Реми-отступник (СИ) - Твист Оливер. Страница 43
— Я не могу освободить вас, — сказал Реми опускаясь на колени рядом с нирлунгами. — Если я сниму ошейники, заклятье, наложенное на них скаргом, убьет вас. Я знаю, что оно же заставит вас вернуться в крепость, в прежнее рабство к воронам, чтобы и дальше служить им в их черных делах и вести жалкую, недостойную могучих, благородных волков жизнь цепных псов Морриса. Я не хотел и не хочу вашей смерти, не только потому что она принесла бы мне гибель. Но ради вас самих. Быть может, и для вас придет час освобождения, и вы еще сможете найти дорогу к свету. Вы помните мальчика, который разделил с вами хлеб? Может и нет, но я почему-то думаю, что все же помните. И еще я почему-то чувствую свое родство с вами. Может потому, что наши судьбы так похожи. Я вас прощаю, черные волки Черных утесов. И вы простите меня. Я лишь защищал то, что мне дороже жизни.
С этими словами Реми наклонился и поцеловал волков в огромные лбы, жесткая шерсть которых была покрыта запекшейся кровью. Потом он легко поднялся и не оборачиваясь ушел, чтобы вернуться в мир, где надеялся найти свое предназначение и где уже нашел ту, что покорила его сердце с первого взгляда. А вслед ему еще долго раздавался протяжный, тоскливый вой нирлунгов, будя воспоминания о прошлом.
Глава 25 Подозрения Моргота
Нарг Моргот в мрачных раздумьях поднимался по щербатым, гранитным ступеням парадной лестницы крепости в покои Верховного ворона. Этот мальчишка, племянник Морриса, выродок предателя Реннера, он начал все сильней беспокоить его, особенно после того, как стал участвовать в поединках. Лживый, дерзкий, грязный щенок с позорной белой отметиной, он что-то задумал. Тяжелые, смутные подозрения отравляли наргу ночи и дни, заставляя пристально следить за каждым движением Реми на ристалище.
Нарга и раньше не покидало чувство, что тот только прикидывается, что участвует в боях, используя всю свою силу. Этот поединок со скрогом, нарг очень надеялся, что могучий противник прихлопнет Реми как гнусного таракана. Он вынудил грязное отродье открыться и показал всю недооцененную ими опасность. Скарг был прав, то, что скрывалось в этом тощем теле превосходило все, с чем до сих пор приходилось сталкиваться наргу, а он знавал немало сильных бойцов. С этим скрогом и взрослому ворону пришлось бы повозиться, прежде чем прикончить, а гаденыш справился с ним играючи.
Моргот бы не поверил, если бы не увидел своими глазами, как на краткое время мальчишка обрел крылья из темного пламени, которое вдруг опалило душу нарга страхом. Этого он тоже не мог ему простить, как и того, что Реми открыто пошел против его воли. При этом Моргот ясно различил еще полыхающий в его глазах яростный, сумрачный огонь. Возможно, нирлунги уже этой ночью помогут ему избавиться от выродка, но не следовало полагаться на такую призрачную удачу. Поэтому Моргот решил, что пришло время поговорить с Верховным вороном…
— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, — промолвил скарг восседая за столом, уставленном кушаньями. Он сделал глоток вина из большого золотого кубка, отделанного черным ониксом. — Я видел поединок. И я впечатлен. Этот тупица Отрис не соврал, сказав, что Реми едва не обернулся вороном, когда чуть не убил Фрая голыми руками.
— Я тоже видел на что он способен. И он становится опасен. Его сила будет прибывать, сейчас ему только шестнадцать. А что будет, когда он вступит в возраст?
— Я все продумал, Моргот. Не нужно больше поединков, мы выяснили все, что хотели. До обряда у него не будет возможности использовать свою силу, железо не даст ему это сделать, даже если он попытается.
— Ты думаешь, этого будет достаточно? — Моргот с сомнением покачал головой.
— Пока он не пройдет обряд — да, вполне. А потом я смогу удержать его на цепи своей власти. Но если он станет для нас бесполезен, мы его казним. Мы должны получить эту силу Моргот, она должна принадлежать нам целиком и полностью. Реми должен понять, что единственный путь для него подчиниться нашей воле, чтобы исполнять ее. И мы найдем способ добиться этого.
