А я леплю горбатого - Алешина Светлана. Страница 31

Действительно, на данный момент у нас была только уверенность в непричастности Журавлева к жестокому и хладнокровному убийству, но зато мы не располагали никакими вескими доказательствами. Конечно, и у следствия пока были только косвенные улики, так что у нас еще оставалось время на то, чтобы во всем разобраться.

— Думаю, с нашей неосторожной подачи вот-вот арестуют Андрея Николаевича, — произнес Кряжимский, когда в моем кабинете остались только сотрудники редакции. — Просто Алевтина Николаевна поделилась своим горем с Кононовым, а тот случайно или, допустим, специально проговорился Данильченко.

Конечно, Сергей Иванович постарался оправдать наши действия в наших же собственных глазах, но лично мне легче от этого не стало. Маринка, уловив наше упадническое настроение, постаралась хоть чем-то сгладить отчаяние, нависшее над всеми, и сварила крепкий кофе. Честно говоря, уже после второй чашки ко мне вернулся ясный ум и способность к мышлению.

— По-моему, оружие складывать еще рано, — поделилась своими впечатлениями Маринка, нервно подпиливая ноготь.

— Мы еще повоюем, — поддержал ее Виктор со своего наблюдательного поста, то есть с моего подоконника.

Я улыбнулась: сложившийся альянс случается не часто, обычно фотограф с секретаршей в «контрах». Конечно, по-настоящему им нечего было делить, и каждый занимался своим делом, но Виктор любил подразнить своей невозмутимостью вспыльчивую Мариночку, а та, в свою очередь, тоже не оставалась в долгу. «Вчера одно дело вместе делали, сегодня друг друга поддерживают. Если они объявили перемирие, надо этим пользоваться», — решила я.

— Внеочередную «планерку» прошу считать открытой. Итак, докладываю. — Я многозначительно помолчала. — Обстановка на сегодняшний день такова: официальный подозреваемый номер один — оппонент Владимирцева по думской работе — Андрей Николаевич Журавлев. Кроме служебных отношений, между ними возникла неприязнь по причине личного характера, то есть ревности. — Я говорила, стараясь вспомнить подробности нашего разговора с Алей Журавлевой. — Мы с вами с самого начала сошлись во мнении, что презумпция невиновности относительно его пока действует, так что теперь перед нами стоит первоочередная задача — доказать эту самую невиновность Журавлева.

Видимо, моя высокопарность подействовала на сотрудников ободряюще: Маринка перестала пилить несчастный ноготь, Виктор затушил сигарету в горшке моего любимого кактуса, а Кряжимский даже не поменял позы, что само по себе тоже было хорошим знаком. На проделку фотографа я пока решила не обращать внимания, потому что в срочном порядке надо было решать более важные проблемы.

— Вы себе представляете, какой отклик найдет это дело в широких кругах общественности? — напомнил Кряжимский о важности постов, занимаемых депутатами. — По-моему, если что-то решать, необходимо делать это быстро, поскольку буквально с минуты на минуту последние факты начнут массироваться в думской среде и официальной прессе. Конечно, пока идут рождественские каникулы, у нас еще есть время, но скоро они закончатся. Поэтому надо бы поторопиться, — на всякий случай напомнил Сергей Иванович.

Он, как никто другой, знал, что мы и так ни минуты не сидим без дела, выручая из лап ответственного «правосудия» невиновных людей. Но в чем-то наш аналитик был прав: пока мы будем сидеть на месте и думать, такие, как Данильченко, решат судьбу человека.

— По-моему, стоит пообщаться с Ярославом Сосновским, что-то мы о нем в последнее время подзабыли, — спохватилась я, выискивая в компьютерном файле телефон ближайшего помощника погибшего депутата. — Пусть разъяснит нам создавшуюся ситуацию…

— Оль, если ты его координаты ищешь, то вот, — протянула Маринка свой блокнот.

Я благодарно улыбнулась, но краем глаза успела заметить, как недовольно усмехнулся Виктор, не одобряющий отношений нашей секретарши с холеным красавчиком. «Только бы не опять „мыло-мочало — начинай сначала“, — вздохнула я про себя. — Нам сейчас не хватает лишь раздора на этой почве». Но Маринка, кажется, ничего не заметила, а Виктор счел нужным промолчать.

