Радость моих серых дней (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна. Страница 43

— Вот, видишь, здесь плохой обзор, всё действие происходит за пределами зоны видимости. Вот эта тачка останавливается, пассажир выходит, но видно лишь его спину. Смотри внимательно, — говорит Руслан, и я приковываю взгляд к двигающейся безмолвной картинке.

Краткий миг. И кровь приливает к голове. Шумит в ушах. А перед глазами разбегаются круги. Чувствую тупую боль в грудной клетке. Мне нужно взять себя в руки и потрудиться, чтобы не свалиться прямо сейчас. С проблемами своего здоровья я непременно разберусь позднее. Не сейчас. Только не сейчас.

Потому что два неопознанных пока самоубийцы на видео торопливо грузят на заднее сиденье автомобиля девушку без сознания. Лишь мельком вижу её округлый живот, но этого достаточно.

Потому что я знаю, что это Севиндж.

Именно в этом месте Полкан нашёл её перчатку.

— Их было трое, — слышу сквозь пелену тумана в голове голос Руслана. — По всей видимости, один передвигался пешком, возможно, следил за ней. Дождались, пока Севиндж окажется в мало-мальски безлюдном месте, и отвлекли какой-нибудь ерундой. А дальше… Скорее всего хлороформом отключили, хотя могли и вколоть что-то. Но лучше бы хлороформ… Гипоксия, вызванная у Севиндж, не так навредит… ребёнку, как наркота.

Хватаюсь за край стола, не в силах устоять. Этого просто не может быть. Не может же она быть настолько неудачливой, чтобы быть дважды похищенной в течение года…?

— Погоди-ка, — осеняет меня. — Открой всю информацию о её похищении в прошлом году.

После нашего тяжёлого расставания я и забыл заняться этим делом. Не до того было… Теперь я жалел и чувствовал себя виноватым.

— Ты думаешь, что это связано с её похищением?

— Я ничего не думаю, — взрываюсь я. — Не могу! Мне просто нужно что-то делать, чтобы её найти!

— Не кипятись, прошу тебя, — он поднимает руки. — Мы её найдём. Я уже вызвал своего приятеля из МВД. Он хороший следак, поможет обязательно. Мы найдём её, Тихон, просто нужно немного времени.

— Ты понимаешь, что у меня нет этого грёбанного времени? У неё срок уже тридцать семь с половиной недель! Рожать со дня на день!

— Мы найдём Севиндж в самое ближайшее время! Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но ты должен остыть.

***

Мы не нашли её в тот же день. Ни на следующий. Ни даже через день.

Чем больше проходило этих долбанных дней ожидания хоть каких-то новостей, тем меньше у меня оставалось надежды.

Приятель Шамицкого, следователь Рудниченко Виктор Павлович, в отличии от меня, надежд не терял. Воодушевлённо напевал себе под нос, выводя меня из шаткого равновесия.

На шестой день, когда нам удаётся отследить маршрут автомобиля от моего дома до точки, где они бросили его, у нас есть фоторобот водителя.

И это действительно тот самый кавказец, которого я встретил на пустынной зимней платформе в декабре прошлого года.

За ним уже установлено наружное наблюдение, но он будто нарочно не выходит на связь с подельниками и не совершает никаких подозрительных движений.

Спустя прошедшую неделю я уже не знаю, как успокоить нервы. Лучше бы они потребовали выкуп. Не раздумывая, отдал бы всё за её жизнь. Но их молчание наводит меня на тягостные размышления.

И как бы я не отгонял от себя эти мысли, они не дают мне покоя.

Я боюсь, что в конце этой дороги меня будет ждать ещё одна невосполнимая утрата. Вдвойне.

Глава 51

Она.

Меня окружает темнота и тишина. Словно меня погрузили в вакуум. И я думаю, что если я умерла? Тогда бы я ничего не чувствовала, верно? Тогда бы я не могла размышлять об этом. Или могла?

Внезапно мне вспоминаются ночной трамвай и глаза того парня. Те же глаза я видела перед тем, как мир вокруг исчез. Почему я сразу не узнала его?

Потому что моя память заблокировала болезненные воспоминания. Я забыла об опасности, которая реальна. Я выпала из этой жизни, потому что теперь у меня был Тихон. Позволила себе расслабиться. Позволила себе быть беспечной.

