Дьявольский план - Алешина Светлана. Страница 15

— Вы не сказали, что будете не одна, — она бросила на меня недовольный взгляд своих больших карих глаз.

— Это Алексей Самаркин, мой помощник, — как ни в чем не бывало представила я своего приятеля.

— У вас есть удостоверения? — полюбопытствовала она, сверля нас глазами.

— Конечно, — воскликнула я и показала свое.

Петрова долго рассматривала его, крутя так и эдак, а затем вернула мне.

— А у молодого человека? — уставилась она на Алексея.

Самаркин начал ощупывать свои карманы, растерянно посматривая то на меня, то на Петрову.

— Ну что ты возишься, — пришла я ему на помощь, — где твое удостоверение? Забыл в редакции?

— Кажется, да, — сказал Самаркин и достал из кармана членский билет «Народной власти».

Я выхватила у него членский билет «Народной власти» и, вспомнив, что у него должен быть и членский билет «Родины», быстро сказала, с улыбкой взглянув на Петрову:

— Алексей член партии «Родина — это мы». Леша, — повернулась я к нему и прошипела сквозь зубы, уже злясь, что потащила его с собой, — покажи свой билет.

— Вот, — Самаркин наконец выудил из заднего кармана джинсов голубую картонку фотографией и протянул хозяйке.

Она так же внимательно, как и мое удостоверение, рассмотрела предъявленный ей документ и вернула его со словами:

— Ну хорошо, проходите. Это было произнесено таким высокомерно-снисходительным тоном, словно барыня впускала в дом лакея, который принес дров для печки.

Но дело было сделано — мы оказались квартире Петровой, и поэтому я не слишком, то расстроилась по поводу ее надменной манеры держать себя. Ну, хочется ей представить и себя этакую светскую даму — да ради бога! Как гласит народная мудрость: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Не плакало… Не плакало… Действительно, я оказалась права, еще по голосу из домофона определив, что госпожа Петрова не проливает горьких слез из-за пропажи своего благоверного. Глаза у Ольги Юрьевны были тщательно накрашены, да и вся она выглядела подтянуто. Занимается спортом, и салоны красоты наверняка посещает, экая штучка!

Мы прошли в просторную, на современный лад обставленную гостиную, подоконники которой изнемогали под большими керамическими горшками с буйно разросшейся комнатной растительностью. Яркую зелень шикарной мягкой мебели эффектно оттеняли бледно-кофейные обои, на стенах висели картины, писанные маслом в фовистской манере: натуральные цвета, пятна желтого, красного и синего. По стенам шли ряды книжных полок, уставленные роскошными изданиями. На паркетном полу лежал ковер цвета сухой полыни с размытым коричневым рисунком. На невысоком стеллаже из светлого дерева располагалась японская аппаратура.

Перед диваном стоял небольшой столик со стеклянной столешницей, его ножки напоминали складные металлические «шасси» брезентовых стульчиков, которые являются неотъемлемой частью экипировки терпеливых рыбаков подледного лова. Только в данном случае скрещенные ножки стола представляли собой плоские отрезки металла.

— Кофе хотите? — резко, словно она была раздражена необходимостью разыгрывать гостеприимную хозяйку, спросила Петрова.

Она неподвижно замерла в дверях гостиной. В руке у нее невесть откуда появился длинный темный мундштук. Она курила и смотрела на нас, как на пустое место.

— Спасибо, не беспокойтесь… — вежливо ответила я, — мы только что обедали.

Я скосила глаза на Алексея и по его виду поняла, что он не прочь был бы выпить сейчас чашечку горячего ароматного напитка.

— Ну, если только одну чашечку для моего помощника, — виноватым голосом произнесла я, дабы упредить возможное недовольство Петровой.

Она скептически пожала плечами, мол, что же вы сразу не говорите, и отправилась на кухню.

— Тебе зачтется, — благодарно сжал мою руку Алексей, — рисковала ты здорово, — он лукаво улыбнулся.

— Ну и мадам, — прошептала я, — чую придется с ней понервничать.

В этот момент на пороге гостиной возникла стройная фигура Ольги Юрьевны.

Она несла серебряный поднос, на котором, к моему разочарованию, на чрезвычайно плоском блюдечке стояла только одна малюсенькая, как венчик полевого цветка, чашечка, ее достоинство заключалось лишь в том, что она была сделана из тонкого прозрачного фарфора.

