Радость моих серых дней (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна. Страница 13

Мне не нравятся его слова. Звучит так, будто он меня выгоняет из своего дома. Из своей жизни.

— Когда я вернусь домой, — заглядываю в его глаза, — у меня не будет такого выбора. Для удовольствия у меня есть только сейчас. Потом всё превратиться в быль. Забудется со временем. Станет неважным. Там у меня будет другая жизнь. В ней женщин не возносят выше неба. В ней меня выберут как скот. По внешнему виду и состоянию здоровья. Чтобы воспроизводить потомство и вести быт. По сути, даже моё образование — лишь разменная монета. Если дядюшка выгодно пристроит меня замуж, я никогда не буду работать. Если повезёт — стану трофейной женой, если нет — домохозяйкой.

Тихон меняется в лице. Его взгляд темнеет. Метает молнии. Я улыбаюсь понимающе. Добро пожаловать в мой мир.

Я всегда знала, чем должна окончиться моя жизнь. И была готова к этому. А вот к чему я не была готова — что меня похитят и я влюблюсь в первого встречного, который не бросил меня в беде. Что я влюблюсь в Тихона.

Тихон касается моего лица. Ведёт пальцем по линии скулы. Очерчивает губы. Скользит по подбородку вниз, минуя шею. Касается шрама. Трёт по коже, словно смыть пытается.

— Хотел бы я дать тебе этот выбор, — задумчиво говорит мне. — Ты достойна этого. Когда я смотрю на тебя, когда ты плывёшь на волнах экстаза, я заворожён. Ты и так красива, но в эти мгновения… По-настоящему неотразима.

— Всё хорошо, Тихон, — улыбаюсь в ответ. — Я благодарна тебе за то, что приоткрываешь для меня завесу этого мира, за то, что щедро делишься таким секретом. Когда мне придётся вернуться домой, я буду с теплотой вспоминать дни, проведённые здесь. С тобой.

Я не хочу тешить себя пустыми надеждами. Однажды и, возможно, очень скоро ему надоест играть со мной. Он охладеет.

Между нами пропасть практически в двадцать лет. Когда я родилась, он уже собирался идти на войну. Всех моих знаний не хватит, чтобы сравниться с его опытом и мудростью. Никакое владение несколькими языками не спасёт. Тысячи прочитанных книг не скрасят острых углов. Когда он насытится моим идеальным с его точки зрения телом, насладится симпатичным личиком, мне укажут на дверь.

Я, может, и наивна, но не настолько глупа. Я слышала рассказы одногруппниц. Знаю, чем заканчиваются такие романы. Только разбитым наивным сердцем.

Тихон целует меня. С такой яростью, что мне кажется, что хочет выпить мою душу. Досуха. И я отвечаю ему с той же отдачей. Касаюсь его лица, шеи. Притягиваю к себе.

Тяжёлая дверь со скрипом открывается, а после — раздаётся стук.

— Тихон? Севиндж? Не спите? — тихо спрашивает Виктор.

Тихон отрывается от моих губ.

— Не спим. Заходи.

Я хочу отодвинуться, но мужчина удерживает меня на месте. Так мы и сидим: он — спиной к стене, с вытянутыми на кровати ногами, я — поджав под себя ноги, прижатая к его груди.

Виктор улыбается, глядя на нас. Ставит чайник. Берёт стул и устраивается недалеко от нас, рядом с ёлкой.

— Придумали уже, что готовить на завтра? — спрашивает Виктор. — Потому что я хотел предложить налепить пельменей.

Глава 18

Он.

Меня злит, с какой лёгкостью она говорит о своей жизни. О той части, где её выдадут замуж против воли. О том, что у неё не будет другого выбора. Словно мы живём не в двадцать первом веке, а в долбанном средневековье.

Меня злит, что я знаю, как решить её проблему. И злит, что я и есть это долбанное решение. Даже если я не решусь быть с ней, попытаться устроить свою жизнь рядом с ней, я знаю, что не смогу позволить ей просто вернуться домой.

В моих силах дать ей всё. Дом. Образование. Работу. Помочь ей стать сильной и уверенной в себе женщиной. Чтобы однажды она выбрала себе мужика, который будет носить её на руках и молиться на её совершенное тело. Такого, кто будет без оглядки пичкать её удовольствием. Соблазнять. Заигрывать. Удовлетворять. И лишь потом думать о себе.

Кого-то, кто будет вести себя как я, но не будет мной.

