Слово джентльмена - Энок Сюзанна. Страница 60
– Все в порядке?
– Надеюсь!
Роберт подождал, пока Люсинда выйдет из кабинета, а затем снова обратился к генералу:
– Вы не будете против, если мы поговорили здесь, в вашем кабинете, где никто не сможет нам помешать?
– Я вообще нигде и ни о чем с тобой говорить не собираюсь! – продолжал бушевать Баррет. – Так что лучше уйди добровольно!
– Я действительно уйду через несколько минут, – спокойно ответил Роберт.
– Даю тебе две минуты, не больше!
– Пусть так, сэр. А теперь прошу вас сесть!
Баррет наконец уселся за стол и исподлобья посмотрел на Роберта:
– Имей в виду: ничто не заставит меня поверить, что ты не предатель! Если только ты убьешь меня… Но ты и этого не сделаешь – в доме слишком много свидетелей. Так что повторяю: убирайся вон из моего дома, а еще лучше – вообще из страны! В последнем я могу тебе помочь ради дочери! А сейчас – говори!
– В апреле 1814 года, – начал Роберт, – вы были командиром одного из армейских соединений, окружавших Байонну.
– Я действительно был там, и тебе вовсе не нужно мне об этом напоминать!
– Возможно. Итак, с Бонапартом к тому времени было уже покончено, и обе воюющие стороны объявили о прекращении огня.
– Знаю!
– Вы, верно, знали и то, что генерал Тувено продолжал удерживать свои позиции и не давал нашим войскам продвинуться дальше. Кроме того, вы получили сведения от французских дезертиров о том, что Тувено намеревается нас атаковать.
– Это была ненадежная информация.
– Ага! Именно поэтому вы среди ночи и послали разведывательный отряд, чтобы изучить линию французских окопных укреплений.
– Да, так действительно было!
– Не помните ли вы, кто тогда командовал этим разведывательным отрядом?
– Нет, не помню.
– Им командовал я. Все мои люди погибли во время операции – нас было всего пятнадцать, а противостоял нам французский корпус, насчитывавший более тысячи солдат. Я был тяжело ранен, и французы доставили меня в бессознательном состоянии в свое расположение, а когда я пришел в себя, избили чуть ли не до смерти. Я снова потерял сознание, и через какое-то время на меня вылили ведро холодной воды. Тогда я очнулся. Потом мне рассказали, что меня не велено было убивать, поскольку французам нужен был британский офицер, из которого они смогли бы вытрясти сведения о дислокации наших войск.
Злобное выражение исчезло с лица Баррета. Теперь он очень внимательно слушал рассказ Роберта и как будто даже сочувствовал ему.
– Утром нам донесли, что разведывательный отряд погиб целиком, – задумчиво сказал генерал.
– Да, почти так и было. Почти – потому что один человек все же уцелел. Им оказался я. Уже в тюрьме я узнал, что вы разбили Тувено. А еще через двадцать дней пришло сообщение о том, что Бонапарт капитулировал и война окончилась. Об этом нам всем – пленникам, содержавшимся в Шато-Паньон, – торжественно объявил комендант замка. Итак, война окончилась для всех, но не для меня. Шато-Паньон не сдавался, да и сами британские войска не пытались взять этот замок, превращенный в ужасную тюрьму. Гарнизон его продолжал сопротивляться, но не на поле сражения – он стал своеобразным центром созданной на прилегающих территориях разветвленной сети подпольных сторонников Бонапарта, готовых содействовать его новому освобождению и возвращению на французский трон… Тем временем меня продолжали допрашивать и избивать. Коль скоро французскому командованию было известно, что я служил под вашим начальством, палачи все время пытались получить от меня самые подробные сведения о вас, вашей семье и знакомых. Насколько я понял, их целью было уничтожение или шантаж британских командиров высокого ранга. Я не сказал ни слова, генерал. Они продолжали мучить меня на протяжении еще семи месяцев. Будучи уже не в силах все это выносить, я напал на коменданта, чтобы вынудить их расправиться со мной. Тогда на меня посыпался град пуль. Я упал. Меня сочли мертвым и выбросили в ров за пределами стен замка. Но я все-таки остался жив. Пролежав два дня во рву, я на третий день выбрался и отполз подальше от крепостных стен. Вскоре меня нашли солдаты из отряда испанского Сопротивления… – Роберт выдержал длинную паузу, а потом заговорил о главном: – Теперь я попросил бы вас выслушать меня особенно внимательно, и не столько ради вас самих, сколько ради вашей дочери. Прошу, не прерывайте меня и не пытайтесь спорить со мной или читать мне нотации.
