Реми-отступник (СИ) - Твист Оливер. Страница 60

— Ты отведешь Эйфорию домой, потому что я не вернусь. Но сейчас вам нужно побыть какое-то время под защитой друзей. Я не верю Моррису, а здесь они вас не достанут. И, Джой… — тут Реми замолчал и посмотрел на него ярко блестевшими в лунном свете глазами. — Я прошу тебя, позаботься об Эйфи. Не говори ей ничего пока.

— Послушай… — начал было Джой, но Реми перебил его, настойчиво повторив:

— Позаботься о ней как следует, понимаешь. Постарайся, чтобы она была счастлива. По-настоящему счастлива. Пообещай мне это.

Джой покачал головой, он прислонился к каменной стене, отвесно уходившей ввысь, и горестно понурился, не удержавшись чтобы не вздохнуть. Потом сказал взволнованно, не поднимая взгляда:

— Боюсь, что без тебя здесь ничего не выйдет. Я не смогу, Реми, ей нужен ты. И я не знаю, что тут можно сделать. Ты просишь меня о том, что не в моих силах.

— Ты постараешься, Джой, — Реми приблизился к нему, схватил за плечи и легонько встряхнул, вынудив посмотреть ему в глаза. — Обещай, что постараешься.

Джой, наконец, поднял голову и посмотрел на Реми, так словно в первый раз его увидел, потом заговорил горячо:

— Нет, ты не знаешь, Эйфи. Совсем не знаешь. Она не смирится. Ни за что не смирится. И ты не можешь, не должен так поступать с ней. Она пойдет вслед за тобой, и ты напрасно думаешь, что сможешь удержать ее от безрассудства. Она не примет такой жертвы. Ни за что не примет! Ты хорошо подумал, Реми? Да неужели нет иного выхода?

— Нет, Джой, только так я и могу поступить. Так будет правильно, я чувствую это. Они никогда не оставят меня в покое, уничтожая всех, кто мне дорог. Жить в вечном страхе за тех, кто мне близок, обречь их на страдания и муки, я не могу, Джой. Мне все равно нет места, ни в мире воронов, ни в вашем мире. Я везде буду изгоем. Пожалуй, здесь проклятый Моррис прав… Так, не забудь, о чем я попросил тебя. Теперь, пойдем, у меня осталось не так много времени.

Реми начал спускаться с площадки, но Джой торопливо окликнул его:

— Послушай! Подожди немного, я должен… Я хочу кое-что сказать тебе… Про себя…

Реми обернулся и посмотрел на неловко замолчавшего Джоя, потом дружески улыбнулся ему и произнес негромко:

— Что ты ходил со мной все это время не как товарищ, а как соглядатай от городской Управы. Я знаю, Джой. Я не в обиде. Ты все равно был для меня хорошим другом. И знаешь, я рад, что ты сейчас со мной.

Они вновь спустились на тропу, где их встретили Эйфория и Юта, с нетерпением и тревогой ожидавшие окончания трудного разговора, о содержании которого одна из них не имела представления, а другая догадывалась наверняка.

— Реми, — Эйфория подбежала к юноше и обняла его, не в силах сдержаться. После всего пережитого, даже несколько минут без своего защитника были для нее мучительны. Она не могла на него насмотреться, вбирая и сохраняя в сердце каждое его слово, каждый обращенный на нее взгляд, каждое прикосновение. Ей казалось, что никогда еще она не любила его так как сейчас, всей полнотой своей души и сердца, которое стучало в унисон с его сердцем, биение которого она слышала, обнимая Реми. И в целом мире не было для нее звука прекрасней этого.

— Реми, — повторила она, с тревогой заглянув ему в глаза, — когда мы двинемся дальше. Здесь так неуютно и немного страшно.

Реми ласково посмотрел на девушку, взгляд его сделался мягким и нежным, словно его озарил свет: «Уже скоро, Эйфи, но сначала нужно кое-что сделать.»

Он повернулся к мьюми и спросил:

— Ты ведь поможешь мне, Юта? Я принес все, что нужно.

Вместо ответа Юта протянула к нему руки, и когда Реми подошел к ней вместе с Эйфорией, она дотронулась до его груди и тяжело, прерывисто вздохнула. Потом слегка откинула капюшон, скрывавший ее лицо и произнесла:

— Все в моей душе противится этому, друг мой. Но мы не в силах изменить своей судьбы и того, что предначертано нам свыше. Я вижу этот путь как то, что было изначально, поэтому склоняю перед ним смиренно голову и говорю: я помогу тебе исполнить то, что ты задумал. Как и сохраню то, что тебе дорого, насколько это будет в моей власти.

