Жопа-гоблины из Освенцима (ЛП) - Пирс Кэмерон. Страница 4

Я наблюдаю за всем этим с верху. Я не чувствую боли, которую чествует мое тело. Я порю над головой Жопа-гоблина. Наверно я очень маленький. Задница гоблина прямо сейчас находится прямо на против меня. Я осознаю это усилием воли. Я огородил свой разум. Летать - это так легко.

Я возвращаюсь в своё тело и испытываю адскую боль. Хотя пальца в моём заднем проходе уже нет. Жопа-гоблин осматривает номер 1000 на много дольше чем обычно, а затем раздается гудок: Туууу! Номер 1000 кричит. Я готов закричать и сам от мысли что перед самым моим носом сейчас произойдет Сучье Смерто-Убийство.

Ложная тревога СС не будет.

Номер 1000 всего лишь выбрали сегодняшним яблоком из него сделают Освенцинский сидр.

***

Смерть номера 1000 выбивает меня из колеи. Я стараюсь не думать, что за завтраком ем кожу с его ступней. Но гнойные мозоли не очень-то успокаивают нервы. Особенно когда дохляк, который не один день находился бок, обок с тобой внезапно склеивает ласты.

-Что ты об этом думаешь? - шепчу я Отто.

Он прекращает жевать лицо какой-то девочки.

- Мы отделимся друг от друга прежде, чем гоблины нас отделят друг от друга. Потом спрячем запчасти от велосипедов сделаем из них велик для себя и съебёмся из этой дыры к чёртовой матери.

Я давлюсь ногтем.

Глава 6

Меня опять направляют в хирургию. Отто дают направления на кукольную фабрику. Я показываю ему свою карточку.

- Два дня подряд, - говорю я - Они точно что-то подозревают.

- Разговаривать с другими заключёнными запрещено номер 999. - Отвечает мой брат. Похоже он снова переключился на законный, послушный режим.

Мы молча идём на кукольную фабрику. Вокруг нас Жопа-гоблины катаются на велосипедах. Они ловят ртами свастики. Каждый день всё больше и больше детей падают и больше не поднимаются. С каждым днём наше положение все хуже и хуже. Населения Освенцима сокращается, в то время как производство игрушек растёт.

Зима черт бы её побрал. Солнечный свет не греет наши органы, которые киснут в бочках, а когда сидр готов и выпит, солнечный свет не греет наши тощие тела. Мы терпим все это расплачиваясь за свою молодость и уже нам некогда не вернуть в счастливые времена. Наше без причинное наказание не чем нельзя искупить.

Отто стучится в дверь фабрики. Мы стоим, сложив руки за спиной, пока кукла-задница не открывает нам дверь. Кукла-задница машет нам, чтобы мы заходили внутрь. Красные черви спермы скользят по носу куклы. Кукла дрожит всем телом, пока черви не вылезают из ее прямой кишки.

Я ненавижу кукольную фабрику. Мы будем делать кукол до самого вечера, а Жопа-гоблины будут хватать их свеженькими с конвейера. Мы делаем жопа-кукол по образу Жопа-гоблинов. Но с несколькими важными отличиями. У каждой куклы на лице огромный нос, а не огромный рот. Их тело, как и тело Жопа-гоблинов представляет собой огромную задницу, но ног у кукол нет. Поэтому их задницы кажется больше. У всех кукол лицо Адольфа Гитлера. Только сделано оно из гнилых яблок, а под усами спрятан нос. Они похожи на снеговиков, только слепленных не из снега, а из детей.

Когда-то я фантазировал что мы с Отто сделаем с Френни и её крохотной близняшкой тоже самое что гоблины делают с куклами. Но сейчас сама мысль об этом мне была противна. Пузырьки пердежа отравляют воздух, в то время как Жопа-гоблины скачут от куклы к кукле совокупляясь с их червивыми анусами.

На этой фабрике нету охранников, но нарушителей вычисляют моментально. Повсюду нас окружают задницы. Мы с Отто проскальзываем между гоблинами и куклами и занимаем место в начале конвейера, где из яблочного месива лепят лица Адольфа Гитлера, а потом прилепляют к ним усы. Я знаю, что эти яблоки, когда та были детьми, но я убежден что в процессе брожение из них вытягивается все человеческое, так что лепить головы это ещё не худший из этапов производства кукол.

