Экс-любовники (СИ) - Салах Алайна. Страница 9

— Хорошая, — улыбается он и добавляет уже строже. — Напиши, как в квартиру зайдёшь.

8

— По вкусу похоже на разваренные макароны с сыром, которые опалили бензиновой горелкой. — Поморщившись, я отодвигаю от себя тарелку с пастой. — Если гость однажды такое попробует, он сбежит от нас, роняя тапки.

Марат недовольно поджимает губы. Ещё до появления Карима было решено ввести в меню несколько новых блюд вместо тех, что не пользуются популярностью, и сейчас мы их дегустируем. Салат с тофу для тех, кто поддался повальной моде на веганство, вчера утвердили, а вот с пастой пока затык.

— Пусть Карим Талгатович попробует, — сухо роняет Марат, глядя на меня с открытой неприязнью. — Думаю, он оценит.

Ишь, как заговорил. С появлением Карима он почему-то решил, что подчиняется ему, а не мне. Явно наличие общих корней спровоцировало в нём такую уверенность.

— Карим Талгатович, конечно, может попробовать и даже доесть всё, что лежит на тарелке, но в меню мы этот слипшийся комок теста всё равно не запустим. Потому что ответственность за финальный выход блюд лежит на мне, а я не могу утвердить то, что мне не нравится. Даже с учётом того, что твои вкусовые рецепторы пару лет пожили во Франции, а мои всё это время обитали в России.

В моём понимании у еды, независимо от её состава, есть всего лишь два состояния: вкусно либо невкусно. Остальное — понты и чушь. Марат может считать, что обладает утончённым кулинарным чутьём, но конечный потребитель не он, а гости, имеющие самый банальный запрос. Все они, как и я, хотят, чтобы было вкусно.

— Если на этом пока всё, я пойду к себе, — подытоживаю я, поднимаясь из-за стола. — Как появятся новые идеи — дай знать.

Из кухни я выхожу с предчувствием, что рядом со мной в стену вот-вот влетит сковородка. До недавнего времени у меня не было повода вмешиваться в дела Марата и наше общение ограничивалось лишь обсуждением незначительных вопросов по кухне. Теперь становится ясно, что легко с ним не будет. Но я ведь сюда не друзей заводить пришла, а развивать ресторан. Могут меня даже ненавидеть, главное, чтобы свои обязанности исполняли хорошо.

С такими боевыми мыслями я запираюсь у себя в кабинете и открываю сайт по пошиву спецодежды. Вчера показала Кариму несколько вариантов формы для уборщиц, но он только носом покрутил. Всё ему не нравится. Придётся теперь шить на заказ по новым эскизам. Ну как можно быть настолько дотошным? Это же всего лишь форма для уборщиц, которых толком никто не видит.

Звонок Карима застаёт меня посреди разговора с поставщиками мяса. Секунду смотрю на мигающий номер, гадая, стоит ли мне переключаться, и решаю, что нет, не стоит. Его самооценку уже ничем не пошатнуть, а вот если нам завтра не привезут мяса, то выручке хана.

Условившись о поставке, я ему перезваниваю.

— Трубку не берёшь, — звучит вместо «Здравствуй, Вася». — Был важный звонок?

Ох, как же хочется его побесить. Раньше, если я на его звонок сразу не переключалась, Карим потом допрашивал, с кем это я разговаривала. Я обычно шутила, что с Искиным или Сергеем, одногруппником, к которому он меня особенно ревновал из-за присланной СМС.

— Делала заказ на мясо, — отвечаю, проглатывая рвущуюся фразу о том, что обсуждала будущее свидание. — Это показалось мне важным.

— Хорошо, — произносит Карим после короткой заминки. — Зайди ко мне.

Я нехотя поднимаюсь, злясь, что у него даже мысли нет поинтересоваться, не занята ли я. Сам два дня чёрт знает где пропадал, заезжая в «Роден» максимум на час, а теперь давай беги ко мне, Вася.

Небрежно побарабанив в дверь бывшего кабинета Воронина, я захожу внутрь и тут же забываю о своём раздражении. За два дня здесь всё кардинально изменилось. Стены поменяли цвет на глубокий серый, исчезла старая мебель, и её заменили модный увесистый стол с асимметрично скошенной ножкой и подвесные стеллажи. Старомодное кресло Глеба Андреевича тоже испарилось, и на его месте появилось другое, напоминающее сиденье в гоночной машине. Оно называется «ковш», если мне не изменяет память. Исхаковы увлекались автоспортом, поэтому я знаю. Карим меня как-то прокатил за городом на своём гоночном мицубиси — я думала, богу душу отдам.

