Дьявольский план - Алешина Светлана. Страница 8
Это хорошо известно любой дамочке, обладающей не только красивой внешностью, стройной фигурой, но еще и некой изюминкой, до которой так охочи мужики.
Я уселась за стол, демонстративно закинула ногу на ногу и, пользуясь вынужденным простоем, так сказать, вернулась мыслями к Корниенко и его штабу.
Я не могла понять, почему среди конкурентов и врагов движения не называлась партия «Народная власть».
Вернее, называлась, но как-то вскользь, неакцентированно-стыдливо. Я знала, что «Народная власть», несмотря на такое ничего не значащее, можно сказать, размытое и банальное название, отличалась радикально-демократическими устремлениями, защищала и отстаивала ярко выраженные правые взгляды, а потому была партией интеллигенции и вообще всех высокообразованных людей. Знала я также и то, что во главе избирательного штаба «Народной власти» стоит отец моей приятельницы Супрун Евгении, с которой я познакомилась в агентстве по недвижимости, когда получила, наконец, возможность купить себе квартиру.
Супрун Теодор Георгиевич, будучи довольно крупным бизнесменом, отличался завидной широтой взглядов, образованностью, обходительностью и так-том. Был у него, правда, один грешок, в котором, возможно, был повинен его пылкий темперамент и склонность почудить на романтический лад — он был чертовски уязвим для хорошеньких женщин. Но даже если таковых и не оказывалось радом и приходилось довольствоваться сомнамбулами вроде встреченной мной в штабе «Родины» секретарши, то ему на выручку приходило его буйное, сексуально ориентированное воображение. Он выпивал, как шутливо рассказывала о нем Женька, сто, потом двести, потом еще двести граммов спиртного и без труда представлял себе, что перед ним не тупая дремучая каракатица или сыплющий физическими формулами или духовными выкладками синий чулок, а очаровательная в своей мнимой небрежности и капризах красавица. Как говорится, не бывает некрасивых женщин, а бывает «мало выпил». Или еще лучше сказал Фоменко по «Русскому радио»: «Не бывает страшных женщин, бывают трусливые мужчины».
С женой Теодор Георгиевич вот уже семь лет как разошелся, сочтя семейный быт, причем хорошо организованный, непреодолимым препятствием для скаковой лошади, коей и была поначалу его любовь к Веронике Сергеевне — матери Женьки. Холостяцкая жизнь вполне удовлетворяла Женькиного папашу, позволяя ему не зацикливаться на какой-нибудь одной дамочке, а иметь их в изобилии, причем по несколько одновременно. Ну разве не чудо: не успеет один роман кончиться, как ему на смену уже спешит другой, сплошная свежесть, как шутила Женька, которая была отменной хохотушкой — унаследовала это благое и ценное качество от отца родимого. Я долгое время не могла понять, зачем Теодору Георгиевичу понадобилось встревать в политику, ведь то волшебно-романтическое и стойкое весеннее настроение, в котором он шествовал по жизни, казалось, должно было с лихвой вознаграждать его жизнерадостную душу и за возможные промахи в бизнесе, и за тягостные минуты неизбежно тоскливых воспоминаний.
Потом решила, что дела коммерческие требуют от Супруна участия в «Народной власти» — ведь он как никто другой должен был быть заинтересован в глубинных экономических преобразованиях и прежде всего в отмене таких чудовищных налогов, благодаря которым наше производство стоит, а реки и озера день ото дня все более отвечают экологическим нормам.
Да, есть и свои прелести в «застое».
Интересно было бы посмотреть на Теодора Георгиевича и очно, как говорится, убедиться, что его каштановые волосы по-прежнему излучают здоровый блеск и силу, словно только что вымытые «Пантином-про-ви», в зелено-карих глазах с восхитительной хитринкой буйствует «половодье чувств», а в крови поет «неутраченная свежесть», но это пока не входило в мои планы.
— А вот и наша курочка-ряба, — повеселел Алексей.
Он выгрузил на стол содержимое большого пластикового подноса: две тарелки с половинками курицы, пиалки с томатно-чесночным соусом, салат, пару апельсинов, чашки с кофе, тарелку с хлебом и гроздь бананов.
— Отлично, — удовлетворенно сказала я, принимаясь за еду.
