Девочка Юсупова. Единственный наследник (СИ) - Вебер Софи. Страница 8

Оказавшись рядом с машиной, я заглядываю на номерные знаки. Не наша. Отхожу, но не успеваю сделать и пары шагов, как натыкаюсь на широкую чужую грудь. Дальше все происходит как-то молниеносно. Я ни закричать, ни даже пикнуть не могу. Меня хватают и за какую-то долю секунды запихивают в автомобиль, который следом трогается.

Вот тогда до меня доходит весь ужас случившегося. Это не такси. Не водитель, который за нами приехал. Я не в безопасности, а Жанка осталась позади. Я бросаю быстрый взгляд назад. Она бежит за машиной, но куда там… не успеет ведь. И вот тогда я начинаю кричать. Пинаю мужика, который сидит рядом со мной, хватаюсь за ручку двери, чтобы открыть, но та заблокирована. У меня ничего не выходит. Я все еще в машине и меня везут в неизвестном направлении.

С ужасом понимаю, что в моей сумке карта, на которой все наши деньги. Мы перевели оплату за реабилитацию и операцию, но ведь нам еще важен перелет, да и проживание. На это тоже нужны деньги. Неужели те, кто меня похитил, знали об этом?

— Послушайте, отпустите меня, — начинаю просить вместо истерики, потому что ни на мои крики, ни на пинки, охранник рядом не отвечает.

— Помолчи, — рычит водитель. — И без тебя тошно. У нас приказ, ясно? Мы просто исполнители, что ты орешь? Без толку это всё. Довезем, куда сказали.

Легко им сказать — не ори! А как, когда меня похитили!

— И кто же вам приказал?

Мужчины переглядываются. Тот что рядом со мной недовольно отвечает:

— Приедем — узнаешь. А пока пристегнись, дорога долгой будет.

— У меня дети, — зачем-то говорю я. — Их из сада заберут.

— Подруга твоя заберет, о детях не беспокойся, — бросает охранник и отворачивается к окну, будто теряет ко мне всякий интерес.

Мы едем около получаса. Я нервничаю, забрала ли Жанка детей, но думаю, что забрала конечно, просто… меня похитили. Это ужас какой-то! Средь бела дня практически посадили в машину и куда-то везут.

Приезжаем мы через час. Меня отвезли куда-то за город, судя по малому количеству новостроев и огромному частному сектору. Автомобиль останавливается у огромных ворот. Я нервничаю, беспокоюсь, осматриваюсь по сторонам, но ничего не могу разглядеть. Когда машина останавливается мне на голову надевают чехол и заламывают руки. Вытаскивают из автомобиля и куда-то ведут. Не церемонятся. Это сделать может кто угодно, даже мой отец.

Мы поднимаемся по ступенькам, я слышу скрип двери. После чего меня толкают вперед и дверь закрывается. Я тут же хватаю накидку и сбрасываю ее с головы. Резкий яркий свет ударяет в глаза. Я жмурюсь, пытаюсь осмотреться, а когда это происходит, едва не вскрикиваю от неожиданности.

Передо мной в кресле сидит Дамир. Перед ним на столе бутылка виски и стакан. Но он их не трогает, даже не смотрит. Его взгляд прикован ко мне. Целиком и полностью. Он меня рассматривает, изучает, как будто я виновница какого-то заговора.

Я вдруг понимаю, что он жив. Слова Адама были правдой и Дамир действительно жив! И не просто жив! Господи, он приказал своим людям привести меня сюда и забрал от детей! От его сына забрал! Как он мог вообще? После того, как даже не сообщил о том, что жив!

— Поверить не могу, — возмущаюсь я. — Ты жив и так спокойно приказал своим людям меня скрутить? Мать твоего сына приказал похитить и привезти! Да я извелась вся.

Я стою и жду ответа. Шокированная. Боже, он действительно это сделал! А в голове набатом бьет “Жив… жив… он жив”.

— Правильно извелась, — вдруг резко бросает он. — Ничего хорошего тебя не ждет.

Глава 11

Я непонимающе смотрю на мужчину, которого считала мертвым. На отца своего сына смотрю и думаю, что мне послышалось.

— Что? — переспрашиваю.

Хочу услышать от него угрозу еще раз. Убедиться, что это не игра моего воображения. Он что, свихнулся? Или после взрыва ударился головой где-нибудь? Я-то в чем виновата?

— Ты слышала, — говорит он.

И не шутит.

Не шутит.

