Двери всегда открыты (СИ) - Весна Елена. Страница 26

Чиро: бедная моя девочка. Иди сюда.

Если бы вы точно знали, что умрете сегодня, не успев ни с кем поговорить, о какой бы несказанной вещи вы больше всего жалели? Почему вы до сих пор не сказали этого?

Алиса: о том, что не попросила прощения у… одного человека. За то, что я с ним сделала, за то, что у нас ничего не получилось, может быть, по моей вине. А не сказала, наверно, потому что это ничего уже не изменит.

Чиро: я бы жалел о том, что так никому и не смог рассказать о себе, о том, какой я. Потому что я не знаю, как это сделать. Я не знаю таких слов, которыми бы я смог бы на самом деле объяснить о себе что-то другому человеку.

Поделитесь любой проблемой, которая вас волнует, и узнайте у собеседника, как бы он решил ее.

Чиро: мне надо сбросить пять килограмм и желательно, побыстрее. Что мне делать?

Алиса: заменяй еду сексом.

Чиро: я прямо сейчас хочу есть. Давай, это будет последний вопрос и мы займемся моим похудением. Какая у тебя проблема?

Алиса: домой хочу. Еще неделю надо ждать, пока мне сделают новый паспорт.

Чиро: надо заполнять свободное время сексом, чтобы меньше думать о доме. Приступим к совместному лечению?

На этом месте Алиса запретила себе вспоминать дальше, поскольку заснуть такие воспоминания точно не помогут. В камере стало холодно, и она свернулась в клубочек под тонким шерстяным одеялом. Придет когда-нибудь к ней чертов бывший муж с теплыми вещами или нет? Сожалеешь о том, что прощения у него не попросила? Да ну на фиг, правильно сделала. Надо было лучше Диме позвонить, когда ей разрешили, но в тот момент она думала только о сыне, который остался дома один и не понимает, куда делась мама. Главное, чтобы Толик все-таки выжил.

Глава двенадцатая. Пауза

Чиро валялся на диване, обитом серой кожей, в студии звукозаписи и лениво листал ленту инстаграм. Пока Кристиан записывал соло, у них с Рафой образовался перерыв. Допив свой кофе, Рафаэль подошел к нему, подвинул ноги Чиро в сторону, сел рядом.

— Чиро, ты позвонил Алисе?

— Нет.

— Почему? Ты три дня висел на телефоне, ты обзвонил, кажется, все правозащитные организации в Европе с требованием вмешаться и защитить девушку от судебного произвола. Ты добился своего, ее выпустили. Почему теперь ты не хочешь с ней поговорить?

— Я сделал то, что считал нужным. Неправильно держать человека в тюрьме за то, что он защищал свою жизнь. А зачем мне ей звонить?

— Затем, что вы так и не поговорили.

— Она вернулась к своему мужу. Мои звонки неуместны в такой ситуации.

— А тебе не кажется, что ее муж — парень так себе. Вспомни, что про него говорил тот русский.

— Это ее личный выбор, — холодно сказал Чиро. — Меня это не касается. И давай закроем эту тему. Слушай, почему у тебя так много фоток перед зеркалом? Я читал где-то, что так любят фотографироваться нарциссы. Ты что, нарцисс?

Рафаэль наклонил голову, подставив свой затылок под нос Чиро.

— Я пахну нарциссом?

— Не знаю, — озадачился Чиро. — А как вообще пахнут нарциссы?

— Не знаю.

— Ты пахнешь дурацким шампунем, — отталкивая голову приятеля, сказал Чиро.

— Ты лучше посмотри, — забирая у друга телефон похвастался Рафаэль, — у этой фотографии тридцать восемь тысяч лайков, сотни комментариев. Почему ты так редко делаешь посты? Разве можно быть таким ленивым?

— Просто тебе, друг мой, нужно, чтобы тобой постоянно восхищались, писали, какой ты милый, красивый, замечательный. Желательно не реже, чем раз в три дня. А мне не надо, я и так знаю, что я прекрасен.

— Угу, прекрасен, — буркнул Рафаэль, закрывая приложение. Палец его соскользнул, случайно открыв телефонную книгу. — Постой!

Он недоуменно смотрел на экран.

— Так ты все-таки звонил Алисе? Пятнадцать не отвеченных?! Она не берет трубку?

— Телефон не в абоненте, — хмуро сказал Чиро, забирая мобильный и пряча его в карман. — Наверное, поменяла номер.

— Так найди ее в социальной сети, напиши!

— Не буду. Если она отключила тот номер, который я знаю, значит решила больше не общаться со мной.

Рафаэль только глубоко вздохнул и закатил глаза.