Реми, не говоря больше ни слова, преклонил перед Ютой колени и Эйфория, повинуясь его знаку, сделала то же самое. Он снял рубашку и передал ее Джою, который взирал на все происходящее в скорбном молчании. Но перед этим Реми достал из-за пазухи небольшую, плоскую фляжку, которую бережно положил перед собой на каменистую почву, а после того, как разделся, вновь взял ее в руки и осторожно снял крышку. В ночном, холодном воздухе разлился странный, свежий и одновременно острый аромат, непохожий ни на что знакомое.

— Вода Источника Посвящения! — ахнул изумленно Джой.

Юта взяла из рук Реми сосуд с водой и кивнула ему, в ее глубоких глазах начали переливаться волны темно-фиолетового света, лицо приобрело сосредоточенное и отрешенное выражение, прекрасные уста неслышно зашептали что-то на древнем языке.

— Я отрекаюсь от защиты Знака, — произнес вдруг Реми низким, приглушенным голосом и Эйфория вздрогнула, хотела заговорить, но Юта не дала ей сделать это, заставив одним только взглядом онеметь ее уста. На тыльных сторонах ладоней Реми, пронзая их насквозь, и между темными, четко очерченными бровями, появилось слабое, красноватое свечение, похожее на то, как просвечивает порой солнце через тонкую кожу век. Он поднял голову, закрыл глаза и произнес все тем же странно низким, будто идущим из глубины его существа, голосом:

— Я, тот кого называют Реми, отрекаюсь от защиты Знака.

Свечение на руках и лице стало ярче, как будто что-то двигалось под кожей, стремясь выйти наружу. По телу юноши прошла дрожь, дыхание участилось и стало видимым, теперь вместе со словами из его губ вырывались призрачные, белесые облачка пара и тут же таяли. Он произнес трудно, с усилием выталкивая каждое слово, от напряжения на его лице выступил горячий пот:

— Я, тот кого называют Реми, отрекаюсь от защиты Знака по своей и доброй воле окончательно и бесповоротно.

Свечение на лице и руках стало пронзительно-ярким и на поверхность кожи, озарив ее светом, выступили, три сияющих, огненно-золотых кольца, величиной как самая мелкая монета. Они плавно поднялись вверх, и в воздухе соединились в огненный цветок, в котором Эйфория с удивлением узнала очертания живого камня, который сначала сиял нестерпимо сильно, но быстро начал темнеть и угасать. Но, прежде чем он погас и обратился в прах, Юта поймала его в свою ладонь и тут же опустила в сосуд с водой Источника посвящения. И старая, оловянная фляжка засияла словно стенки ее все в царапинах и вмятинах стали вдруг хрустальными, и сама она наполнилась светом, сполохи которого заиграли на лицах, стоящих вокруг людей, волшебных существ и даже лошадей, которые забыв о страхе, завороженно смотрели на этот дивный свет большими, темно-лиловыми глазами. Юта передала сияющую фляжку Реми, и он поднес ее к губам Эйфории.

— Ты должна выпить и трижды произнести: «Я, Эйфория, принимаю защиту Знака». Только поторопись, пожалуйста.

Словно во сне, еще не веря в реальность происходящего, ошеломленная Эйфория сделала как велел ей Реми. По жилам ее словно пробежал огонь, ее окутало горячее и ароматное как дыхание летнего зноя облако, она ощутила легкое покалывание в ладонях и над переносицей, так что ей нестерпимо захотелось чихнуть, что она, не сдержавшись, и сделала. А потом еще и еще раз. Джой бросился к девушке и хотел помочь ей встать, но она уже поднялась сама, чувствуя во всем теле необыкновенную легкость.

— Зачем ты это сделал, Реми! — воскликнула она, обратив свой взор на юношу, продолжавшего стоять на коленях. Голова его бессильно поникла, спина сгорбилась, а плечи опустились, рука была прижата к груди, на которой вновь явственно проступил, причиняя мучительную боль, кровоточащий знак, выжженый Верховным вороном. Реми с трудом разогнулся и медленно поднялся с колен, вытер пот с лица, мертвенная белизна которого не на шутку напугала Эйфорию, заставив ее испуганно вскрикнуть.