолжительный танец, если он хорош, позволит показать мастерство и красоту исполнителей, а если он плох, то он надоест и вскроет все изъяны. Единственная же попытка обострит борьбу. После мы увидим танец прекрасного посланца звёзд, служителя Богини Неба. Перед тем, как начать, я напоминаю, что во время танца запрещается шуметь, кричать, топать ногами, свистеть и бросать что-либо на арену. Запрещается выбегать и прикасаться к танцорам. Запрещается устраивать драки. Нарушители запретов будут подвергнуты наказанию, им всыплют по тридцать восемь ударов палкой и запрут в подземелье до окончания Битвы Детей Дракона.

Он поднял голову и посмотрел в золотистое небо, которое по нижнему краю уже начало наливаться синевой.

— Пока Свет не покинул наш мир перед наступлением ночи, позволим танцевать его служителям, — изрёк он и, снова взявшись за левый бок, опустился на трон.

Красавица Апрэма царственно кивнула, и из проходов появились высокие юноши в белых туниках, которые несли странные устройства, похожие на колонны, увитые цветами. Однако эти колонны состояли из целой системы зеркал, хрустальных кубов и шаров с раструбами, начищенных до блеска медных ёмкостей. Они расставили эти сооружения по четырём сторонам арены и застыли рядом.

Потом появились музыканты с арфами и свирелями, девушки в развивающихся белых одеяниях. Они выстроились вдоль трибун. И, наконец, из входа напротив царской трибуны появилась танцовщица в костюме из филигранных металлических узорчатых пластин. На её голове была причудливая корона с извивающимися отростками, каждый из которых заканчивался алым самоцветом, ярко горевшим в закатных лучах солнца. Она вышла в центр арены и замерла в причудливой позе, чем-то напомнившей мне древнеиндийские храмовые статуи. Потом с четырёх сторон к ней устремились разноцветные лучи, которые, скрестившись, образовали вокруг золотистой фигурки ярко-белое свечение.

Музыканты начали играть, и над ареной поплыли нежные переливы, похожие на набегающие на берег волны. В эти волны вплелись струи свирелей, а потом к ним добавились высокие голоса девушек в белом. Наверно, так когда-то пели сирены, потому что эти высокие и мощные звуки завораживали. Танцовщица начала медленно двигаться в такт аккомпанементу. Её руки извивались, как морские водоросли в воде. Следом начало змеиться тело. А к паре рук добавилась ещё одна, потом ещё, и спустя несколько тактов, тонкая фигурка оказалась окружена целым солнцем трепетно извивающихся рук.

Только спустя мгновение я поняла, что на арене уже не одна танцовщица. Их было одиннадцать, совершенно одинаковых, гибких и подвижных, которые двигались, подчиняясь странной и нежной мелодии. Вокруг них заиграли искрами полупрозрачные фонтаны, потом заклубился лёгкий туман, и к девушкам присоединились неизвестно откуда появившиеся юноши. Они образовали два круга, двигавшихся в разные стороны, а над ареной из скрещивающихся лучей образовался радужный шар, от которого вниз устремились разноцветные ленты. Танцоры подхватили эти ленты и их хороводы начали переплетаться между собой, всё больше завораживая притихшую публику.

Следя за отточенными и синхронными движениями танцовщиков, я со смущением подумала о том, как будет выглядеть после них наш одинокий Мангуст. Я посмотрела на него. Он сидел, скрестив руки на груди, и со спокойным вниманием наблюдал за танцем. Внезапно на его лице мелькнуло недовольство, потом он снисходительно усмехнулся, затем прищурился, явно заметив какое-то заинтересовавшее его па.

А танцовщики на арене уже кружились в танце, закручивая несколько маленьких золотистых водоворотов. Их прыжки становились всё более лёгкими и высокими, повороты и кружение — более быстрыми и изящными. Над ними такими же круговоротами завивались множество белых звездочек, лёгкими потоками воздуха выносившихся из начищенных ёмкостей необычных колон.