— В чём дело? — спрашиваю я, остановившись в дверях.

Карим выглядит недовольным, и почему-то сразу думается, что он злится из-за того, что в тот день я не написала ему СМС, поднявшись домой.

Но всё оказывается куда проще.

— Вася, у тебя официанты курят. Такого быть не должно. Либо пусть с сегодняшнего дня бросают, либо увольняй их.

От расстройства я готова затопать ногами. Ну что они за сучки такие? Из персонала курят только Роза и Вика, и с ними у меня был уговор. Они могут курить за час до начала смены и после её окончания. В течение дня — нет.

— Я разберусь, — обещаю, царапая ладони ногтями в попытке избавиться от нарастающего дискомфорта. Внутри всё кипит. Кто дал им право позорить меня перед Каримом? Ты работаешь, стараешься, чтобы всё было как надо, а кто-то другой в это время подкладывает тебе свинью! — Могу идти?

Карим отрицательно качает головой и указывает на кресло. Я покорно в него сажусь, в то время как перед глазами проносятся картины кровожадной расправы над нарушительницами трудовой дисциплины. Поскорее бы отсюда выйти и устроить им кузькину мать.

— Слушаю вас.

Карим подаётся вперёд, сдвигает брови.

— Что у тебя за проблемы с Маратом?

От неожиданности я даже не сразу нахожусь, что ответить. Он что, сбегал наябедничать? Ах он… Да что за день сегодня такой?

— У меня проблем с Маратом нет, — холодно чеканю я. — Очевидно, они есть у него, но я об этом не знаю.

— Ты управляешь этим рестораном, и тебе положено знать обо всём, что здесь происходит, — безжалостно отрубает Карим. — Разве нет? Марат сказал, что в вопросах кухни ты не объективна и не слышишь никого, кроме себя. Что случилось с тем блюдом, которое вы обсуждали?

У меня даже в ушах начинает звенеть от такого обвинения, и будь моя воля — в эту минуту я бы уже одевала ябеде Марату кастрюлю с том ямом на голову.

— А Марат не сказал тебе, — негодую я, от волнения переходя на «ты», — что пасту, которую он принёс, не стали бы есть даже дворовые собаки? На вкус откровенное дерьмо, и я бы лучше уволилась, чем запустила это в меню.

— Тогда, может быть, стоило дать попробовать кому-то третьему?

— И что изменилось бы в этом случае? Я должна поверить кому-то другому, но не себе? Как ты верно заметил, я управляю этим рестораном.

Лицо Карима становится холодным и отстранённым.

— Мне не нравится, что с косяками твоих сотрудников приходится иметь дело мне. Хороший руководитель такого не допускает.

— Я уже сказала, что с официантками разберусь. У меня была с ними договорённость, которую они нарушили. Признаю, это моя вина. Но с Маратом виноват ты сам.

— Я? — переспрашивает Карим, поднимая брови.

— Да, ты. Ты его выделил на собрании, спросив, откуда он родом, и с тех пор Марат ведёт себя как гусь, которому в зад по случайности попало павлинье перо. Считает себя особенным. Конечно, ему не понравилось, что я зарубила его разработку. Он же твой земляк, а я в его глазах выскочка, которая ничего не понимает в искусстве приготовления пищи! Ты меня спросил, согласна ли я на работу, и я сказала, что согласна. А ты сам-то согласен, чтобы я продолжала работать? Потому что сейчас ты тоже подрываешь мой авторитет. Мне теперь каждый раз бегать к тебе на ковёр, когда кто-то из сотрудников решит поныть, какая я нехорошая и как его обижаю?

Я хотела показать Кариму, что могу рассуждать о рабочих вопросах спокойно, но к концу своей тирады всёравно перешла на возмущённый крик. Рубашка становится тесной в груди, щёки пылают. Не могу я спокойно реагировать на несправедливость. Я свою работу делаю хорошо. Марат кто? Шеф-повар, который к тому же получает ещё больше, чем я. Вот пусть и разрабатывает нормальные блюда, а не к Исхакову стучать бегает.