Месть со вкусом мяты (СИ) - Руслёна. Страница 26

— Ах, облакаааа! Белогривые лошааааадки!

Ах, облакаааа, что вы мчитесь без огляяяядки!

Не смотрите вы, пожаааалуйста, свыыыысока,

А по небу прокатиииите нас, облакаааа!!!

Граф Виторус, слушая их вопли, кусал губы и скрипел зубами…

— Да… Хойвелл, ты спёр у меня самое ценное, что у меня было. Да, я сам виноват. Не сберёг, не смог… Да понял, понял… Уйду сегодня же… Ближе к ночи.

Но пришлось уйти раньше.

Глава 15

Звонок через кристалл застал его в кресле у камина. Хотя тот и был без огня, но, всё же, создавалась видимость уюта и Нового Года, которого в этом мире не хватало ему уже. Правда, до него было ещё далеко.

Звонил Эвирт, его дальний приятель, из местной полиции:

— Не знаю, где ты, но если дома, в своём Хойвелле, то быстро вали оттуда. Ваша, сугги, графиня Кэтти накатала на тебя целый роман, что ты, вопреки всем постановлениям, живёшь преспокойно в замке и привёз какую-то неизвестную мадам, которая портит жизнь её детям. Ты только послушай — ЕЁ детям! Короче, за тобой выехали.

— Да… Ты не шутишь? Где они? Шерд, шерд… Всё, я понял.

Быстро спустившись к брату, пересказал всё, что услышал от Эвирта и, обняв его, спустился вниз:

— Сэр, сэр Бэрримор, — обратился он к неизменному Сэму, — я вынужден откланяться… Сейчас тут будет полиция. Меня тут НЕ БЫЛО. Если одной особе и привиделось что-то, то это только её проблемы. Мы поняли друг друга?

— Я понял вас, милорд, — кивнул Сэм-Бэрримор.

И не успел граф скрыться за своим портретом, как Сэм уже, нажав на свою пимпочку, созвал всю прислугу в холл и сказал замогильным голосом:

— Графа Виторуса здесь НЕ БЫЛО! Ни для кого и ни при каких обстоятельствах. Если у кого-то недержание словесное, пусть прямо сейчас отбывает в отпуск на недели две, как минимум.

Никто не хотел в отпуск и все, закивав, разбежались по своим повседневным делам. Ену и детей предупредил граф Петрус. Он выловил компанию в коридоре, когда они шли, обнявшись, и распевая про свои облака, “кстати, занятная песенка…” и выложил всё, как есть. Дети вцепились в неё мёртвой хваткой:

— Не отдадим!

— Сейчас надо выстроить стратегию. Не бегать и не вопить, а быть чинными и благородными, показать всё, чему вас научили гувернёры. Все, что были у вас. Я вызвал и господина Зоненграфта. Все вместе мы справимся. И, если вы не поняли, напоминаю, вашего дяди здесь не было. Графине Пантэрри-Хантэрр всё привиделось.

Два раза повторять не надо было. Все всё поняли и уже через полчаса встречали представителей полиции: кэпа Сиагейла с парочкой подчинённых, рангом поменьше. Кэп, разумеется, почтительно поздоровавшись с графом, заявил, что намерен говорить с милордом строго конфиденциально, а его подчинённым попросил разрешения опросить слуг. Сэр Берримор вызвал всех снова.

— Чтобы господам из полиции не пришлось носиться по замку за каждым, — поклонился он с достоинством представителям власти.

— Что ж, — скривился и махнул рукой Сиагейл, — говорите здесь. А мы, смею надеяться, поговорим с милордом с глазу на глаз, — он посмотрел на величественно стоявшего у начала лестницы милорда, облокотившегося на довольно внушительную часть перил с львиной половинкой тушки в самом их начале.

— Прошу, — пригласил он кэпа и, пропустив вперёд, пошёл следом.

— А где ваши детки? — как бы невзначай, спросил тот.

- Где им быть, у себя, в детской, с гувернёрами, — не преминул подчеркнуть.

— Даже так? — поднял брови кэп. Он не рискнул спросить, почему двое, знал не понаслышке о крутом нраве обоих близнецов.

— У меня двое детей, господин Сиагейл, причём, один из них мальчик, другой — девочка. Резонно, что у меня два гувернёра для них — мужчина и леди.

Такая простая вещь не приходила в голову бедному кэпу и сейчас его визит не казался таким уж и важным. По крайней мере, в отношении загадочной гувернантки, о которой уже ползли слухи по городу. Но посмотреть на неё ему очень хотелось.

