Хочу тебя вернуть (СИ) - Сдобберг Дина. Страница 22

— Ты выйдешь замуж вместе со своей сестрой. — Я даже не поняла, когда он смог переместиться с дивана ко мне и сжать широкими ладонями мою шею.

Воздуха резко не стало, сознание поплыло. Но последнее, что донеслось до меня эхом реальности, это сказанные почему-то очень довольным голосом слова:

— Огонь девка, но пусть с твоим характером муж разбирается. Сюрпризом ему будет, зато сразу поймёт, почему дочерей рода Шаркизовых берут только единственными жёнами. — Голос словно отдалялся, а я решилась собрать остаток сил и отмахнуться, как в детстве, когда меня дразнили, кулаком. — Да, твою ж…

Голос пропал, резкая встряска, как при взлёте военного борта и мягкая качка. Это было последнее, что я могла выцепить из своих воспоминаний.

Очнулась я на сиденье машины. Видимо на заднем, потому что я лежала. Согнутые ноги затекли, но не это меня беспокоило, а пальцы, ласково перебирающие мои волосы, да и голова лежала на чьих-то коленях. В машине разговаривали, на языке, которому меня учила бабушка. Я старалась не подать виду, что пришла в себя, и вспоминала произошедшее.

Я пришла в квартиру, там меня ждал отец с диким рассказом о какой-то свадьбе, причём сразу со мной и моей сестрой, о которой я даже не слышала никогда, что впрочем, неудивительно. Потом он меня немного придушил, видимо знал, где и как пережимать, и отнёс в машину.

Куда мы едем, непонятно, сколько времени мы уже в пути — тоже. В машине, судя по голосам, было трое мужчин. Один из них обращался к тому, у кого я лежала на коленях со словами "отец". Надеюсь, что отец, это ещё Рахман Шаркизов, и меня не успели передать неизвестному жениху. А в машине, значит, есть и ещё один родственничек, братик, как я понимаю. И вот сейчас я как никогда была согласна с поговоркой " На хрена родня такая, буду лучше сиротой".

Машина остановилась, хлопнула одна из дверей, мою голову аккуратно переложили с колен на сиденье, второй хлопок. Я аккуратно, почти не шевелясь, вытянула ручку-футляр из кармана. Оставшийся в машине водитель начал разговаривать с кем-то по телефону. Видимо с кем-то из своих, потому что говорил, что они едут, забрали груз и скоро будут на точке у каких-то складов.

Воспользовавшись тем, что как минимум одна рука у него сейчас занята, я резко развернулась и уткнула острый конец скальпеля в горло водителя.

— Хозяйка, я не виноват, я только выполняю приказ хозяина, вашего отца! — тут же начал частить он, как будто обозначал, что он свой и его убивать не надо.

— У тебя оружие есть? — голос-то как хрипит.

— Пистолет и нож. — Отвечает, не дергаясь, и так я из-за плохо слушающихся рук пропорола ему кожу.

— Сюда давай. И двери открывай. — Мужчина не спорит, руками двигает медленно, без резких движений.

— Смысла нет, там ещё три машины. Вы бы смирились… — говорит он.

— Спасибо за совет. Вот в гроб лягу, тогда и смирюсь. — Отвечаю ему и резко убираю руку со скальпелем от его шеи. Из машины вылетаю кувырком и сразу прячусь за какие-то сложенные горкой камни.

— Рафат, что за хе@ня? — кричит кто-то.

— Хозяйская дочка буянит. А я что должен был сделать? Вырубить с кулака? — понятно, всерьёз меня никто воспринимать не собирается.

Сверху посыпалась галька. Двое отцовских бойцов заходили по бокам, один лез сверху. Попала я в переплёт, ушла с работы называется.

Тот, что спускался, кубарем катится вниз, простреленная нога плохая опора. Вопрос, что, мол, как можно, они же живые и им больно, для меня не стоит. Надо вырваться отсюда, а потом умудриться связаться со своими, с телефона водителя звонить не стала, чтобы не подставить. И вообще мои жизнь, здоровье и свобода, для меня куда важнее их всех вместе с гуманистическими идеями. Служба в горячих точках быстро расставляет приоритеты в таких вопросах.

Ещё одному успеваю прострелить плечо, и пистолет летит в сторону, выбитый из моей руки. Падаю вниз и вспарываю гаду ногу по внутренней стороне. Уже схватилась за рукоять пистолета, как сверху мне на руку жёстко опускается мужской ботинок.

