Потайной ход - Кайл Дункан. Страница 15

События заставляют меня быть опытнее, мудрее. Прежде я взял бы напрокат машину, подъехал к библиотеке и поставил машину там, где стоянка запрещена. Меня оштрафовали бы и заставили убираться. В результате пришлось бы тащиться пешком, оставив машину на какой-нибудь отдаленной тихой улочке. А поэтому теперь я сел в такси и, сверившись с картой Херца [2], попросил отвезти меня в Брэдфорд. Оттуда было недалеко до Бентли и Дьюсбери, где когда-то жил Питеркин. Там же находилась большая справочная библиотека. Но для начала понадобилось кое-что уточнить, и я велел водителю высадить меня у здания редакции местной газеты. Войдя туда, я сказал, что мне нужен библиотекарь. Его разыскали быстро. Библиотекарь спросил о цели моего прихода. Я ответил, что я юрист из Австралии, мне необходима помощь и я готов в разумных пределах заплатить за услуги.

Мистер Хоулдсворт оказался чудесным человеком и, когда мы наконец попали в его кабинет, приветливо улыбнулся мне.

— Чем могу помочь?

— Я хотел бы заглянуть в картотеку и узнать причину исчезновения человека, которого звали отец Бодински, — ответил я. — Это было давно, вы не помните ли?

— Помню ли я? — воскликнул он. — Да я занимался этой историей. Сейчас принесу.

Картотека оказалась довольно толстой, но не слишком толковой. Я внимательно прочитал каждую вырезку и понял, что все они об одном и том же. Когда поднял голову, Хоулдсворт сказал:

— Он исчез. Вчера был тут, а сегодня уже нет. Ничего не объяснил. И не оставил следов.

— А есть какие-нибудь соображения на этот счет?

— Полиция считала, что Бодински был ярым антикоммунистом и заявлял об этом и с кафедры и на улицах, поэтому от него решили избавиться. Вы знаете, поляки подняли тогда целую кампанию, призывая своих собратьев вернуться на родину.

— А что думаете вы?

— Трудно сказать. Он был не единственным строптивцем. Многие священники высказывались в том же духе, но я не слышал, чтобы похитили кого-нибудь. А почему вас это интересует? — спросил Хоулдсворт, искоса посмотрев на меня.

На этот случай я заготовил коротенькую историю. И сейчас я ее изложил, рассказал, будто у меня был клиент, поляк из Австралии, который попросил выяснить все, что можно, поскольку он подумывал, в память об отце Бодински, оставить наследство его старой церкви.

Хоулдсворт кивнул.

— Вообще-то забавно, — сказал он. — Это довольно старая картотека. А вы уже второй человек на этой неделе, которому она понадобилась.

— А кто другой?

Библиотекарь рассмеялся.

— Тот другой действовал иначе, мистер Клоуз. Он позвонил и спросил, есть ли у нас в картотеке сведения о Бодински.

— Вы ответили, что есть?

— Конечно. Может быть, он заедет сегодня днем.

— Вы не предупредите меня, если он появится?

— А где вас найти?

— Пожалуй, я сам позвоню.

Мне нужна была комната. Я пересек вымощенную булыжником маленькую площадь и снял номер в гостинице «Виктория», которая находилась напротив редакции, оставил там свои рубашки и снова вышел. В кармане у меня лежала записка с названиями двух церквей из картотеки Хоулдсворта, в которых ранее вел богослужение отец Бодински. Это были церковь Святого Катберта в Дьюсбери и Святой Девы Марии в Хортоне, расположенная в полутора километрах отсюда. Я прошагал это расстояние и понял, какое взвалил на себя непосильное дело. Мне стало абсолютно ясно, что если бы отец Бодински вдруг чудом вновь очутился здесь, он вряд ли узнал бы это место. Каждое второе лицо теперь принадлежало азиату, магазины тоже. Я прошел мимо двух викторианских церквей, построенных из местного камня, нынче превратившихся в кинотеатры, которые крутили исключительно азиатские фильмы. Не хочу сказать, что я имею что-либо против. Ни один австралиец сегодня не станет осуждать людей, рыщущих по свету в поисках лучшей доли. Но ощущение было странное, примерно такое, как если бы вы приехали в Бали и увидели, что там сплошь одни негры. Мне даже подумалось, что я зря теряю время, взбираясь в гору, чтобы попасть в Хортон, потому что церковь Святой Девы Марии может оказаться пакистанской лавкой, торгующей блестящими сари.

