Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич. Страница 53
Я, ученый умник, не доверившийся невидимой природе моей вселенной?
Объявив Великий Приговор Нектарной звезде, я объявлял Великий Приговор и ей…
У меня не было на это права!
У меня были цифры, физика процессов, подсчеты и измерения, константы, символы, чертежи, связи, опыт… Я руководствовался всем этим, но я не имел права. Права на суд. И доказала, нет, показала мне это она — Божественная Невидимость!
В моем Великом Приговоре возникла поправка, единственная и справедливая: у меня не было на это права! Я заявил ее. Я заявил ее после того, как опубликовал Базис. Но разве кто-то в мире очевидной видимости смог принять такую поправку?!
Меня даже пытались успокоить. Мне сказали: «Человек на многое не имеет права, но если таков факт, такова реальность… Человек — лишь инструмент ее, не так ли? Мы не просто верим вам, господин Звездный Архитектор, мы знаем, что вы изрекаете истину!»
Ложь! Полная ложь! И я оказался генератором этой лжи, и мне ужасно, мне дико и странно от содеянного!
Они нашли решение. Они взялись строить Корабли Спасения на орбитальных верфях. Таких кораблей еще никто в наших мирах не создавал. Это настоящие космические коконы. Они обладают весьма длительным запасом жизнедеятельности и практически неуязвимы…
Я не полечу с ними. Я остаюсь под Догорающей звездой. У меня впереди несколько счастливых лет. Я проведу их в спокойствии со своей семьей. И каждый раз засыпая, уходя в Невидимое Бытие, я буду окунаться в то, что уже испытал однажды. И пусть нет у меня сил пересилить всеобщий страх, но я буду утешаться тем, что проживу жизнь наравне с небом, со звездами, с верой в вероятность любой возможности…»
***
Реактор орбитальной тюрьмы остывал. Возможности перезапустить его вручную не представлялось.
Самостоятельно вскрыть переборки реакторной камеры Каспар Дереш не мог. Жесткая автоматическая блокировка если бы и была снята, то не раньше чем через двое-трое суток после полной остановки реактора.
Они могли бы продержаться с Делией это время, но уже сейчас температура упала до отметки плюс семь. Теплоконвектор не работал, а с ним и вентиляция, а ним и кислородная станция. Электрогенератор, вероятнее всего, тянул только на автономных батареях, которые, опять-таки, по той же схеме, были задействованы из-за необходимости удержать автоматику в рабочем состоянии какое-то время…
Какое-то время! Само это словосочетание Каспар ненавидел, как и собственную беспомощность.
Не было сомнений, что пытку медленной смерти для него и Делии придумали предатели заговорщики. Трусливые садисты, боящиеся узреть плоды своего психоза, могли утешиться мыслью, что именно так расправились с наследником дома князей Дереш. Значит, изменился их первоначальный план сохранять его, Каспара, живым в изоляции до начала Великого Приговора. Им и теократам требовалась послушная власть на Поющей Нимфе. Некоторое время…
Но, невзирая на все домыслы о политических играх своих нынешних врагов, в редкие часы отрешенности Каспар с величайшим для себя трепетом и радостью думал о другом: Делия! Судьба, милостивая судьба подарила ему эту девушку, такую же отверженную, как и он сам.
В ней, в ее характере, в ее мыслях и поступках, кажется, не было места надлому. Она боролась, она выживала, она сохраняла рассудок тогда, когда он пасовал, смирялся, уходил в себя. Она вытаскивала его из этих состояний, она, да, черт возьми, она заставляла его любить ее. Она говорила, что это тренинг, потому что так очищается ум и сердце учится радости. А радующееся сердце слышит Бог. И не может быть по-другому. И если они создадут любовь, то Бог непременно пошлет им спасение. Но нельзя просто ждать. Нужно искать выход и готовиться, даже если общие усилия принесут лишь десять минут жизни в открытом космосе…
Десять минут — это не «какое-то время», это огромное время для новых усилий. Но там, на хрупкой границе между жизнью и смертью, победить сможет только радующееся самоотверженное сердце.
Каспар поражался этим откровениям Делии. Он и представить себе не мог такой странной философии. Хотя нет, нет, он ведь и сам так долго шел к чему-то подобному. И он, как и Делия, воспитывал свое сердце. И уже там, на Снежной Ладе, готовясь к задуманному полету на Нектарную звезду, отчетливо понимал, что нужно перестать относиться к себе как к жертве, даже если все бы выглядело именно так.
