Комиссар Его Величества - Кайл Дункан. Страница 20

– Вот ты на нем и поедешь, – сказал я, – а я возьму твоего.

Мой помощник обескураженно осклабился, но воспринял поражение со стойкостью настоящего спортсмена. Приготовленный для меня конь и в самом деле был хоть куда. Но зато лошадь моего помощника оказалась гораздо спокойнее. Впереди предстоял долгий переход, и я был рад, что не придется воевать с норовистым жеребцом.

Мы немедленно отправились в путь. Отряд вытянулся в длинную колонну по двое: сто пятьдесят превосходных степных всадников под командой морского офицера! Интересно, как бы они себя повели, если в узнали, что офицер этот из Британского Королевского флота.

– Ты из вахмистров? – спросил я.

– Так точно, товарищ комиссар.

– Фамилия?

– Кознов.

– Ясно. До Тобольска далеко?

– Двести верст.

Это расстояние соответствовало примерно ста тридцати милям, поскольку русская верста равняется двум третям английской мили. Седло оказалось деревянным и весьма жестким. К тому же я давненько не ездил верхом. Стало ясно, что в Тобольск я приеду со стертым задом и походка у меня будет соответствующая. Очень некстати, ибо по прибытии мне понадобится максимум величественности и авторитетности, а в России человек со стертым от верховой езды задом считается верхом комизма.

Вновь опускаю подробности перехода. Мы скакали, мы ели, мы кормили лошадей, мы устраивали короткие привалы, мы скакали дальше. В Тобольск отряд вступил ранним утром 22 апреля. Я сразу же отправился к дому губернатора, где содержалась под стражей императорская семья. Нас уже ждали – даже снег не в силах заглушить топот копыт ста пятидесяти лошадей. Отряд был замечен еще издалека.

У ворот я натянул поводья и велел часовому вызвать старшего командира, бывшего полковника Кобылинского.

Часовой спросил, кто я такой и чего мне надо.

– Скажи ему, Яковлев из Москвы прибыл. Комиссар. По заданию Центрального Исполнительного Комитета!

Затем я спешился и приказал Кознову разместить и накормить людей. Полковник Кобылинский появился почти сразу же. Я был наслышан о нем, а потому посмотрел на этого человека с интересом. Он был высок ростом, розовощек, но седые бакенбарды выдавали настоящий возраст полковника. В последние месяцы Кобылинский, как и его бывший государь, находился в куда менее завидном положении, чем прежде. Когда-то этот офицер служил комендантом Царскосельского дворца. Керенский отправил его в ссылку вместе со свергнутым императором. Но охраной полковник командовал лишь номинально. Ни одного из красавцев лейб-гвардейцев здесь не осталось. По приказу Свердлова охрана состояла из двух сменявших друг друга подразделений: первое – из западносибирского города Омска, а второе – так называемые красногвардейцы из Екатеринбурга. Они-то и представляли наибольшую опасность для Романовых, как, впрочем, и для меня.

– Комиссар Яковлев, – громко представился я и протянул свой мандат. – Вот указания Центрального Комитета.

– Кобылинский.

Полковник взглянул на меня сверху вниз, щелкнул каблуками и взял бумагу. Сзади к нему подошел еще какой-то субъект и тоже стал читать, глядя полковнику через плечо.

– А вы кто такой? – спросил я.

– Я представляй Уральский Совет, вот я кто такой. Больше он не произнес ни слова, а прочтя бумагу, развернулся и ушел. Его поведение мне совсем не понравилось.

– Пожалуйте внутрь, – сказал Кобылинский, беря меня за локоть. – Вам нужно подкрепиться. Пойдемте-пойдемте, о ваших людях позаботятся.

Он накормил меня завтраком. Хлеб был свежевыпеченным, еще теплым, кофе – горячим, лишних вопросов Кобылинский не задавал. Я бы получил от завтрака подлинное наслаждение, если бы дважды меня не прерывали представители обоих охранных подразделений, желавшие самолично изучить мои документы. Вновь появился субъект, которого я видел у ворот. Еще раз изучив мандат, он тихо спросил:

– Вы прямо от товарища Свердлова?

– Да.

– Видели его?

– Да.

– Еще кого видели?

– Товарища Ленина. И товарища Троцкого.