К счастью, она осталась такой, как прежде, только стены снаружи немного пооблупились, но внутри царил тот же покой. Я посмотрел, пронумерованы ли ряды, отсчитал одиннадцатый от входа, сел и внимательно огляделся. Деревянные скамьи были обыкновенными, пахнущими мебельным лаком. Подушечки для ног, покрытые чем-то вроде ковриков, лоснились от коленей многочисленных прихожан. Церковь небогатая, но ухоженная стараниями верующих. Все скамьи походили одна на другую, и насколько я понял, ни в одной из них нельзя было устроить тайник. Может быть, удалось бы что-нибудь спрятать в подушечке, но когда мыли полы, а мыли их часто, подушечки убирали. Вряд ли тот, кому нужен постоянный надежный тайник, воспользуется подушечкой.

Я пересек боковой неф церкви, осмотрелся, сел, откинул назад голову и залюбовался чудесным высоким потолком в виде голубого неба, усеянного звездами, и вдруг услышал голос:

— Могу я помочь чем-нибудь вам, сын мой? Я отец Франклин. Не удивляйтесь, подошвы и каблуки подбиты резиной. При моем сане шаги мои не должны нарушать тишину и покой верующих.

Я представился, объяснил, зачем пришел сюда, спросил о Водински. Священник перекрестился.

— Как мне рассказывали, тогда происходило нечто ужасное, приход захлестнула волна страха, — сказал отец Франклин. — Каждый думал, что следующим станет он. И не только здесь.

— А много тут было поляков?

— Их и сейчас много, — заметил он. — Поляки, приехавшие в годы войны, стареют и умирают, но их дети и внуки продолжают жить здесь, посещают магазины и кафе, ходят в клубы, поют свои песни и танцуют свои танцы.

Позади нас послышались шаги. Стук каблуков в церквах всегда отдается гулко. Отец Франклин обернулся.

— Еще посетители, — сказал он и направился их поприветствовать.

Поднялся и я. Мне тут больше нечего было делать. Отец Франклин что-то говорил мужчине и женщине, сидевшим на задней скамье, но когда я поравнялся с ними, пошел за мной и, как только мы вышли, предложил:

— Вы проделали длинный путь. Хотите, покажу вам, где видели отца Бодински в последний раз?

— Спасибо. Не подумайте, что я проявляю нездоровый интерес, но мне бы очень хотелось посмотреть, где это произошло.

Мы стали спускаться по улице, и он показал на дом:

— Здесь жил отец Бодински.

Я кивнул.

Простое, каких сотни здесь, каменное здание с террасой. Питеркин, за которым много лет охотились, тоже обитал в этом доме. Оба они вышли отсюда, чтобы исчезнуть, только пропавшего Питеркина приняла в свои объятия радушная Австралия, а несчастный Бодински канул в таинственное небытие.

— Он сказал тогда, что ему надо позвонить, — продолжал отец Франклин. — Как видите, телефонная будка рядом.

Действительно, телефон находился метрах в ста сорока от нас.

— Кому он сказал об этом? — спросил я.

— Экономке. Даме почтенного возраста, — рассмеялся святой отец. — Знаете, в доме священника бывают дамы только почтенного возраста. Она умерла уже много лет назад. Он закрыл за собой дверь и ушел.

— Ему удалось позвонить?

Отец Франклин пожал плечами:

— Мы даже не знаем, добрался ли он до будки.

— И никто ничего не видел? Все-таки священник — фигура заметная.

Он покачал головой:

— Была ночь, точнее вечер. Но эта улица всегда запружена народом, здесь много фонарей и автобусов. Однако никто ничего не видел. Тот, кто похитил его, мистер Клоуз, проделал это очень умело.

Мы стояли у телефонной будки. Я оглянулся и посмотрел на церковь и домик священника. В этот момент из церкви выходили мужчина и женщина и садились в такси.

— Американцы, — сказал отец Франклин. — Внесли крохотное пожертвование — пятьдесят долларов.