Ди-джей 2 (СИ) - Васильев Иван Сергеевич. Страница 28
А тем временем всё громче и громче разносилось над футбольным полем…
…Жила, к труду привычная,
Девчоночка фабричная,
Росла, как придорожная трава.
На злобу не ответная,
На доброту приветная,
Перед людьми и совестью права…
Зрителей — исполнителей популярных песен на стадионе становилось всё больше. Музыка становилась всё громче.
Полуторатысячная чаща стадиона медленно заполнялась.
Поэта Святослава Лукошкина всё не было.
Вечер в поселке обещался быть насыщенным на события.
Директор стадиона «Труд» Аристарх Геннадьевич Латышев появился в здании радиоузла во второй половине дня. Человек он был определенный, прямой, иногда даже резковатый, особенно в своих действиях по отношению к подчиненным.
Первым делом Аристарх Геннадьевич зашел в радиорубку к радисту Ивану Синцову. Молча сел на скрипящий стул, закурил, задумчиво пустив кольцо дыма в потолок, после чего глухо произнес…
— Товарищ Синцов, пожалуйста, объясните мне, что, у вас, тут, происходит?
— Так, это… — его не поняли. Очкастый, бледный и до отказа напичканный «всяческими радиодеталями» парень недоумённо пожал плечами. — Как и запланировано, выступает поэт Святослав Лукашкин. Читает свои лучшие и любимые стихи. А народ… эта, слушает его. И наверно рукоплещет…
— Иван! — директор начал закипать. Он махнул рукой в сторону спортивной поляны, где раздавалось всё громче и громче в едином порыве…
…Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся,
Где ж вы, мои весенние года…
Разбег недовольства у директора начался с низких тонов…
— Кто из них Лукашкин? И почему ты называешь хоровой вой на трибунах — чтением любимых стихов?
— Эта… почитатели поэта, поют песни под фонограмму. Развлекают себя перед выступлением! А что — здорово придумали! Да и поют, хорошо!
— Я не про песни! — лицо Латышева недовольно перекосилось. Покрылась красными пятнами. — Я про другое! Кто дал разрешение использовать на мероприятии нашу новую, недавно приобретенную аппаратуру? Ты знаешь, сколько сил и энергии я потратил, чтобы выпросить её в управлении? Ты представляешь, что мне это стоило?! Договориться? Выпросить? Достать новую технику?!..
— Аристарх Геннадьевич, я здесь не причём! — радист внезапно покраснел, начал оправдываться.
— Значит так! Закрой рот и послушай меня! Знаешь ли ты, балбес, что с тобой сделаю, если они сожгут аппарат? А они его обязательно сожгут! Просто непременно! Причём, думаю… минут через пять!
— Аристарх Геннадьевич! — Синцов задохнулся от чудовищного, беспочвенного обвинения. — Да я. Я… Я!
— Что, я! Что, я! Он ещё смеет, отпираться! Поглядите, на него? Я даже отсюда слышу, что динамики работают на пределе возможного. А эти хулиганы всё добавляют и добавляют мощности звука. Им-то, что. Они покричат, поорут, разойдутся. А кашу расхлёбывать кому? Нам с тобой?
— Так, я и хотел вам об этом сказать… — очки подчиненного заиграли неожиданными бликами. — Аристарх Геннадьевич…
Со стороны начальства уже неслись пена и скрипучие волны с мелкой галькой. Слушать оправдания естественно не желали…
— Молчи! Не перебивай! Не надо говорить мне ни-че-го! Нам с тобой, что сказали при продаже? Хотите, чтоб аппаратура работала долго? Желаете, чтобы она оставалась подольше как новая? — Старайтесь не использовать установку долго на максимуме! Берегите её! (Лучше вообще не включайте и не трогайте!).
— Иван, — Латышев торопливо затянулся два раза подряд, выдохнул остатки дыма и ввинтил окурок в какой-то открытый коробок из-под радиодеталей. — Мы с тобой говорили об этом серьезно! Говорили?
— Да, говорили…
— Так, какого же лешего! Они врубили её на полную катушку? Я даже отсюда слышу, что она бедная надрывается, хрипит, сопит и работает на последнем издыхании! — в комнате радиста, словно желая поддержать слова директора, звучало всё сильнее и сильнее.
Женские голоса пели всё громче. Народ подходил и подхватывал слова любимой песни…
…На дальней станции сойду,
Запахнет медом,
Живой воды попью у журавля.
Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом
И васильки, и я, и тополя…
Тем временем от нарастающей мощности звука (Проходящего в колонках по рельсам поезда) начали дребезжать окна. Закачалась лампочка на тонком шнуре.
— Мало тебе того, что ты сжег предыдущую! — руководитель продолжал нагнетать обстановку. Кулаки его то сжимались, то разжимались, словно дышали. — Тебе, было этого мало?
— Аристарх Геннадьевич, я же уже извинялся перед вами. И сказал, что всё произошло случайно! Я не хотел! С новой аппаратурой я работаю правильно и аккуратно!
— Во-о-т! А почему ты им сейчас не рассказал, как пользоваться техникой правильно? Почему?..
— Аристарх Геннадьевич! Эта… послушайте же меня! Я здесь не причём! Они всё сами! Сами взяли, сами поставили, сами подключили…
Латышев от таких новостей порывисто встал и как «подраненный лось» начал ходить по кабинету всё задевая рогами. При этом старался произвести как можно больше различных шумовых эффектов: Ударил спинкой стула о стену, скинул на пол, как будто невзначай всё, что было на столе. Звуки доставляли ему удовольствие и распаляли его.
— Ты хотел сказать, что нашу… новую… дорогую… аппаратуру взяли без спроса? — директор, продолжил громыхать. Он с возмущением пнул ногой корзину для бумаг, повалил ещё один стул. Книжный шкаф жалобно задрожал толстыми голубоватыми стеклами. — Да ты понимаешь, вредитель, что я сделаю с тобой?!
— Аристарх Геннадьевич! Да, я же? Да, они же! — что то пытались противопоставить в ответ на беспочвенные обвинения.
— Всё, хватит! — руководство сразу же, как говорят, решило «поставить все точки над i». — Ты надоел мне! Давай, собирай манатки и вали отсюда. Завтра можешь не выходить на работу. Всё!!! Уволен! И моли бога, чтобы они не сожгли колонки — иначе я привлеку тебя за вредительство и порчу государственного имущества! По статье пойдёшь, понял!
— Хорошо, Аристарх Геннадьевич! — радист нескладно поднялся со стула, выпрямился, стал длинным и тонким, как обрывок проволоки. — Я всё понял! Я пойду. Но! Только знайте — эта, не наша аппаратура!
??? — Как не наша?
— Так! Не наша! Они её с собой, из Москвы привезли!
— Так каково же лешего! Ты мне вертишь мозги половину часа?!..
??? — развели руками в ответ.
— Тогда другое дело! — руководитель добродушно похлопал подчиненного по плечу. (Естественно ему тут же простили и отменили все «расстрельные» статьи.).
— Что же ты гусь лапчатый, сразу-то не сказал? Если не наша, тогда пойдём на улицу, подышим свежим воздухом, покурим, посмотрим, как эти «чудики» опростоволосятся. Готов поставить червонец, что при такой громкости, звук пропадёт с минуты на минуту. И придётся всем петь — в полной, как говорят поэты «бездыханной» тишине!
8
Кусков Василий Иванович, ответственный вахтер с проходной Н-ской ткацкой фабрики, наконец-то смог устроить себе небольшой перекус.
Бедлам и «повышенная опасность», связанные со «скачками» пробегающих через вертушку ткачих, в конце рабочего дня, завершились. Все девицы, в едином порыве удалились в сторону стадиона, петь, плясать и выигрывать призы. Установилась спокойная послерабочая вяло-текущая тишина, нарушаемая музыкой долетающей со стороны стадиона.
Охранник извлёк из бумажного свертка небольшой пупырчатый огурец, крупную помидорину, головку лука и две вареные моркови. Работник не торопясь разрезал огурец на две половинки. Шаркая пальцами, посолил одну из половин, потёр об неё другую. На тарелку, сквозь пальцы, побежал солёный огуречный сок. Так же не спеша, он разрезал помидор, поперчил. Разложил всё перед собой. Молча посидел, не сводя глаз с благоухающего натюрморта, пошамкал губами, жадно сглотнул набежавшую слюну, а затем набросился на еду, откусывая солидные куски черного хлеба. Всё исчезло в его утробе за несколько секунд. Бережно, стараясь не пролить ни одной капельки, Кусков выпил с тарелки овощной сок, подобрал крупные крошки и принялся за морковку.