Все мы злодеи (ЛП) - Фуди Аманда. Страница 17

Страх в тоне ее матери заставил собственные нервы Изобель сжаться в животе. Но она не выдала этого. После прошедшего месяца споров Изабель знала, что лучше не показывать своей матери никакой слабости, чтобы она не воспользовалась этим и не превратила это в еще одну причину, по которой Изабель не должна быть чемпионом. И когда она не ссорилась из-за этого с Изобель, она ссорилась со ее отцом. Это было утомительно.

— Мы можем не говорить о турнире? — спросила Изобель, как будто она снова имела дело с Оливером. Она порылась в своем одеяле в поисках CD-плеера, желая побыть одна.

— Я просто не понимаю, Изобель, — пронзительно сказала ее мама. — Я действительно не знаю. У тебя вся жизнь впереди. Год назад ты говорила о школе моды. Ты не хотел иметь ничего общего ни с этой книгой, ни с турниром, ни…

— Я передумала, хорошо? — огрызнулась Изобель. — Это мое решение.

— Но это не твое решение. Ты все еще несовершеннолетняя. Если тебе нужна медицинская операция, я даю согласие на это. Если ты отправляешься на экскурсию, я подписываю твое разрешение.

Они ссорились уже дюжину раз. Изобель проигнорировала ее и принялась распутывать наушники.

— Я все еще хочу знать, что сказал тебе твой отец, — продолжала ее мать. — Я знаю, какой он. Я знаю, что он убедил тебя.

Хриплый голос отца заполнил ее разум.

Ты бы отказалась от своей собственной плоти и крови? После всего, что мы для тебя сделали?

Это потому, что ты боишься? Ты слишком талантлива, чтобы бояться. СМИ уже любят тебя.

Это потому, что ты стыдишься нас?

Ты могла бы победить, Изобель. Ты знаешь, что могла бы.

— Может быть, я хочу быть чемпионом, — солгала Изобель. — Может быть, я хочу, чтобы история запомнила меня за победу.

— Так говорила Бриони, а не ты, — сказала ее мама, и Изобель вздрогнула при упоминании имени Бриони, при воспоминании обо всем, что Бриони сделала с ней. Она знала, что Бриони, должно быть, было больно с тех пор, как ее сестру объявили чемпионом, и Изобель была рада этому. Рада, что Бриони Торберн наконец-то отказали в одной единственной вещи, которую она хотела. — Когда ты была ребенком, я не волновалась. Я подумала, что, поскольку тебе будет всего шестнадцать, они выберут одного из твоих старших кузенов. Не похоже, чтобы они обращали на тебя много внимания с тех пор, как мы с твоим отцом расстались.

— Они всегда платили за мое школьное обучение, — отметила Изобель. — И присылали мне подарки на дни рождения.

— Изобель, твои тети и дяди, вероятно, даже не знали, как пишется твое имя до прошлого года. Твой отец довольствовался визитами раз в месяц. Но внезапно эти статьи вышли в свет. Внезапно ты становишься знаменитой гордостью и радостью семьи Макаслан. Они думают о тебе как об инструменте, который нужно использовать, а не как о человеке.

Ее слова задели. Возможно, большинство детских воспоминаний Изобель о ее родственниках были смутными воспоминаниями о наручных часах с бриллиантами и сигарном дыме. Но, по крайней мере, когда весь мир отвернулся от нее, Макасланы приняли ее с распростертыми объятиями.

Но Изобель знала, что слова ее матери были более весомыми, чем это. Почти десять лет назад она поймала ее отца на том, что он использовал ее бизнес для перекачки денег на мошеннические счета. Отсюда и развод.

— Они все еще моя семья, не так ли? — возразила Изобель. — Разве они не имеют права использовать меня?

— Нет!

Ее мать потянулась к ее руке, но Изобель отдернула ее. — Нет, они не имеют права.

— Так кого из моих двоюродных братьев ты бы предпочел, чтобы они использовали вместо меня? Питер? Анита? Грег—

— Любой из них! Любой из них, кроме моей дочери!