Тихон… Я не могу представить, что он сейчас испытывает. И никогда не пожелала бы оказаться на его месте. Он… снова меня терял. И во мне зудит противное ощущение, что это неизбежно.

Я боюсь, что эта потеря высосет из него жизнь. Будет разъедать по крупицам, пока не изничтожит. Пока не осушит его. Пока не сведёт с ума.

Уверена, если бы дело касалось только меня, он смог бы справиться при условии, что у него останется наш сын. Он, конечно, горевал бы. Но эта потеря не убила бы его. Он смог бы стать чуточку сильнее ради нашего маленького мальчика. Но горькая правда заключена в том, что если я не уберегу ребёнка, не справлюсь, Тихон потеряет нас обоих. И его горе будет необъятным.

Внезапный страх прошибает меня насквозь. Кто-то заходит туда, где я нахожусь… на данный момент. Я слышу громкие шаги. Этот человек наклоняется и некоторое время шумно дышит прямо в моё лицо. А потом он резко поднимается и уходит. И я снова остаюсь одна.

Я молюсь своему Богу, чтобы Он дал мне сил выдержать это испытание, чтобы я смогла уберечь своё дитя, чтобы Он направил Тихона по верному пути, чтобы позволил ему вовремя спасти нас.

***

В этом безумии проходит целая неделя. Два раза в день мне подают отвратительную еду. В бетонной комнате с матрасом теперь стоит ведро — мой туалет. И я заставляю себя есть, пить и справлять нужду прямо в этой комнате, потому что я готова на всё, чтобы спасти ребёнка.

И я начинаю молиться ещё сильнее, чтобы Бог уберёг моего ребёнка. Чтобы придержал его ещё на неделю под защитой в моём теле. Потому что я не готова родить его здесь. Потому что я надеюсь, что немного времени — это всё, что необходимо, чтобы Тихон пришёл за мной.

Сквозь сон я слышу шаги. Я не открываю глаза. Ни разу за эту неделю я не заставила себя посмотреть в лицо подонкам, которые снова похитили меня.

— Слышишь, Назарбек, — говорит голос, — девка вялая совсем. Саид пропал и не выходит на связь. И я не знаю, что делать, если она начнёт рожать. Легко тебе сказать! А мне стрёмно.

Он невесело смеётся:

— Да, ладно. Хорошо, я скатаюсь до него.

***

Этот человек не появляется! Уже три дня! У меня почти не осталось воды. У меня совсем нет еды. От чувства голода желудок сжимается в спазме и урчит, а ребёнок беспокойно крутится в животе.

Я в миллионный раз подхожу к двери и стучу.

— Меня кто-нибудь слышит? — кричу безумным голосом через запертую дверь. — Мне нужна помощь!

Меня никто не слышит. Или им наплевать. Дело принимает опасный поворот.

Я осталась одна. Запертая. В пустой комнате. Без еды и воды. На тридцать девятой неделе беременности.

И только мои частые молитвы до сих пор не дают мне сойти с ума. Я прошу лишь об одном — привести ко мне Тихона и позволить ему спасти хотя бы моего сына.

Чувствую, как напрягается живот. Быстро и незначительно. Пока.

— Нет, пожалуйста, только не сейчас! — шепчу я. — Малыш, мамочка пока не может принять тебя. Ты должен посидеть в животике ещё немного. Пожалуйста!

Теперь я близка к истерике. Лёгкие схватки проскакивают изредка, но даже без своего телефона, приложения или часов, я понимаю, что интервалы между ними стремительно сокращаются. А сами схватки увеличиваются по продолжительности.

Я ощущаю нечто странное и опускаю дрожащие пальцы в свои трусики. Это… сгусток слизи. Небольшое уплотнение. Пробка отошла. А это значит… что не будет больше никакой отсрочки. Максимум сутки. И всё закончится.

Меня тошнит от ужаса. Я истошно кричу и долблюсь в дверь, но внезапно замираю. Мне нельзя терять силы на что-то бесполезное. Укладываюсь на матрас. Пытаюсь вспомнить, как училась правильно дышать. Представляю, что за спиной сидит Тихон. Сильный и уверенный. Представляю, как он еле слышно говорит мне на ухо: «Севиндж, я люблю тебя. Ты справишься. У тебя всё получится».