— О, — обрадованно воскликнул Алексей, — а курица-то хорошая, не тренированная…
— Как-а-ая? — с недоумением взглянула я на него.
— Ты не представляешь, купили мы как-то раз с моей девушкой в Крытом огромную-преогромную курицу у пожилой сельчанки. Купили по подозрительно невысокой цене. Обрадовались: какие-де мы хитрые и рачительные! Запекли в духовке.., и не смогли толком съесть. Курица оказалась такой же пожилой, как та тетка, что нам ее продала. Да мало того — старой, так еще и мускулистой. Мы потом долго смеялись: наверняка эта бабка курицу по горам гоняла, мыщцы ей наращивала.., ха-ха! — засмеялся с набитым ртом Алексей.
— А где сейчас твоя девушка? — заинтересовалась я.
Лицо Алексея потемнело.
— А нигде, — с вызывающей беззаботностью хмыкнул он, — была и кончилась!
— То есть?
— Расстались мы, вот и все, — отрезал Самаркин.
— Из-за чего, если не секрет? — Я с сочувствием посмотрела на него.
— Тебе это что, для работы надо? — смерил меня недоверчивым взглядом Алексей.
— Интересно… — я перестала жевать и уставилась на него.
— Интересно за углом, — грубо отозвался Самаркин, макая белое мясо в красный соус.
— Ну зачем ты так? Просто скажи, что не хочешь об этом говорить, я клещами тянуть из тебя не стану, — с обидой в голосе попеняла ему я на его неделикатность, хотя как раз себя и чувствовала сейчас неделикатной. Самокритика?
— Не такого я происхождения для ее семейки оказался, понятно? Папаша у нее крутой дядя, мамаша тоже не бедная, да еще чванливая такая! Хотя они и развелись… А Женька веселая, но задавала страшная! Она мне прямо сказала: на что мы будем жить, если поженимся, а если ты жениться не собираешься, то зачем тогда встречаться, у меня есть с кем и в бар, и на дискотеку сходить, я думала, что с тобой у меня что-нибудь серьезное получится, а так…
— Ну а ты, что ты?
— А что — я? И так и эдак — все впустую. Потом осерчал, разорался: ежели ты знала, что у меня ни кола, ни двора, так чего ж ты со мной любовь крутила?! А Женька: ошиблась, что мне и ошибиться нельзя? Она крутая, эта Женька, — в агентстве по недвижимости работает, там вокруг нее такие мужики вьются — красивая, да и партия завидная! Папашу что ни день по телеку показывают: Теодор Георгиевич, — пародируя подобострастное сюсюканье ведущих телепередач, принялся картавить, ломать язык и пищать Самаркин, — что вы об этом думаете, а об этом?
Он отчаянно гримасничал, словно старался развеселить меня и по ходу освободиться от кипящей в нем горечи и обиды, но мне было не смешно. Я опять почувствовала себя в кольце причудливого совпадения: ну посудите сами, у меня назначено интервью с Корниенко, тут пропадает его помощник Петров, я начинаю подумывать, а почему бы не принять деятельное участие в расследовании этого таинственного исчезновения, потом ко мне за подписью в поддержку Корниенко приходит Самаркин, сегодня я решаю навестить отца Женьки, а оказывается, что моя приятельница была девушкой Алексея…
Мне было не смешно еще и потому, что мог полететь к чертям собачьим мой план, над осуществлением которого я теперь ломала голову.
— А ты знаком лично с родителями твоей девушки? — решила я сделать необходимую прикидку.
— Бывшей девушки, — подчеркнул Алексей, — бывшей. Нет, не знаком, а что? — насторожился он.
— Хорошо, — я рассеянно посмотрела на него.
— Что здесь хорошего? — удивленно поднял он на меня свои малахитовые очи.
— А то, что у меня к тебе одно деловое предложение имеется, — с загадочной улыбкой произнесла я, вытирая рот салфеткой.
— Какое?
— заинтересовался Алексей. В его глазах вспыхнул лукавый огонек.
— Ты знаешь, где находится штаб «Народной власти»?
— Ну? — нетерпеливо воскликнул он.
— Не хочешь ли ты, Алексей Самаркин, — притворившись до безобразия серьезной, напыщенно произнесла я, — стать оппортунистом?