У ворот тюрьмы ее ожидал Дима на своем внедорожнике с затонированными стеклами. Они быстро нырнули в машину, увернувшись от любопытных журналистов с микрофонами и покинули площадь перед зданием тюрьмы, грязную от подтаявшего снега и неубранного мусора. В дороге Алиса молчала, глядя через лобовое стекло на хмурый серый город, на таких же хмурых и серых людей, спешащих по своим делам. «Надо возвращаться в нормальную жизнь», — сказала она себе, — «пора заняться, наконец, работой». Ее уже три клиента ждут.

Дима довез ее до дому, накормил заранее заказанной едой из ресторана, напоил горячим чаем с мятой и уложил в постель.

— Отдыхай, — попросил он. — Вечером привезу тебе продукты в холодильник и сына.

— Если Гена его отдаст.

— Гена у меня скоро в морду получит, — пообещал Дима. — У меня ведь не такое безграничное терпение, как у тебя.

— Дим, почему меня отпустили? Почему там были журналисты? Я что, представляю какой-то интерес для прессы?

Старый приятель пожал плечами.

— Да фиг его знает. Пока мой адвокат пороги обивал в прокуратуре, пытался добиться, чтобы тебя выпустили под залог, в Европе вдруг поднялся кипиш. Наверно из-за этого видео, которое ублюдок слил в сеть, там уже миллионы просмотров. Кстати, поздравляю, теперь все тебя знают, ты знаменитость. Так что да, журналисты заинтересовались.

— Зашибись. Всегда мечтала о такой славе.

— Так вот, была куча обращений от всяких европейских контор по защите прав всяких меньшинств и просто людей…

— Дима!

— Да слушай ты. Короче, они так в своей прессе повернули ситуацию, что как бы наши власти позволяют всяким ультраправым и националистам безнаказанно ущемлять права секс меньшинств. И всех, кто их поддерживает. В общем, мне кажется, тебя выпустили, чтобы погасить этот на фиг никому не нужный скандал. Если твой терпила выживет, а очень похоже, что он выживет, с тебя вообще, наверно, обвинение снимут.

— Кстати, как он?

— Еще в реанимации, но, говорят, состояние стабильное. Хочешь ему апельсинов отнести?

— Нет, но все-таки живой человек, хоть и дурак. Мальчишка еще совсем. Лет на шесть старше Стаса.

— Я тебя умоляю. Твой Стасик вряд ли через шесть лет будет женщин насиловать и бить. Ладно, все, отдыхай, а то ты бледная, как моль.

Когда приходит любовь, огромная как океан, когда забываешь все, что любил раньше и всех, кого любил раньше, ты легко уходишь от того, кому ты дорог, от того, кто еще вчера тоже был тебе дорог. Он истекает болью и мукой, а ты не можешь почувствовать его боль. «Мне очень жаль», — дежурная фраза, которая вроде бы говорит о том, что тебе не все равно, хотя тебе абсолютно все равно. Все сердце заполнено восторгом и нежностью, в нем нет места для чужой боли. Мы не виноваты в том, что мы теперь любим другого. И мы не можем простить, когда с нами поступают также.

Иногда Лола ощупывала свое тело, чтобы убедиться, что оно все еще на месте. Она чувствовала себя странно, иногда ей казалось, что ее уже нет, и тело ее превратилось в пепел и вот-вот развеется над побережьем средиземного моря. Она пыталась сосредоточиться, чем-то себя занять, но все валилось из рук, мысли беспорядочно мелькали в голове. Воспоминания, фантазии, обрывки чьих-то разговоров. Среди этого хаоса лишь однажды промелькнула единственная здравая мысль — «со мной что-то не так, наверно, мне нужно обратиться к врачу». Мелькнула и бесследно пропала, растворившись в котле, где бурлили ярость и боль. Друзья и родные сочли за благо оставить ее на время одну и даже оплатили ей отдых в дорогом отеле, надеясь, что Лола сумеет себя отвлечь от проблем, связанных с неудачным замужеством. Они ошиблись. Ее нельзя было оставлять одну. Лола не ходила на дискотеки, не напивалась, не играла в казино, не снимала случайных мужчин, чтобы забыться в бездумном веселом угаре. Она сутками сидела в своем номере, забывая есть, забывая спать. Единственным ее развлечением был компьютер. Каждый час она выходила в интернет, искала новую информацию, а не находя, с настойчивостью мазохиста пересматривала видеозапись нападения на русскую стерву, стрелявшую из ее пистолета. Потом видеозаписи с их Чиро свадьбы, фотографии так и неоконченного свадебного путешествия.