— Пожалуйста, — церемонно поставила стол этот мизерный «цветочек» Петрова, сахар я положила.

Я незаметно толкнула Алексея в бок, но о" словно зачарованный продолжал смотреть на холеные руки хозяйки.

— Проснись, — шепнула я ему. — Вы та любезны, — подняла я признательный взор на Ольгу Юрьевну.

— Ну что вы, — жеманно отмахнулась она.

— Ольга Юрьевна, — мягким голосом обратилась я к ней, — мы не отнимем у вас много времени…

— А вот это любезность уже с вашей стороны, — усмехнулась она, — я вас внимательно слушаю.

Петрова села в кресло напротив и, продолжая дымить и стряхивать пепел в маленькую бронзовую пепельницу, которую взяла со столика, наставила на меня свои проницательные карие глаза. Да, взгляд у нее, надо сказать, был немного тяжеловат, как, впрочем, и нижняя часть лица.

— Прежде всего меня интересует, — по-деловому бодро начала я, — позавчерашний день, день, когда пропал Александр Петрович.

Петрова немного побледнела и, прежде чем ответить, на миг отвела глаза к окну.

— Что конкретно? — сказала она сдавленным голосом.

Наверное, все же переживает, подумала я, да и как иначе?

— Может, в этот день вы заметили в поведении мужа что-то необычное?

— Да нет, — приподняла она голову и, щурясь, выпустила струю дыма в потолок, — Саша как всегда позавтракал, собрался на работу и уехал.

— А перед этим он ни о чем тревожащем его или тягостном для него с вами не делился? — осмелилась задать я вопрос, ответ на который должен был явиться лакмусовой бумажкой, по которой можно было узнать о «погоде в доме», о семейном климате, так сказать, и мере доверия, проявляемого супругами друг к другу.

— У Саши на работе все было хорошо… — немного растерянно произнесла Ольга Юрьевна и в очередной раз затянулась.

— Вы имеете в виду на фирме? — решила я уточнить и достала из кармана куртки пачку «Винстона». — Можно?

— Да, да, курите, — она поставила на столик миниатюрную бронзовую пепельницу и снова непринужденно откинулась на спинку кресла.

Когда Петрова ставила пепельницу, я заметила, как блеснуло на ее мизинце тонкое колечко в виде змейки с маленьким изумрудом.

— На фирме и по партийной линии, так сказать, все шло отлично. Конечно, — нервно передернула она плечами, — иногда не обходилось без кое-каких накладок, трений и так далее, сами понимаете, такой пост и в бизнесе, и в движений… — авторитетным тоном произнесла она и направила на меня прямой и ясный взгляд. — Саша, естественно, делился со мной проблемами, но, в общем, успевал и был на хорошем счету везде. Я понимающе закивала.

— Все это понятно, но меня интересует конкретика…

— Что вам понятно? — неожиданно с вызовом и раздражением спросила Ольга Юрьевна.

Очевидно, время быть относительно любезной и приятно коммуникабельной на внутренних часах истекло.

— Что ваш муж был замечательным человеком, — поторопилась я предупредить новое извержение. — Вы не знаете, над чем он работа в последнее время?

Ольга Юрьевна бросила на меня недоверчивый, если не сказать враждебный, взгляд и, изображая голосом сожаление, сказала:

— Зря я согласилась вас принять… У журналистов ни такта, ни логики, одна назойливость и дотошность!

У меня возникло дикое желание послать ее подальше, но я вовремя остыла, вспомнив, зачем сюда пришла.

— Ольга Юрьевна, — терпеливо, точно с малым ребенком, продолжила я разговор, — если бы не было журналистов, прессы в широком смысле слова, что тогда было бы с обществом, кто бы извещал его о том плохом и хорошем, что происходит в высших эшелонах власти, во всех сферах жизни; кто взял бы на себя ответственность и смелость довести до его сведения, что, например, какой-нибудь политик — только виртуозный манипулятор, спекулирующий на народном недовольстве нынешней властью, что другой политик — одиозная коррумпированная личность, что известный бизнесмен, жертвующий на благотворительность гигантские денежные суммы, свой капитал нажил нечестно, с деловитой наглостью присвоив себе народное добро…