Анечка (СИ) - Анина Татьяна. Страница 11
Никаких проблем, никаких разборок. Такой и должна быть юность, так должна отдыхать молодость.
И только в ВМП-кабинке напряжение достигало предела. Вроде шесть мужчин расслаблены, но это было внешне.
Достаточно яркий свет, хорошая вытяжка и много еды на столе. Штопор не скупился, вытащил элитное вино и коньяк.
С двух сторон от Ромы сели Клин и Штопор. Сёма вырядился в костюм, Клинов тоже. Как свита богатого бизнесмена: в белых рубашках и чёрных пиджаках.
Напротив, полной противоположностью, адские бритоголовые морды. Бандиты бывают разными: благообразными, непримечательными и отвратными до жути. Последний вариант про Мишу Жмурика и его свору.
Миша Жмурик был пропитой тощий хрен весь в наколках, что пестрили на открытых местах его тела. Сидел в полосатой майке-алкоголичке. С лютым взглядом холодных серых глаз, в которых не было глубин или разума. Это глаза безумца, пустые и бесовские. Жмурик никогда не отличался интеллектом, но амбиции были на высоте. Он много лет искал к кому бы присосаться и нашёл Тимофея Линёва. Как сдружились, сказать сложно, но Тимофей от Жмурика стал зависеть и полюбил его со всей своей извращённой любовью.
Но Жмурик несдержанный и агрессивный. Долго ему орать и на всех наезжать, не суждено. Этот человек – заноза. И Рома очень надеялся, что до того момента, как он разденет Линёва, Жмурик не доживёт.
Справа от Жмурика сидел молодой бритоголовый скинхед. В такой же «стильной» майке, как его главарь. На руках свастика всех мастей и оскалившийся волк. Ушлёпок этот – виновник конфликта с чернотой в шашлычной. Но за это он не огрёб от Жмурика, а наоборот, получил поддержку. Что было неразумно. Стоило Мише взрослеть и держать своих бешеных псов на привязи, потому что один Жмурик – терпимо, толпа отморозков опасна для жизни.
Третий в их компании, мужик взрослый, возраста Клинова. Тоже в полосатой майке, что торчала из-под охотничьей куртки защитного цвета. У этого были глубокие карие глаза, но совершенно злые. Много складок на морде.
Вообще с возрастом Рома начинал понимать, что вся жизнь человека постепенно отображается на его лице. Если в двадцать лет, мало что можно определить по морде-лица, то уже к тридцати всё написано на лбу.
Вот приодень малолетнего скинхеда прилично, отрасти ему волосы, сойдёт за профессорского сынка. А через десять лет, не стереть будет с лица печать порока.
По манере поведения и диким вые*онам было видно, что нацист десять лет не протянет.
Старший из компании Жмурика беседовал с Клиновым. Полностью влился в беседу. Это единственное что расслабляло, потому что их разговор был дружественным и с понятиями. На тюремной фене Клин втирал про Пахана на небесах.
Для людей верующих могло показаться, что такая формулировка кощунственна. Но Рома не стал бы осуждать. Никто не знает, путей, которыми идут люди к Богу. Главное, что идут. Остальное формальности. И все, кто знал Клинова до прихода в церковь, положа руку на сердце, могли бы сказать: "Слава Богу за всё". Потому что так измениться не каждому суждено.
И откуда Рома знал о Боге?
И опять его школа, друг Трэш. Трэша опека изъяла из семьи в семнадцать лет. Но он не попал в детский дом, а уехал жить в мужской монастырь. И при частых телефонных разговорах пугал юного Шишу своими обкуренными тараканами. Тогда казалось редкостной дичью услышать от первого хулигана школы, что есть Бог и есть смертные грехи. Мелкий Шиша пытался спорить, но Трэш, со своими пугающими принципами, неожиданно нашёл своё место в жизни и уже терять его был не намерен.
А Трэш ему брат. Не по крови, а по жизни. И пусть они не виделись двенадцать лет, всё оставалось в силе. Раз даже Трэш говорит, что Бог есть, значит есть и сомневаться в этом не приходится.
Рома в свои тридцать так и не дошёл до Истинны. Но спокойно относился к людям верующим, даже если они бывшие в отсидке. На своём веку ему не приходилось встречать полных атеистов. Каждый верит во что-то и верит, самое интересно, по-своему. Одни зациклились на походы в церковь, другие молятся втихаря. Другие только подозревают, что есть неведомая сила, которая контролирует каждый шаг человека, но сформулировать что ЭТО, не могут.