Он кивнул и усмехнулся.

– Но теперь ты за Уралом, приятель. И не забывай об этом.

После чего вновь удалился.

– Кто это? – спросил я у Кобылинского.

– Рузский. Из Екатеринбурга. Член Уральского Совета. Больше я ничего про него не знаю. Иногда он называет себя Бронаром.

– Расскажите-ка мне о бывшем царе. Он здоров?

– Да.

– А семья?

– Они тоже здоровы, за исключением сына. Вы же знаете, что у мальчика гемофилия. У него часто случаются обострения. Сейчас Алексей как раз поправляется после недавнего приступа.

Эта новость меня встревожила.

– Мальчик лежит в постели?

– Да. И это продолжится еще по меньшей мере несколько дней. У него сильные боли.

Кобылинский достал табак и бумагу, и мы скрутили себе самодельные сигареты на русский манер. Но покурить спокойно нам не дали – в дверях вновь возник Рузский. Он не постучал, просто вошел внутрь в сопровождении солдат и заявил:

– Ваше появление здесь, товарищ, требует объяснений.

Последовала дискуссия, в которой главным образом принимали участие красногвардейцы. Я же всего лишь сообщил им, что мое задание совершенно секретно. Его суть я смогу изложить им только позднее, когда наступит время.

Рузский явно подозревал меня в чем-то и не делал тайны из своих подозрений. Если екатеринбургские большевики и в самом деле отличались воинственностью, как говорил Свердлов, то Рузский явно был из числа самых оголтелых.

– Бумаги можно и подделать, – сказал он, глядя на меня в упор. Голос у него был тихий, но весьма угрожающий. – Разве кто-нибудь из нас видел, как подписывается товарищ Свердлов?

Этот тип отличался поистине маниакальной подозрительностью. Он стал распространяться о заговорщиках, только и думающих, как спасти Романовых. Потом принялся разоблачать предателей дела революции, находящихся прямо здесь, в этом доме. Да и весь Тобольск, если верить Рузскому, кишел изменниками. В комнате появились новые люди, я почувствовал, что назревает конфликт. Омичи против екатеринбуржцев. Вновь прибывшие, слушая разглагольствования Рузского, скептически поджимали губы и качали головами. Было ясно, что член Уральского Совета хочет убить царя, причем как можно быстрее, пока императора не освободили белые, немцы или предатели из Москвы.

– Всю их семейку нужно истребить! – требовал Рузский.

– Революция не убивает женщин и детей, – ответил на это один из омичей.

Тогда Рузский накинулся на меня:

– Что это за новоявленный комиссар? Он утверждает, что прибыл сюда по приказанию товарища Свердлова, а в чем состоит его задание, не сообщает!

Я решил, что пора и мне включиться в разговор.

– А вы слышали об изобретении, которое называется «телеграф»? – поинтересовался я. – Пошлите телеграмму товарищу Свердлову.

– У нас тут телеграфов нет, – парировал он. – Тут тебе не Москва, а Сибирь. Ближайший телеграф в Тюмени.

– Ну что ж. Вот и отправляйся в Тюмень. Коня мы тебе дадим.

Почему-то это мое замечание вызвало взрыв хобота у омичей. Рузскому говорить больше не дали – свистом и криками заставили его убраться из комнаты.

Поняв, что большинство собравшихся на моей стороне, я воспользовался моментом и объявил, что по указанию товарища Свердлова их жалованье отныне увеличено. Кроме того, я сказал, что хотел бы поговорить с членами солдатского комитета. В комнате остались пятеро, остальные вышли, в том числе и Кобылинский.

– Я действительно прибыл сюда в связи с делом Романова, – начал я. – Я должен увезти его отсюда.

Члены комитета нахмурились, в том числе и омичи.

– Как по-вашему, – продолжил я, – представляет ли бывший царь какую-нибудь ценность для России? Ну-ка, скажите! Все отрицательно покачали головами.

– Нет, никакой.

– В том-то и дело. Но есть силы, для которых он ценен. В обмен на царскую семью нам обещают такое количество оружия, что им можно будет вооружить целую армию.

– Так-то оно так, – кисло ответил один из екатеринбуржцев, – а потом эта армия возьмет и вновь посадит его на трон.