Они вошли в кабинет и уселись друг напротив друга. Кресло посетителя опять стояло почти на середине комнаты и кэп чувствовал себя крайне неуютно.

— Я вас слушаю, — граф буравил полицейского взглядом и у Сиагейла от этого замораживались сердце вместе с печенью.

— Поступило заявление от матери ваших детей… — выдавил он, наконец, — и в связи…

— У моих детей НЕТ матери. Есть только отец, — отрезал граф. — Женщина, которая навещает их раз в пять лет, не может быть матерью.

— Ну… да, я согласен, — пробормотал кэп, — но официально, по документам, она мать, и…

— А вот теперь я хочу подать встречный иск, о том, что у них нет матери. С последующим запретом этой женщине, которая смеет ею называться, подходить к ним ближе ста верстов. Отныне она для нас, для нашей семьи — дукаан.

Он положил перед собой бумагу и застрочил по ней пером. А бедный кэп обомлел. Дукаан! Если граф добьётся своего, то её объявят “лишённой чести”, а это значит — изгнание отовсюду, её не смогут принять ни в одном порядочном доме! Для женщины, леди, привыкшей к вольному распорядку в своей жизни, к визитам и принятию у себя визитёров, это означает…

— Милорд! Может, не будем так горячиться, — осторожно сказал он. — Даже я понимаю, чем это для миледи закончится.

— Вы будете мне указывать, что я должен делать? Я, в первую очередь, должен защитить своих детей от разных кривотолков. А гррррафиня, — рыкнул Петрус, не сдержавшись, — распространяет всяческие слухи как о них, так и о их гувернантке, это, в свою очередь, кидает тень на меня, их отца. Так что… Леди Пантэрри-Хантэрр не оставила мне выбора.

Он встал и положил заявление на край стола, ближе к кэпу. Тот, закусив толстую губу, подойдя, взял его двумя пальцами и положил в возникшую в руках синюю папочку.

— А теперь я хотел бы, всё же, побеседовать с вашими… гувернёрами. С обоими.

— Без проблем, — холодно ответствовал граф и активировав кристалл, сказал негромко, — попрошу леди Йену Кир-Инну и господина Зоненграфта зайти в мой кабинет.

Они пришли буквально через минуты три. Цок-цок-цок — раздалось в коридоре. Открылась дверь и вошла сначала гувернантка, а следом гувернёр. Или камердинер? Ну, ширд с ним, пусть зовут мужика, как хотят… Эти двое встали перед стражем порядка, спокойные, со строгими взглядами, как и положено воспитателям таких деток, как эти, графские, о которых уже легенды ходили по городу из-за их проказ и непослушания. А она ещё и надменно этак вскинула подбородок…

— Э, господа, мы пригласили вас с тем, чтобы… — он замер, с открытым ртом. А что, собственно, он должен у них спросить? Как продвигается воспитательный процесс? А ему-то какое дело до этого? Махнул рукой и сказал, посмотрев на гувернантку:

— Да что я буду ходить вокруг да около. На вас, леди, поступило заявление, что вы портите детей, неправильно как-то влияете на них. Что вы можете сказать в своё оправдание?

Она заложила руки за спину. Выпрямилась и стала, кажется, даже выше кэпа.

— Я бы хотела узнать, кто написал и что именно я нарушаю в воспитании детей?

— Написала их мать, графиня Пантэрри-Хантэрр…

— Ах, эта особа, которая видела их… припомнить бы… лет пять назад? Господин… не припомню, представились ли вы, меня, если что, нанимал его светлость граф Петрус Льёнанес-Силме. Перед ним и только перед ним я в ответе. И ещё перед детьми. Милорд, — она подняла глаза на графа, — позовите детей, — и снова посмотрела на Сиагейла, — и не вздумайте их пугать чем-то. Тогда вам даже граф не поможет, — она зловеще оскалилась.

От её слов у бедолаги даже мурашки пронеслись не только по спине, но и по всему телу, а волосы встали дыбом. Через несколько минут раздался топот по коридору и вот они предстали перед ними, два сорванца. Да полно? Они ли это? Испуганные округлившиеся глаза, губы дрожат… Чего они так испугались?

— Дети… — его голос внезапно осип и Сиагейл откашлялся, — дети, скажите, как вам ваша новая гувернантка, нравится или… не очень? Не хотели бы вы заменить её на другую?