Назначив Сосновскому встречу в нашем офисе через час, я отпустила секретаршу в парикмахерскую, а остальных сотрудников — по своим делам. Как заметил Кряжимский, репортажи об этом деле не должны прерываться ни на день, так что хотим мы того или нет, а о действиях милиции относительно депутата Журавлева читателям необходимо сообщить уже в ближайшем номере.

— Очень рад, Ольга Юрьевна, нашей встрече, — с улыбкой появился в моем кабинете Ярослав.

«Как всегда, в безупречном костюме без единой морщинки», — заметила я с некоторой досадой, потому что, честно признаюсь, как я ни старалась, моя юбка порой даже в начале рабочего дня была похожа на мятые лохмотья. Может, потому, что не научилась аккуратно садиться в машину и в собственное кресло, а может, просто одни люди обладают исключительным даром всегда выглядеть элегантно и эффектно, а другие — нет. Впрочем, задумываться сейчас над такими мелочами у меня просто не было времени.

— Ярослав Всеволодович, я пригласила вас для важного разговора, — сообщила я сразу после взаимных приветствий и комплиментов. — Что вы думаете о тех обвинениях, которые выдвинуты в адрес депутата Журавлева?

— Я не могу высказать определенное мнение по этому вопросу, — замялся Сосновский. — Но неприкрытую враждебность со стороны Андрея Николаевича по отношению к моему шефу, думаю, заметили многие депутаты городской Думы.

— Вы считаете, Журавлев способен на убийство? — напрямую спросила я.

— Н-не знаю, — уклонился от прямого ответа Ярослав. — Честно говоря, такой вывод лично у меня напрашивался с самого начала, но не мог же я голословно обвинять человека в страшном преступлении. — Его голос дрогнул:

— Как не могу обвинять в этом и других оппонентов Геннадия Георгиевича. На самом деле я просто не знаю, на кого и подумать, — беспомощно развел руками Сосновский. — За последние дни кого только не арестовывали!

«Да, это служебное рвение Данильченко и привычка хватать всех без разбора теперь вылезают боком, — подумала я со злостью. — Сбить с толка легко, а найти правильную ниточку преступления — надо еще помучиться».

Понимая, что дальнейшие расспросы секретаря ни к чему не приведут, я решила перейти на более дружеский тон. Уже через несколько минут напряжение спало, Сосновский окончательно оттаял и даже, сам того не замечая, поведал мне кое-что интересное. Понимая, что Марина изнывает от нетерпения похвастаться своей прической, я несколько раз вызывала ее к себе без особой необходимости — то кофе принести, то уточнить какие-то сведения…

Впрочем, шевелюре самого Ярослава могла бы позавидовать любая модель женского пола — слегка кудрявые жесткие волосы цвета вороного крыла украсили бы любую голову, а красивому молодому мужчине они придавали еще больший шарм. Причем я заметила, этой части своего туалета Сосновский уделял не слишком много внимания, как всему остальному: никаких средств для укладки не использовал, только расчесывал, хотя в последнее время многие мужчины этим слишком увлекаются. Кстати, расческа виднелась из нагрудного кармана пиджака, что я неизменно отмечала при каждой нашей встрече.

Попрощавшись наконец с высоким статным красавцем, я неожиданно для себя испытала большое облегчение. «Ну, в самом деле, какой женщине понравится, если, глядя на собеседника, она подспудно старается найти в его внешности изъян и, к стыду своему, не находит!» — усмехнулась я. Пока Сосновский наносил визит вежливости нашей секретарше, в мой кабинет вошел Кряжимский:

— Ну как, Ольга Юрьевна? — спросил он, пододвигая стул.

Мой тяжелый вздох свидетельствовал о полной безнадежности наших позиций.

— Единственное, за что можно уцепиться: несмотря на политические разногласия, Журавлевы поддерживали хорошие отношения с Кононовыми и Игнатовыми, — сообщила я. — Кстати, как раз они сейчас, по словам Ярослава, оказывают моральную поддержку Алевтине Николаевне. Как вы думаете, реальна в депутатской среде бескорыстная дружба или это циничное прикрытие?