Даханавар (СИ) - Ляпин Оле. Страница 34

Пристроившись рядом с телегой зеленщика Илая и Сибрис, влились в поток желающих попасть в город людей.

Миловидная женщина — жена зеленщика, держала на руках двухлетнего карапуза-сынишку, который постоянно крутил по сторонам своей чернявой головкой, возбужденно и радостно гукая. Он протянул в сторону Сибрис пухлую рученку и громко сказал "Ця-ця! Ма, ця-ця!" Женщина посмотрела на обоих всадников, мужчину и женщину, занявшие очередь рядом с повозкой ее мужа, те приветливо улыбались её сыну.

— Он говорит, что вы очень красивая. — пояснила она, для Сибрис, детский лепет. — Моему сыночку очень нравятся такие красивые леди? — она нежно поцеловала сына в лобик.

— И как же завут, этого юного ценителя красоты? — ласково поинтересовалась девушка. Она достала из седельной сумки огромное желтое яблоко и протянула малышу.

— Гастон! — гордо ответила зеленщица, принимая подарок для сына. Она тут же спросила:

— Вы не похожи на людей из долины, наверное приехали издалека?

— С побережья. — уклончиво ответил Илая.

— Приехали в Таризу что бы тайно пожениться в День Шута, не так ли? — женщина хитро подмигнула Илае.

— Пожениться?! Нет, ничего такого! Да мы вообще не пара, мы просто вместе путешествуем! — Илая залился краской до корней своих рыжих кудрей.

— Мы компаньоны. — спокойно ответила Сибрис. — То, что мы попали на ваш праздник, скорее случайность. Наш путь ведет в горы, а в городе нам нужно пополнить запасы.

— Ну, хорошо, хорошо! Многие молодые пары приезжают в наш город на Жирную Неделю ради заключения брака, ведь тогда не требуется согласия их семей, вот я и подумала, грешным делом… Только сегодня купить провиант или свежих коней вряд ли у вас получится. Пока народ гуляет все лавки, кроме тех, что на площади, закрыты. А там ничего кроме съестного да праздничной мишуры и нет. Может через день или два, когда все протрезвеют, а пока вам придется праздновать вместе со всеми.

— Но мы не планировали пробыть тут так долго! — возразила Сибрис.

— Жирная неделя, что поделать. Надеюсь у вас есть, где остановиться?

— Ну, думаю, в таком городе найдется один или два постоялых двора. Там и снимем комнату.

Зеленщица рассмеялась пнув локтем своего мужа, немногословного плешивого мужика и большими печальными глазами и вислыми темными усами, все это время молча правившего телегой.

— Ты слышал, Йонаш? Эти двое хотят снять комнату на постоялом дворе в конце Жирной недели! Ха-ха-ха! Да еще и в День Шута! — зеленщик хмыкнул, явно не разделяя веселье жены.

— Так чего же ты хочешь, Марта, этот господин же сказал тебе, они не тутошние! Вечно ты к людям пристаешь со своими расспросами! — беззлобно буркнул он в жене ответ.

Утирая слезы, выступившие у нее от смеха, женщина повернулась к Илае и Сибрис и сказала:

— Простите меня, господа! Просто вы меня знатно повеселили. В этот город на протяжении всей Жирной Недели отовсюду стекались люди. Теперь, думаю, он просто забит под завязку. Ни комнату, ни клочка соломы в углу конюшни вы просто не сможете сегодня получить. Разве что вы богаты, как короли! Сегодня многие бедолаги будут спать прямо под стенами города если в самой Таризе у них нет своего угла. В эту ночь никто не рискнет остаться ночевать на улицах города!

— А что в ней такого особенного? — не выдержала Сибрис.

— Как, разве на побережье об этом ничего не знают? — зеленщица сильно удивилась.

— Нет. — юноша и девушка ответили в один голос.

— Каждый год, в середине лета, в нашей долине принято отмечать семь праздничных дней — Жирную неделю. Эта традиция очень древняя — ей почти тысяча лет! Она возникла после того, как наш город устоял в последней войне магов. Единственный город из всех, что были в Рохайской долине! — стала пояснять им зеленщица.

— Сегодня — День Шута. Это последний и самый важный день в году! Люди верят, что придворный шут спас город от разрушения. Шут научил правителей Таризы, как заставить мага, осаждавшего наш город, отступить. После того, как по высочайшему приказу все люди в городе спрятались по домам и улицы города опустели, шут поднялся на городскую стену и заявил магу, что он голодный демон явившийся из самой преисподней и теперь город принадлежит ему, потому, как он съел всех жителей и съест любого, кто рискнет войти в городские ворота. Маг не поверил ни одному его слову, но тут шут снял свою маску, с которой никогда прежде не расставался, и показал магу лицо. Видите ли, господа, говорят, шут был так уродлив, что маг увидев лицо шута тут же снял осаду и убрался осаждать другие города в долине.