Моё сердце пылает от острой боли. Одна мысль, что её будут касаться другие руки, вызывает у меня отравляющие мысли. Я в ярости.

Обрушиваю на неё свои губы. Жадно целую, пока могу. Пока она в моей власти. Пока не выбрала себе гипотетического кретина, который не будет мной.

Витюша возвращается, и я не удовлетворён. Мне мало. Я хочу знать больше. Хочу задавать вопросы и слышать ответы. Потому что это кажется очень важным. Мне нужно понять. Принять решение. Потому что, видит Бог, каждая секунда рядом с ней приближает меня к пропасти. Нырну, назад дороги не будет. Сделаю неверный ход — сгорим мы оба.

Я сломаю ей жизнь. А она сломает мою. Разрушит до основания возведённую стену. Прорвёт линию обороны. Проникнет в самое сердце.

О чём я думаю? Это уже происходит. В режиме реального времени.

Мне мало заботы, что я могу ей предложить. Мало. Я не хочу, чтобы она когда-либо стонала от чужих рук. Во мне говорит ревность. Потому что я сам ещё не вкусил до конца. Не успел насладиться.

Прав Витюша. Нельзя её трогать, пока не пойму, чего на самом деле хочу. Если только дарить наслаждение, ничего не требуя взамен. Потому что я не могу удержаться. Потому что это сводит меня с ума. Она. Стонущая моё имя.

***

Слова Витюши об ужине служат спусковым механизмом. Девчоночка, будто только этого и ждала, подрывается. Выныривает из моих рук. Отползает. Разрывает тесный контакт. Оставляет мои руки цепляться за воздух.

Я смотрю на её точёную фигурку и радуюсь, что безропотно надела протянутый наряд. Так мне нравится больше, чем скрытое тело под широким подолом платья от груди и ниже колен.

Витюша внимательно изучает мои реакции. Хитрый лис. Глаза сощурил. Смотрит своим пронизывающим взглядом. Насквозь. Рентген. Я усмехаюсь ему.

Сижу расслабленно. Девчоночка в кухоньке суетится. Прибирается. Ставит воду на плиту. Полощет занавески. Выскакивает в одном свитере на мороз — вылить воду, и я недовольно качаю головой.

— Тихон, — нерешительно говорит девушка. — Ты не мог бы мне помочь?

Я доволен. Не зря распинался. Поднимаюсь резко и иду к ней.

— Моей силы не хватает как следует отжать, — сетует.

Отжимаю лишнюю воду, а Витюша вызывается развесить во дворе.

Севиндж достаёт из морозильника мясо и заливает водой. Смотрит на меня.

— Пельмени? — вскидывает брови.

— Да чёрт с ним! — смеюсь. — Любимое блюдо.

***

Она вся в муке. Месит тесто. А я мешаюсь рядом. Провожу рукой по влажной линии роста волос. Лоб в испарине. Ей жарко в свитере.

Проводит тыльной стороной руки по щеке, оставляя белый след. И я не могу не улыбнуться.

То, что происходит сейчас, так напоминает мне о детстве. Когда-то мои родители лепили пельмени перед каждым праздником. И мы сейчас… как семья.

Витюша крутит фарш. И метает в меня улыбки. Специально затеял. Чтобы я вспомнил. Как просто получить обычное счастье. В таких мелочах.

Я касаюсь её лица и стираю муку. Улыбается. И я не хочу сдерживаться. Целую её губы, притягивая за талию к себе.

Она делит тесто на несколько комочков и передаёт эстафету мне. Раскатываю на столе. Смотрю, как она достаёт варёные овощи на салат, отставляет в сторону кастрюльку с говядиной. Натирает тушку утки специями.

— Сейчас мы всё подготовим, а завтра останется всего-то нарезать салаты и запечь утку, — говорит она.

***

Мы ложимся спать далеко за полночь.

Когда я просыпаюсь, девчоночка уже режет салаты. Она снова в бесформенном платье. И я немного раздосадован. День пролетает быстро. После обеда Севиндж просит растопить баню. И я потираю руки в предвкушении остаться с ней наедине.

— Тихон, я надеюсь ты составишь мне компанию? Посидим в парилке, пообщаемся, — разбивает мои ожидания Витюша. — Знаешь, я действительно рассчитывал провести время со своим товарищем.

— Конечно, ступайте, — говорит девчоночка. — Я как раз закончу приготовления и отдохну немного.