Приходят другие дети и занимают свои места у конвейера. Мы ненавидим эту работу, но понимаем, что несём ответственность за создание кукол.

***

Проходят часы. Каждый час длиться целую вечность, будто время течет в независимости от наших рук, безустанно работающих над куклами, но если наши руки прекратят работу конвейер остановится. Когда ты осознаешь это, то временно становишься рабом. С этого момента и до конца, ты ублюдочный раб. Вот тебе и всё прозрение.

Внезапно ко мне подходят два надзирателя. Отто роняет на пол усы и нас начинают бить. Бить так что я снова обделываюсь.

- Проёбщики! Проёбщики! - Кричат они - Нарушитель! Нарушитель!

я падаю на забрызганный дерьмом пол и начинаю считать от девятьсот девяносто девяти до одного.

***

Насчёт 30 мои руки приколачивают к деревянному хирургическому столу, а насчёт 0 прибивают мои ноги. Когда надзиратели озвучивают наш приговор, мы с Отто сплевываем кровь и гадим под себя.

- Лишение детства путём “Молекулярно-анальной энтропии для Продвижения Нового Мирового Порядка”. Охранник, читающий это, бормочет и невнятно произносит каждое слово. Он, очевидно, понятия не имеет, что это значит, и я тоже. Они уходят.

В операционную заходит Жопа-гоблин в пластиковом защитном костюме. Кожа гоблина под костюмом кажется белой. Это странно, хотя в нашим с Отто положением удивляться бессмысленно. Перспектива скорой смерти затмевает все остальные чувства.

Гоблин в костюме поворачивается к нам спиной и берет что-то со столика. Затем поворачивается снова и в мою руку входит игла в форме свастики.

Я не помню, что происходит дальше.

Глава 7

- Вставай!

Я прихожу в сознание и обнаруживаю что мои глаза уже открыты. Надо мной стоит Жопа-гоблин. Я пытаюсь повернутся чтобы посмотреть, как там Отто. Но не могу оторвать голову от ледяного стола. Всё что я вижу это склонившийся на до мной Жопа-гоблин в белом пластиковом костюме, широко расставивший руки. Он уже снял свой капюшон.

- Прекрасно! Превосходно! - Говорит гоблин, - Балбустан! Ты только посмотри на этого выблядка! Кожные трансплантаты прижились лучше, чем я когда-либо видел.

В первые при мне Жопа-гоблин обратился к другому Жопа-гоблину по имени. Теперь я понимаю у всех них есть имена. Не только у Адольфа.

Пожилой Жопа-гоблин сбирается на стремянку возле стола и подносит свою морщинистую обвисшею задницу к моему лицу.

- Вы совершенно правы сударь. Кожаные трансплантаты превосходно прижились. Гораздо лучше всех остальных в этой области. А как состояния второго близнеца?

- Что вы сделали с моим братом? - Хриплю я.

Балбулстан выпускает мне в лицо облако жёлтого пердежа и меня начинает тошнить.

Жопа-гоблин в белом халате вздыхает:

-В течение первых нескольких часов 1001 демонстрировал отличную внешнею регенерацию. Я уже надеялся, что они это то, что мы так долго искали. Все это время 999-й умирал. Я затрудняюсь объяснить, что произошло дальше. 999 вернулся, изменив часть структуры своей ДНК, ровно настолько, чтобы выжить, а жизненные силы он каким-то образом черпал из номера 1001.

- Это и есть наука, - вставил Балбулстан.

- Несмотря на то что после операции мы обязаны избавляться от отработанного материала я думаю, что в номерах 999 и 1001 заключён огромный потенциал. Для научного сообщества их состояние в разы лучше, чем у всех предыдущих детей. Возможно, это опровергает теорию Адольфа о том, что близнецы особенно сиамские близнецы являются переходной степени к идеальному ребенку.

- Адольф неучёный, но если ваши исследования опровергают хоть один из его аргументов который он приводит в своей книге "Майн Пуппе” то Освенцим лишится научного отдела, а мы все лишимся своих задниц.

- Вероятность того, что Адольф вернётся крайне мала. Я полагаю, что уже к утру Освенцим будет в нашем полном распоряжении. Это будет рассвет возрождения, за который мы так долго боролись! - Гоблин в белом халате улыбается, свет ламп отражается от его кожи делая его прекрасным, сияющем белым ангелом.