– Видимо, мне придется подчиниться этому диктату! – съязвил генерал. – Ибо другого способа поскорее отделаться от вас я не вижу!
– Что ж, пожалуй, вы не ошибаетесь! Мне придется задать вам несколько вопросов…
– Я слушаю.
– Итак. Во-первых, сколько времени прошло с момента исчезновения известных вам бумаг из Хорсгардза и началом распространения соответствующих слухов?
– Один день.
– А как скоро тайное стало явным после того, как вы сказали лорду Ньюкому о том, что я сидел в тюрьме Шато-Паньон?
Генерал задумался.
– Отвечайте же!
– Двенадцать часов или немного меньше. Боже мой, неужели ты думаешь, что это сделал Джеффри?
– Я не думаю, а точно знаю, что это его рук дело! – Роберт вытащил из внутреннего кармана пачку аккуратно сложенных бумаг и положил ее на стол перед генералом: – Я нашел это двадцать минут назад в доме Джеффри около конной ярмарки – бумаги были спрятаны в деревянном сундуке вместе с его капитанской формой. Эту информацию подтвердит герцог Уиклифф, присутствовавший при обыске…
– Что мне Уиклифф! Ты сам подложил их туда! Джеффри предупредил меня, что таким образом ты, возможно, попытаешься переложить свою вину за кражу документов на него.
– Вот как? И зачем бы я стал это делать? Ради чего? И вообще, зачем мне было нужно воровать документы из Хорсгардза?
– Э, ну… – Баррет так и не нашелся что ответить.
Однако тут же опомнился и задал встречный вопрос:
– Ну а Джеффри зачем это было нужно?
– Джеффри Ньюком спит и видит себя командиром высокого ранга в британской армии, расквартированной в Индии. Сейчас он бедный армейский офицер, но когда женится на вашей дочери, то тут же получит солидное повышение и уедет с ней в Индию, если, конечно, Люсинда согласится на подобный брак. Кроме того, ему необходимо материально подстраховать себя, а французы заплатят за эти бумаги очень большие деньги. Между прочим, новая война с Бонапартом, которой как раз и добиваются те, чьи фамилии упомянуты в лежащем перед вами списке, тоже сулит Джеффри немалые дивиденды, тем более что в благодарность за подобную услугу французы уж никак не пошлют его умирать на переднем крае нового фронта!
– А твое участие в этом деле?
– Во всяком случае, мне ничто не угрожает. Во-первых, преступник не я, а некто другой – закон не сможет привлечь меня к ответу, когда это будет доказано и за мной перестанут охотиться. Во-вторых, документы, лежащие перед вами, сами за себя говорят. К тому же я не очень популярен и мало кто может мне позавидовать. А теперь скажите, каково ваше участие во всем этом мерзком деле?
– Ты обвиняешь меня в…
– Вовсе нет! Но ведь именно благодаря знакомству с вами Ньюком сумел проникнуть в Хорсгардз и выкрасть документы. Полагаю, это может вам сильно повредить.
– Джеффри сказал мне, что моя дочь и ее друзья организовали заговор с целью защиты твоей репутации, и это привело меня в бешенство. Но в то же время я не забыл, что подруги Люсинды повыходили замуж за… гм-м… как бы это помягче сказать… Избрали себе в мужья весьма любопытных мужчин. К примеру, тот же Дэр или Сент. Я придерживаюсь не лучшего мнения о них обоих и уверен, что от них можно всего ожидать. Если говорить откровенно, они одного поля ягоды с Джеффри, поэтому мне кажется совершенно непонятным, почему оба так невзлюбили этого человека и даже готовы погубить его. И уж совсем странным представляется мне отношение к Ньюкому моей дочери. Ведь он нравится Люсинде… или нравился совсем недавно.
– Да, недавно все действительно так и обстояло! – кивнул Роберт, вставая со стула. – Но довольно об этом! Полагаю, вы внимательно изучите все лежащие на столе документы и продумаете то, что я вам только что изложил, после чего сможете оцените степень серьезности моих обвинений против Джеффри Ньюкома. Подумайте также о вашей собственной репутации. С вашего позволения я подожду в библиотеке, пока вы не придете и не объявите свое решение.