Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2 - Батракова Наталья Николаевна. Страница 47

— Нет, не звонил, — приблизившись к кабинету, Ладышев достал пропуск, но не успел приложить к считывающему устройству, как дверь открылась: секретарша заметила шефа на мониторе. — Здравствуйте, Марина! — поздоровался он и, дождавшись, пока Андрей Леонидович проковыляет в кабинет, предупредил: — К нам никого не пускать.

— Здрасте! Хорошо!

— Продолжай, — попросил он, плотно закрыв дверь.

— Василий, как и обещал, с казино завязал, съездил в Японию, стал у нас работать. Специалист он хороший, слов нет. Пучков о нем только в хвалебном тоне отзывался. И вдруг в конце весны снова объявился сосед, которого больше года не было видно: ходили слухи, что по-крупному проигрался, а потому где-то прятался от кредиторов. Так вот: выловил он как-то нашего Черненко в подъезде и сунул под нос расписки, по которым деньги одалживал. Мать, когда погасила долги, за оригиналы приняла высококачественные копии и вместо того, чтобы взять расписку уже с этого Эдика, разорвала их на мелкие кусочки. А он снова потребовал деньги.

— Вот гад!

— Не то слово! Василий собирал деньги на машину, а тут пришлось все отдать, да еще три раза по столько же должен остался: Эдик еще и проценты приплюсовал. Матери Черненко ничего не рассказал. Год назад у нее на нервной почве язва открылась, даже оперировали. И сейчас в больнице, Красильников сказал. Поэтому, когда Василия задержали, он умолял ничего матери не рассказывать. Меж тем Эдик поставил жесткие условия: деньги в течение недели, или снова пойдет к матери. Черненко понимал, что это ее убьет.

— Но ведь это чистой воды вымогательство!

— Согласен. Надо было писать заявление в милицию. Но Черненко испугался огласки. У дяди денег не попросил, побоялся, что тот его уволит. А поэтому согласился на другое предложение, за которое Эдик готов был списать весь долг.

— Менять блоки, — догадался Ладышев.

— Да. Вначале это показалось ему странным, но не наносящим особого вреда. Все понял, когда пришлось обратно менять блоки на возврате. Говорит, что хотел как-то изловчиться, и один все же оставить, чтобы мы быстрее нашли причину. Но не вышло: все делал в присутствии заказчика, а тот зорко следил за блоками.

— А прийти и рассказать, как есть, ему в голову не пришло?

Поляченко только развел руками.

— Эдика вчера тоже взяли. Сразу раскололся, кто ему эту идею подкинул. Вернее, вынудил найти подельника. Но уже за долги самого Эдика.

— И кто он?

— Максим Юрьевич Обухов.

— Та-а-ак… — Ладышев откинулся к спинке кресла.

— Его третьи сутки ищут, но безрезультатно. Или сбежал, или залег на дно: дело-то не доделано, да еще и поддельный блок потерял. О том, что подделку японцы с собой увезли, в милиции не знают. Считают, что просто хотели похитить блок ПО, но мы сами пресекли попытку похищения, нашли и вернули на склад. Как вещдок можно им любой другой подсунуть. Черненко тоже дал показания, что якобы хотели украсть. Самое интересное, что говорить так, если вдруг попадется, его уже научили подельники. Вот и я попросил так сказать. Надо предусмотреть вариант утечки информации.

— Не доверяешь бывшим коллегам?

— Как тебе сказать… Деньги — великий соблазн, не каждый откажется. Я ведь тоже когда-то не отказался, — усмехнулся он.

— У нас с тобой были другие отношения, — понял его намек Ладышев.

— Это сейчас они у нас другие… Короче, нам надо продолжать делать вид, что ничего не поняли. Пусть они мозгуют, как забрать у нас потерянный блок.

— Кто они?

— Те, кто все это затеял. Обухов, уверен, тоже всего лишь исполнитель. Один из главных, но над ним еще кто-то есть. Классическая цепочка: неведомый заказчик — исполнители. Внутри этой цепочки, как правило, есть еще и «чистильщик».

— Следы заметает?

— Скорее, убирает свидетелей, если вдруг что-то пошло не так. Исполнителей в первую очередь. Но сначала они любым способом попытаются вернуть блок.

— И как? К заводу им теперь не подступиться.

— Зато можно подступиться к людям… Извини, но с сегодняшнего дня в твоем доме постоянно будут находиться мои люди: охранять дом, Нину Георгиевну, а понадобится — и тебя.

— Зачем? Галина Петровна с Михаилом могут пожить и…

— Это не обсуждается! — категорично заявил Андрей Леонидович. — Если вдруг похитят Нину Георгиевну и потребуют взамен блок, что ты будешь делать?