— Как скажешь, Верховный!
Моргот низко поклонился и вышел ничуть не успокоенный…
…Первые лучи восходящего солнца озарили нежным, розовым светом темные, угрюмые углы волчьей клетки, позолотили толстые, черные прутья решетки. Ее грубая тень накрыла собой черноволосого юношу, почти мальчика, крепко спящего на грязном каменном полу. От прочного кожаного ошейника, сжимавшего ему горло, к большому железному кольцу тянулась короткая, туго натянутая цепь. По обе стороны кольца, вделанного в пол, на огромных, вытянутых лапах с кривыми торчащими когтями, покоились страшные, словно ночной кошмар, волчьи головы. Глаза нирлунгов были закрыты, бока вздымались равномерно и едва заметно, но хвосты были напряженно выпрямлены, а уши чутко подрагивали, ловя каждый, даже самый незначительный шорох, слушая глубокое, спокойное дыхание лежавшего почти у самых их пастей, существа, в котором было что-то настолько странное, что свирепые, голодные волки, не решились будить его своим рычанием. И остаток ночи провели рядом, иногда погружаясь в неглубокую, настороженную дрему. Такими и застали их вронги, когда пришли за Реми.
В руках у воронов были длинные, прочные дубинки, достаточно тяжелые, чтобы с одного удара проломить даже самый твердый череп. Укоротив цепи, они загнали злобно рычащих нирлунгов в пещеру и закрыли их там, после чего вошли в клетку, храня на лицах мрачное и суровое выражение. Один из вронгов ткнул дубинкой в Реми, которого не разбудила даже их возня с волками, он спал, крепко сомкнув веки. Тогда другой ворон несколько раз сильно пнул его в бок. И когда Реми наконец с усилием открыл глаза, резко прокаркал:
— Поднимайся. Быстро.
Он молча сел, охваченный мгновенно пробудившимся волнением, после чего один из вронгов разомкнул цепь у кольца и скрутил ей руки Реми. Его удивило их поведение, они бросали на него короткие, быстрые взгляды, полные острой неприязни и какой-то непонятной Реми опаски, держа наготове дубинки, словно имели дело с диким, хищным зверем, а не с ронгом, который едва начал входить в возраст. Эти меры предосторожности с их стороны показались ему странными, ведь он никогда прежде не проявлял агрессии вне поединков, кроме случая с Фраем. Реми давно уже понял, насколько это бесполезно. Бессмысленным сопротивлением он только ухудшал свое и без того непростое существование.
Подталкивая дубинками, вронги повели его на верхние ярусы крепости, и он понял, что его ведут к Моррису. Значит, Верховный решил заняться им сам, что, впрочем, было неудивительно, после того, что Реми натворил, осмелившись возразить Морготу, да еще и при старших воронах. Несмотря на ранний, утренний час, у Морриса горел в камине огонь, на окнах драпировались плотные шторы, спадавшие на пол тяжелыми складками, а по углам большой, роскошно обставленной залы прятались ночные тени, было сумрачно и душно. Скарг подошел к Реми, несколько секунд внимательно его рассматривал и, словно выполняя какую-то скучную обязанность, влепил ему две увесистые пощечины, процедив сквозь зубы:
— Опусти взгляд. И утри кровь. Ты забываешься. Ты смеешь поднимать глаза не только на нарга Моргота, но и на меня.
— Да, скарг Моррис. Простите, — сказал Реми ровным голосом. Он покорно склонил голову и попытался унять связанными цепью руками кровь, текущую по подбородку из разбитых губ.
Скарг удовлетворенно кивнул и уселся в свое золоченое кресло, на вершине высокой спинки которого красовался эбеново-черный ворон, распростерший огромные крылья, вместо глаз у него горели зловещим красным цветом крупные дымчатые рубины.
— Теперь ответь мне, — проронил скарг, не сводя с Реми тяжелого, пристального взгляда, — почему вчера на поединке ты не добил своего противника? Ведь, ты слышал, что приказал Моргот.
Реми с трудом сглотнул вязкую, соленую от крови, слюну, тесный, кожаный ошейник, который вронги так и не сняли с него, вдруг сдавил ему горло с новой силой. Он тяжело, сокрушенно вздохнул, стараясь, чтобы голос его при ответе звучал как можно более искренне.