Легче в этом плане кавказцам. Неизвестно как, но их с детства приучают к мысли о боге. А русские сами куда-то идут, половина вообще не знают, куда и зачем, но упорно рвутся к свету в конце туннеля.
Легче таким, как Штопор. Тот несостоявшийся иудей, с полноценным крещением, и знанием Корана, и совершенно буддийской философией.
А вот у Жмурика и ему подобным света в конце туннеля нет, так и метаются во тьме, в поисках приключений.
– Бл*дь! – взорвался Жмурик, зло покосившись на стариков за столом. – Закройтесь! Я себя на нарах чувствую.
Рома взял сигарету и прикурил. Два года не курил, но так как собеседник напротив угощал, отказываться не стал. Нужно было подыграть, успокоить визави.
Вложил сигарету в рот и чиркнул спичками. У Жмурика не было зажигалок. Затянулся горьким, густым дымом и выдохнул его в потолок с красивой подсветкой, спрятанной вытяжкой и такими же незаметными камерами.
Если Рому грохнут, Жмурика посадят. Если убьёт Рома, то Штопор сделает всё в ажуре.
На столе стояло много бухла и мало закуси.
Голодный малолетний нацист, как с глистами, сожрал всю колбасу и нарезку. Жрал в три горла и внимательно слушал Штопора. Сеня мужик умный и мудрый. Он сразу понял, кого можно взять в оборот в этом странном обществе. Промывка плоских мозгов скинхэда проходила медленно. И за полчаса объедалова, нацист вдруг перестал быть антисемитом.
Штопору приходилось всё время звонить пупсику в фартуке, чтобы принесла ещё еды, потому что втираться в доверие бешеному псу, с бутербродом в руках, гораздо легче.
– Шиша, бл*дь, у меня тёрки с Абхазом, – шмыгал носом Миша Жмурик. Затягивался глубоко табачным дымом и жмурил один глаз. – Давай Тимоху полюбовно расстелим. Он моя корова, я от надоев отказываться не собираюсь. И что твой Гусь, бл*дина трёт, что вы сомневаетесь брать долг машинами?
– Гусь трепло, – спокойно ответил Рома, щуря злые глаза от дыма. – Его Крест мочить собирался.
Миша заткнулся на время и заглотил элитное вино, как водяру.
Крест сидел в их краях, но был москвичом. У него Шиша выкупил своего адвокатишку Гусева. И это было ошибкой. Одно дело кидаться знаменитым именем в обществе рецидивистов, другое дело – с Крестом бизнес водить. Жутковато соглашаться на аферы. И, как на зло, Крест занимался именно машинами.
И своей пятой точкой Шиша чувствовал, что Крест его подставит однажды. Однажды Рома заплатит за все свои злодеяния и некрасивое прошлое.
Так что употреблять кликуху «Крест» стало неприятно и даже опасно.
– Я сейчас старый привоз раскидаю, и ваши возьму. Что касается суда, – Рома сделал затяжку и почувствовал, что его слегонца торкнуло. Сигареты были тяжёлыми, с большим содержанием смолы. – Пусть будет суд, и пусть его в прессе осветят. Наш конфликт должен стать достоянием.
– С какого х*я? – полюбопытствовал Жмурик, не понимая, о чём говорит Рома.
– У меня есть конфликт, Миша, – ответил Рома. – И я не в курсе, с какого края копают. Если я залезу с вами в суды, то тот, кто хотел меня тряхнуть, сразу появится. Неприятности одни не приходят. И те, кто неприятности создают, знают эту систему.
– А что у тебя за х*йня? – Миша полностью проникся горем Шиши, и последнему, стоило труда, не улыбнуться.
– С документами на фирме нелады. А где именно, я понять не могу.
Документы – это не для Жмурика. У него три класса образования и те на домашнем обучении. Но вид он сделал, что всё понятно. И неожиданно усмехнулся кривыми губами.
А вот это Рому насторожило. Он сделал вид, что всё в порядке, а сам начал быстро соображать откуда такая странная реакция.
То, что Жмурик злорадный и будет безмерно рад, если у Шиши появятся проблемы – этот понятно. А вот если Миша Жмурик что-то знал…