— Неужели всё так серьезно? — Ладышев напрягся: до этого момента подобное ему и в голову не приходило.

— Думаю, что еще серьезнее, чем ты себе только что представил. Но нам надо выиграть время, пока в корпорации не выйдут на свою цепочку исполнителей. А до этого ни одна живая душа не должна догадаться, где сейчас блок. Поэтому надо исключить любой шантаж. С Пучковым и Красильниковым я утром уже поговорил: Володя сейчас на вокзале, отправляет своих поездом к теще в Гомель. У Дмитрия Александровича ситуация сам знаешь какая: жена все лето сидит с внуками в Италии, вернется к концу сентября. С Зиновьевым еще проще: жених на выданье. Дождется у тебя в доме профессионалов, покажет, расскажет. Своих людей мне уже не хватает, пришлось попросить помощи.

— А Зина?

— Зина… Утром попросил быть внимательнее. Только ты же знаешь: пока не расскажу всё, как есть, ни за что не послушается. А стоит объяснить — жди самодеятельности. Вечером с ней поговорю… И к тебе стража приставлю, того же Зиновьева, к примеру.

— Мне никто не нужен, — твердо сказал Ладышев. — Лучше оставь его при себе, пока сам за руль не сядешь. Так что Обухов? Что-то новое о нем есть?

— Есть: друзей в беде не бросал, кому-то из тех, с кем вместе тренировался, помог найти работу, кому-то в нужный момент помог деньгами. Мечтал открыть школу единоборств для подростков, продолжить дело тренера. Что еще… Прописан в квартире с отцом, но живет отдельно. Холост, ни с кем любовных отношений не заводил. В студенческие годы был влюблен в девушку, но, как только попал в СИЗО, она его бросила. Жил только работой. У руководства клуба-казино глаза округлились, когда к ним пришли: уж от кого-кого могли ожидать чего-то подобного, но только не от Обухова и его команды. Дисциплина у него строжайшая была. Ребят сам отбирал, сам обучал и сразу предупреждал: если кто-то будет замечен в чем-то противоправном, он ему голову оторвет. Его побаивались и уважали одновременно.

— Тем не менее подчиненных в это противоправное сам и втянул. С двойным дном человек, получается?

— Трудно сказать. Но какой-то мотив у него был. И вряд ли одни только деньги: платили ему хорошо, квартиру снимали. Он в свою очередь за отцом-инвалидом присматривал, сиделку ему оплачивал.

— Обухов-старший — инвалид?

— Стал им после инсульта. С женой развелся, квартиру разменяли: в одной мать, в другой отец с сыном прописаны. Утром туда опергруппа поехала. Только вряд ли он что путное скажет: вместе-то не живут.

— Ясно… — Ладышев задумался. Судьба Юрия Анисимовича прояснилась, но оставались еще фигуранты давнего дела. — О Валерии Петровне Лежнивец что-то узнал?

— Пока нет, но скоро узнаю.

— Она могла сменить фамилию после развода, — подсказал Вадим. — Вернуть, к примеру, девичью: Гаркалина.

— Уже прорабатывал такой вариант, — кивнул Поляченко. — Мне загадочный диск покоя не дает: ты с матерью успел поговорить? Связь с учеником она поддерживает?

— Нет. Я тебе не все вчера рассказал о дочери Балай. Я с ней встречался какое-то время, но ничего, кроме секса, в отношениях не было.

— Такая длинноволосая брюнетка? — уточнил Андрей Леонидович. — Помню.

— Ничего от тебя не скроешь, — усмехнулся шеф. — Кира Терентьева. Отцовская фамилия, поэтому мне и в голову не приходило связать ее с Балай. И вдруг выяснилось, что Людмила Семеновна строила на меня далеко идущие планы, стала угрожать, шантажировать. Поэтому не могу сказать, что мы с ней хорошо расстались. А тут узнаю, что любимый ученик мамы собрался на Кире жениться. Он даже привел ее в гости: хотел познакомить с будущей женой, пригласить на свадьбу. Успела сбежать, едва поняв, в чью семью попала. Когда мама узнала, какую роль сыграла мать Киры в смерти отца, сильно переживала. Но Артему ничего не рассказала, посчитала, что не вправе вмешиваться в его жизнь. А вскоре получила письмо по скайпу, в котором тот обвинял меня в том, что у них не может быть детей. Мол, я заставил ее когда-то сделать аборт. Ничего подобного и в помине не было! — Ладышев встал и принялся мерить шагами кабинет.