— С@ка! — взвыла я, хирурги, как музыканты, берегут руки.

Родной скальпель бьёт почти в пах нападающему. Но время утеряно, сбежать или занять более выгодную позицию я не успеваю. Рахман Шаркизов резко вздергивает меня на ноги и заламывает руку так, что идти я могу только на цыпочках, и то больно.

— Идиоты! — папенька зол. — Быстро перевяжите их и по машинам! Срезайте через овраг! Тупицы, вас едва пришедшая в себя девка уделала. Бойцы называется! Кадер, хватит скулить!

— Отец… — начинает тот, кого я поранила последним.

— В машину я сказал. Тех, кто ранен, в одну машину и вперёд, остальные едут обычно. — Затыкает братика Рахман Шаркизов.

Пользуясь случаем, рассматриваю родственника, и мне не нравится то, что я вижу. Вот вроде похож на отца, но как в истории Франции, отца звали Филипп Красивый, а сына всего-то Филипп Красавчик. У брата какой-то мягкий, словно не прорисованный подбородок. Как будто лепили, а потом случайно смяли, да так и оставили. Слишком выпирающий и острый нос. А глаза наоборот, слишком узкие. Зато взгляд полон такой желчной злобы, что я сразу понимаю, человек передо мной далеко не самый приятный. И опасный.

Перед тем как толкнуть меня в машину, Рахман одевает на меня наручники. Видимо во избежание. Ловлю в зеркале заднего вида осуждающий взгляд водителя и отворачиваюсь к окну.

— Лучше верните меня домой. Вам придётся меня убить, просто ради собственной безопасности. — Говорю тихо, правда, уже не надеясь на мирное урегулирование вопроса.

— Я уже всё сказал. — Зло бросает отец.

— Вы мне чужие люди, и в следующий раз я буду бить на поражение. И не важно, кого. — Предупреждаю, чтобы понимал, что предстоит.

— Тебе не придётся этого делать, потому что следующего раза не будет. — Бросает он.

— Что такое? Постараетесь дружно сдохнуть до того, как мне в руки попадёт оружие? — откровенно нарываюсь, но Шаркизов только ухмыляется. Зло так, нехорошо.

Оставшиеся сорок минут пути мы молчим, разговаривать нам не о чем. К тому же я занята. Вспоминаю, что и как я могу использовать как оружие, и что может оказаться у меня в руках, не вызвав подозрений. Оставаться здесь, а тем более ложиться под какого-то там сильного и влиятельного человека, я не собираюсь.

Шпильку или вилку вполне можно вогнать в глаз так, чтобы повредить мозг. От своих кровожадных мыслей я сама вздрогнула. Откуда во мне эта дикость? Но, к сожалению, мне кажется, не оставляют выбора.

Отвлеклась я, когда машины подъехали к высокому, как бы не метра три высотой, бетонному забору. Ворота здесь были тоже серьёзные. Подобные стояли на ангарах с тяжёлой военной техникой. За забором прятался настоящий маленький посёлок в несколько домов и множества небольших построек.

Машины въехали ещё в одни ворота, попроще, чем первые, но тоже внушающие уважение. Дом, перед которым меня выдернули из машины был просто огромный на высоком фундаменте и в три этажа. И неприятным. Не хотелось туда даже заходить и рядом находиться тоже. Или это просто так сказывалось моё отношение ко всему происходящему.

А вот перед домом был скандал.

— Что тут за базар? — окончательно вышел из себя Шаркизов.

— Она пришла и заявила, что ушла от мужа и будет жить здесь! — ткнула в сторону молодой девушки, на вид моей ровесницы, немного грузная, но очень дорого одетая женщина, поджав губы.

— Лейла? Что за выходки? Что значит ушла от мужа? — спрашивает отец у девушки, и мне становится интересно, а как же нерушимый институт семьи и всё прочее?

— Дядя, мой муж ведёт себя недостойно, изменяет, таскает за собой повсюду свою любовницу… Дома не появляется месяцами! — зло сверкала глазами яркая и красивая девушка. — Я такого оскорбления терпеть не стану. Этот дом принадлежит всей семье Шаркизовых, здесь есть доля и моего погибшего отца, которую ты обязан мне выделить, дядя. И я имею право здесь жить.

— Да? А есть всю оставшуюся жизнь, ты за чьим столом собираешься? — влезла та же разодетая скандалистка.