Делия… Делия Мануситха… С ней он обретал бесстрашие. Странно, что такое чудо происходило с ним еще раз, и опять рядом была женщина. Другая…
Вчера вечером они съели свой последний разогретый ужин. Оба молчали. Разговаривать не хотелось. Возвращались из кухни, держась за руки. Холод уже давно заставил их нацепить на себя по нескольку комбинезонов и курток, благо что брошенных вещей в тюрьме было превеликое множество. Они завалили этими вещами, а также одеялами и матрасами камеру Делии, обложив все стены снизу доверху, создав, таким образом, естественный утеплитель. Ночью аварийное освещение в коридорах и в камере, и без того тусклое, погасло окончательно.
— Все, — сказал Каспар, — пора выбираться! Идем к реактору. Боюсь, как бы там не возникло проблем со шлюзовыми люками. Ты готова?
— К побегу? — спросила Делия, впервые за время совместного заточения употребив это слово, и сама же все объяснила: — Мы его заслужили.
— Скорей дождались, — сказал он. — Твой фонарь живой? Мы долго его берегли…
— Зажгу, когда выйдем из камеры. А что начет батарей в скафандрах? — спросила она, сбрасывая с себя и Каспара целый пласт одеял.
Он промолчал. Делия все знала сама. Два дня назад им удалось взломать зарядный щиток в реакторном отделении и подключить к нему батареи скафандров. Но сами батареи… Хорошо, если бы их хватило даже не на обогрев, а хотя бы на оксигенераторы ранцев…
Они выбрались в коридор, взялись за руки и при свете единственного работавшего фонарика Делии направились в реакторное отделение.
У них была цель выбраться. Они ее достигали. В полном единодушии. Он отбросил все, что заставляло думать о себе как жертве. Он думал о ней. Он чувствовал, что любит ее, и сердце его радовалось предвкушению свободы с ней. Время не имело больше власти над сознанием. Только забота и желание сопереживать той, кто шел рядом.
Они вошли в реакторное отделение. Очень осторожно и заботливо помогли друг другу надеть скафандры, включили программаторы на браслетных клавиатурах. Ощутив всю свою неуклюжесть, Каспар насколько возможно быстро подобрался к контроллеру аварийной разгерметизации отсека. Поочередно нажал три кнопки, открывавшие панель с отпором шлюзового люка. В сущности, ни о каком шлюзовании здесь уже речи быть не могло.
Космос высосал воздух из изолированного отсека в считанные миллисекунды. Вакуумный хлопок потянул и их вслед за этим воздухом. Делия зацепила страховочный карабин своего поясного тросика за кольцо на поясе Каспара. Они взялись за руки так крепко, как только позволяли жесткие перчатки скафандров…
Она поднесла еще светивший фонарик к пластиковым экранам их шлемов. Сквозь темную прозрачную скорлупу экранов Каспар увидел ее расширенные глаза и улыбку. Улыбнулся в ответ. Время не имело смысла. Делия отпустила фонарик…
Они выпорхнули в открытый космос из темной громадины орбитальной тюрьмы и полетели, сами становясь спутниками, маленькими живыми точками над перламутрово- зеленой, увитой белыми спиралями, глыбиной Поющей Нимфы.
Время не имело смысла…
***
Натан Муркок оказался прав: несколько десантных модулей теократов все же просочились через верткие заслоны дракаров и теперь, выпустив штурмовиков на поверхность, начали вести обстрел сразу трех силовых куполов терминалов, прикрывая таким образом своих людей и одновременно ослабляя генераторы поля на куполах.
Прекрасно понимая, что в такой обстановке бригу Голиафа никак не получить возможность прохода через купол к терминалам, ибо для этого понадобится хотя бы кратковременно снять силовую накачку, Муркок предложил Шпажисту выйти из тени, ввязаться в бой, на бреющем полете несколько раз проутюжить закрепившиеся модули. Хотя разведывательные бриги не так маневренны, как легкие дракары, но зато вооружены более основательно. Кроме того, это будет хорошей поддержкой пиратам, силы которых явно истощались. Голиаф согласился.