Он серьезен, собран, уверен в себе. Кажется спокойным, но утверждать не буду. Мне становится не по себе от его взгляда, я пячусь назад, но чуть не падаю, зацепившись за кресло.

Он меня подхватывает. За какую-то долю секунды оказывается рядом и удерживает меня, а затем спрашивает:

— Поняла, наконец?

— Да что поняла? — вырывается у меня. — Что ты спятил?

— Не смей, — говорит он, сдавливая мои щеки.

Я дергаюсь, но он меня держит. Не отпускает. Затем чуть ослабляет хватку и проводит пальцами по подбородку, спускается ниже, к ключице, затем к груди.

— Что тебе нужно? И к чему был этот цирк?

— Не хотел появляться официально, — выдыхает мне в лицо. — Пока не знаю, кто твои подельники.

— Что? В чем? Какие подельники?

Я ничего не понимаю. Смотрю в знакомое лицо и не узнаю прежнего Дамира. Человека, который в последнюю нашу встречу смотрел на меня с таким теплом и нежностью, что в груди щемило. Что с ним случилось? Кто и что ему обо мне рассказал, что он ведет себя, словно придурок.

— Играешь хорошо, молодец. Только твой подельник тебя сдал.

Он больше ничего не говорит. Снова хватает меня за подбородок, цепкие пальцы удерживают на месте, а затем он меня целует. Я отвечаю. Истосковалась по нему, несмотря на весь тот бред, что он нес. Да и не поняла я ничего. Он меня целует, это ведь хорошо?

— Блть, хороша, — рычит Дамир мне в губы.

Моя спина касается холодной стены, его руки сдавливают мою грудь, шарят по всему телу. Его пресс упирается в мой живот, в низ живота отчетливо вдавливается налитой кровью член. Я чувствую, как мои трусики становятся мокрыми. Хочу его, несмотря на все, что он сделал, несмотря на эту несправедливость и похищение. Я уверена, что с детьми все будет в порядке. Жанка их заберет и Дамир побеспокоится об этом. Да и не боюсь я его. Что бы он себе не надумал, мы все решим, я уверена.

Тем временем, Дамир стаскивает с моих плеч кофту, целует ложбинку груди, касается поцелуем ключицы, его руки шарят по моей голой спине, а затем он замирает. Разворачивает меня к себе, задирает кофту, дергает меня за бюстгальтер и тычет мне в лицо бирку:

— Для кого купила? И так спешила, что даже снять ценник забыла? Недешевое бельишко, надо сказать. Бабки получила за мое предательство? Или твой хахаль их дал?

— Что?

Я вырываюсь у него из рук, но он не отпускает. Чувствую, как его руки расстегивают бюстгальтер, а в следующую минуту он попросту срывает его с меня. Стаскивает силой, и я тут же прикрываю грудь. На глаза наворачиваются слезы, я чувствую себя униженной.

— Понимаю, — говорит Дамир. — Не для меня покупала. Но я тебе говорил, что у тебя никого не будет. Ни одного другого мужика, кроме меня. Говорил?

Я зачем-то киваю и шепчу:

— У меня никого не было.

Он смеется.

Следом за бюстгальтером идет моя юбка, а потом и трусики. Я чувствую себя униженной и совсем не понимаю, что дает ему право так со мной поступать. Почему он говорит, что я его предала и ведет себя со мной, как со шлюхой.

— Прекрати, — шепчу. — Я ничего не понимаю.

Его ладонь ложится на мои губы, а затем он с ненавистью произносит:

— Замолчи. Просто, блть, закрой свой рот. Если бы я мог от тебя оторваться, я бы даже не прикоснулся к тебе, слышишь? Но я не могу. Хочу тебя до беспамятства. Вот такую суку, какой ты есть, все равно хочу.

Я не понимаю, что происходит. И не перечу ему, когда он разворачивает меня к себе, когда прижимает спиной к стене. Я оживаю лишь когда он проводит членом по моим ягодицам. Вырываюсь. Не могу допустить, чтобы это случилось, ведь тогда между нами все кончено. Тогда мы не будем существовать. Никогда.

— Я ни в чем не виновата, слышишь? Я ничего не делала. Не знаю, кто…

Он закрывает мой рот ладонью, будто не хочет слышать, что я ему скажу. Не дает возможности оправдаться. Боже, да мне и не в чем! Я все три месяца в агонии прожила, оплакивала его, носила нашего ребенка и боролась за жизнь.