— Похоже это был не самый умный маг на свете. — саркастично заметил Илая.

— И уж точно, не самый смелый. — добавила Сибрис.

Кто знает, господа мои, кто знает? Почти все они, маги то есть, затеявшие эту войну, были безумны. — закивала головой зеленщица и продолжила.

— Видите, многие из людей пришли в масках? — женщина обвела рукой толпу. — А знаете почему? Сегодня мы все скрываем свои лица, что бы обмануть и напугать наших врагов, если они вдруг надумают вернуться. А еще, в полночь, на главной площади, зажгут большущий костер, где каждый сможет сжечь свою маску, тем самым избавившись от всех бед, хворей и неудач, скопившихся за прошедший год. Люди идут посмотреть на полсотни шутих и фейерверков, которые вместе с пламенем большого костра разгонят тьму предстоящей ночи. Ночи, когда древнее зло может выйти из своей норы! Но мы этого недопустим, мы будем петь и плясать, громкая музыка отпугнет зло. Мы наденем на лица наши маски, страшные маски, и силы тьмы нас не узнают. Мы зажжем костры и запустим в небо огонь, демоны и колдуны, желавшие причинить нам зло испугаются и убегут! Вот так-то! Вот почему все хотят попасть сегодня в город! — женщина сделала торжественное выражение лица, а потом снова заулыбалась. — Оглядитесь-ка вокруг господа, и вы все увидите сами.

И правда, со всех сторон были люди: женщины, мужчины, старики и старухи, подростки, дети. Многие из них были уже захмелевшие, по толпе передавались бутыли с вином. Какой-то, не в меру разбитной, одноглазый мужик, протиснулся в толпе и сделал Сибрис фривольный комплимент, протягивая ей почти пустую бутылку. Вино в ней плескалось на самом дне. Сибрис ответила ему улыбкой, которая могла бы заморозить пламя в преисподней. Мужик громко икнул, выпучив единственный карий глаз и с тихим "Простите, сиятельная госпожа!" ретировался обратно в толпу. Там он ущипнул за зад толстую белобрысую матрону, в маске гусыни, и получил в ответ удивленный, но вполне поощряющий к дальнейшим ухаживаниям громкий "Ой!"

Заплатив стражникам у ворот, юноша и его спутница, наконец-то попали в город. На улицах было многолюдно, веселые звуки музыки, в которых угадывались свирели, барабаны и волынки звучали отовсюду. Из каждого кабачка на улицу выходили раскрасневшиеся от вина, счастливые горожане и поселяне. Часто в обнимку, горланя неприличные куплеты и оглушительно смеясь. Тут же их место занимали другие компании гуляющих, стремительно ныряющие в полутьму злачных заведений в поисках бесплатной выпивки и женского внимания. Если где и начинались потасовки между гуляками их тут же разнимали прохожие, остужая их пыл холодным элем, льющимся отовсюду, как из рога изобилия. Повсюду мелькали накрахмаленные белые чепцы и рубашки, украшенные пеной тончайшего кружева, синие-зеленые клетчатые юбки и конечно же гордость городских модниц — ярко-красные шерстяные платки с длинными кистями по краям. Это женщины, от девчонки и до старухи, принарядились для праздника. И конечно же маски, маски, маски!

Маски длинноносых ведьм и шутов вырезанные из дерева с прицепленной гривой из сухой травы и лент. Маски из ткани раскрашенной в синий, белый, красный и желтый цвета, с пришитыми к основе блестящими медными монетками, разноцветными перьями, стеклянными, металлическими и деревянными бусинами или даже круглыми маленькими зеркалами. Странные маски-конусы, сплетенные из тончайших прутиков или соломы, на подобии глубоких шлемов со смотровыми щелями для глаз, окрашенные мелом и охрой. Илаю поражало цветовое безумие творившееся на улицах города. Сибрис, которая повидала намного больше разных гуляний в разных городах, и та была впечатлена размахом праздника. А толпа все двигалась под зажигательную музыку, переливаясь и сияя красками, как гигантская радужная змея. Люди стремились к центру города, где уже начали зажигаться первые огни и где лицедеи во всю развлекали народ, в тысячный раз показывая свои номера.