Когда Изобель попыталась засунуть наушники в уши, ее мать оторвала шнур. — Я еще не закончил с тобой разговаривать!

Волна давления сдавила горло Изабель, и она не знала, было ли это желание кричать или плакать.

— Хорошо, — всхлипнула она, почти решившись заплакать. Она прижала к груди подушку из искусственного меха. — Говори ч-что хочешь! Но ты ничего не можешь изменить. Я уже…

— Ты не чемпион, пока не вырежешь свое имя на Колонне. У тебя еще есть неделя. Ты можешь вернуться прямо к своему отцу и сказать ему и всем этим чертовым репортерам, что ты передумала. Что ты больше не хочешь этого делать.

Изобель представила себе такую сцену, разыгрывающуюся в ее голове. Она ненавидела, когда мать кричала на нее, но ярость отца была еще сильнее.

— Ты думаешь, я умру.

Грудь Изобель тяжело вздымалась, когда она пыталась говорить ровным голосом. — Ты думаешь, что Алистер Лоу убьет меня. Но он этого не сделает. Я сильнее его.

— Допустим, так и есть, — сказала ее мать таким гипотетическим тоном, который ясно давал понять, что она в это не верит. — Ты действительно хочешь быть убийцей? Только потому, что это технически законно, не означает, что…

— Нет, конечно, нет! Но…

— Тогда как ты это сделаешь? Ты убьешь Иннес, младшую сестру Бриони?

Горячие слезы текли по лицу Изобель. Она ненавидела плакать. Она ненавидела чувствовать себя такой неуправляемой. — Да, я так и сделаю, — сказала Изобель. Потому что если и было что-то, чему ее научил последний год, так это то, что она была выжившей.

Ее мать встала и схватила Изобель за запястье. — Отлично. Тогда мы уходим.

— Что? — прохрипела Изобель.

— Мы едем в Керактос, к моей сестре. Мы сядем на самолет сегодня вечером. Ты будешь слишком далеко, чтобы они смогли забрать тебя до начала турнира.

Часть Изабель расцвела от облегчения. Она могла бы навсегда покинуть Илвернат. Она могла бы начать все сначала.

Но тогда Макасланы выбрали бы одного из ее кузенов. Могла ли она действительно так поступить с ними? Обречь Питера, или Аниту, или кого-то еще на смерть? Она знала, насколько одарена. Она дала Макасланам настоящий шанс на победу, на обретение власти и богатства, которые изменили бы их репутацию, изменили бы их жизнь. Даже если бы у Изобель всегда была мать, к которой она могла бы обратиться, она не хуже любого из них знала, каково это, когда с тобой обращаются как с пятном, позором.

— Я не пойду, — выдавила Изобель.

— Пойдёшь.

Сначала, когда она начала вытаскивать Изобель из постели, та попыталась вырваться из ее объятий. Но когда острые, ухоженные ногти ее матери впились в ее кожу, Изобель собрала всю свою концентрацию и наложила заклятие с кварцевого кольца на мизинец.

Белая магия сочилась из камня, просачиваясь, как разлитая нефть, на ковер. Сила бурлила и поднималась, разбрызгиваясь по всему, до чего могла дотянуться. От его прикосновения полированное каштановое дерево тумбочки Изобель начало гнуться и гнить. Обивка на стенах пожелтела, обои вокруг отслаивались, как высохшая кожа. С громким, визгливым стоном половицы прогнулись и отодвинулись одна за другой, как ломкие ногти, обнажая грязь и личинок внизу.

Ее мать закричала и отпустила ее как раз в тот момент, когда «Внутренности Болота» коснулись ее кожи. Он прилипал к ее плоти, как смола. К тому времени, как она смогла произнести заклинание щита, оно опалило кончики ее волос. От этого запаха Изабель чуть не вырвало.

Вместо этого она прижала колени к груди и зарыдала, ее кровать была единственным нетронутым островком в море гнили и грязи. Заклятие девятого класса, предназначенное для разрушения защитных чар, было подарком ее отца, когда она согласилась стать чемпионом. Она собиралась сохранить его для турнира, но вместо этого разрушила то место, к которому другие Макасланы никогда не прикасались.