Обреченный на смерть (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 15

— Не бойся, это сладостная боль — мне так хорошо, ты во мне. Я так долго ждала этого. Еще делай!

Упрашивать Алексея было не нужно, он заторопился, трясясь словно в лихорадке. И через полминуты почувствовал сильнейшую разрядку, настолько умопомрачительную, что потерял ориентацию в пространстве. И пришел в себя от нежных ласок и сладостных поцелуев.

— Что это было, милая?

Вопрос был задан чисто риторический, ибо ответ на него и так был ясен. Но Аглая проворковала ему на ухо с придыханием:

— Ты сейчас из девки бабу сделал — никогда не думала, что это так сладостно, царевич. Больно немного поначалу, но хорошо. И семя твое почувствовала — оно такое горячее. И представила, что смогу понести от тебя… ой, прости дуру…

— Да что ты, — он ее крепко обнял, стал целовать, млея от нежности, как телок. И распустил бы нюни, мечтая заснуть в ее объятиях, между поцелуями, но ее шепот заставил отринуть все эти сладкие мечты.

— Никита, что капитан-поручик и слуга твой верный, этим вечером сказал мне слова для тебя — «завтра днем, на прогулке верховой».

— Так, — минорное настроение моментально исчезло. Алексей вскинулся, любовное наваждение схлынуло.

«Если на прогулке, то человека четыре конвоя будет — пополам драгуны и преображенцы. Так — выходит без драки никак. Надеюсь, сам Никита, и его драгун не оплошают и срубят гвардейцев. Жаль, что своих убивать придется, но раз пошли такие игры, то иного варианта просто не остается. Не отпустят без крови.

Выдержу ли я дорогу?!

Не знаю — ездил на лошади до армии, почитай с шестого класса каждое лето у деда с бабкой проводил. Навыки вряд ли утратил, а вот здоровье у царевича, то есть у меня, не очень. Если что — прикажу к лошади привязать — до границы сотня верст, но там Даугава, прах ее подери — как переправляться на тот берег прикажите, там герцогство Курляндское. Так что до польских владений скакать надобно — хотя с них защитники никакие, предадут, как золотом позвенят.

Ехать в Петербург мне никак нельзя — убьют на хрен, особенно после письмеца моего, котороепо дороге сейчас гонцы везут. «Папенька» дозреть до кондиции должен, сейчас опасно в его руки попадаться. Только за «бугор» бежать, и там спрятаться, «осесть на дно», так сказать. Вот только где найти это надежное место?!»

— Ты хочешь бежать, царевич?

— Да, — криво усмехнувшись, ответил Алексей на тихий вопрос. И пояснил. — Меня могут отравить в любой момент. Я опасен мачехе, Меншикову и целой толпе скороспелых вельмож, которые сделали ставку на наследника Петра Петровича. Ехать в Петербург — это путь на смерть. Меня оговорили перед царем — он поверил клеветникам. Завтра, вернее сегодня, ведь сейчас далеко за полночь, я должен бежать — любая задержка равносильна смерти. Но перед этим меня будут жутко пытать, причем сам «батюшка».

— Как так, ведь ты его сын?!

Аглая смотрела на него широко открытыми глазами, прижимая пальцы к губам. Девушка задрожала, он видел, что ей стало страшно. Обнял за плечи и зашептал на ушко, замирая сердцем от нахлынувшей любви, первой в его жизни, нескладной и обугленной в прошлом, и туманной в настоящем.

— Не бойся, на тебя подозрений не будет. Я тебя утром громко отругаю и ударю, оскорблениями буду сыпать. Поверь — так надо. Пусть тебя считают жертвой необузданного и жестокого царевича, чем его сообщником. Иначе пытать будут за сговор. Пойми, так надо — перетерпи и не обижайся. Пройдет время, и я найду тебя. Не бойся, а то вся дрожишь!

— Я не за себя боюсь, мой милый, а токмо за тебя переживаю. Жизнь бы свою отдала, счастье мое, лишь бы ты жил. Иди ко мне, любимый, у нас мало время, а я хочу тобой насытиться. И дитя понести этой ночью. Это такое счастье — от тебя, мой царевич…

Глава 15

«Какой заботливый Петр Андреевич — все вернул, и ничего не украл. Да и вряд ли бы рискнул это сделать — ситуация слишком накалилась. А вот в то, что у царевича из переписки всего два отцовских письма — то в такое не поверю, их должно быть намного больше».

Алексей прикусил губу, задумался. Отсутствие архива говорило об одном — все опасные для царевича бумаги могли быть или уничтожены им самим, ведь он вряд ли был законченным кретином. Либо уже изъяты Толстым — заполучить в руки переписку изменника было самым важным делом для любого следствия.

«Ладно, не будем горевать — снявши голову по волосам не плачут. В любом случае письма, даже самые опасные для меня не сыграют никакой роли — я и так по уши весь в дерьме, в статусе изменника. И милости падшим не будет, как бы не призывал Александр Сергеевич».

Взяв в руки тяжеленький мешочек, Алексей аккуратно распутал завязки и заглянул вовнутрь — тусклой желтизной в пламени одинокой свечи отсвечивали металлические кружки монет.

— Фу, от сердца отлегло — деньги на первое время есть. Так, а что у нас во втором мешочке?!

Тот оказался набит серебром под завязку. Вот только самой нужной и ходовой монеты оказалось до обиды мало — немного рублей, полтин и полуполтин, горстка серебряной мелочи — гривен, пятаков и несколько совсем маленьких, с советскую копейку, алтынов. Алексей решительно отодвинул их в сторону — в плане, который окончательно сформировался во время любовных безумств, они должны были сыграть свою роль.

Внимательно рассмотрел остальные тяжеловесные монеты. Чего только не было — талеры, гульдены, ливры, экю, шиллинги, кроны. Полный набор из всех европейских стран, хоть нумизматику изучай. Отобрав австрийские талеры — они считались самыми ценными из-за высокой пробы серебра и веса, другие кругляшки засыпал обратно. Добавил к ним золотых монет иностранной чеканки — и завязал мешочек. Машинально подкинул на ладони — увесистый вышел, убить можно, если правильно тюкнуть по голове.

Из остального золота отобрал несколько новеньких червонцев «родителя», блестящих, размером с ходовым в европейских странах дукате. Да они и чеканились в его подражание, соответствуя по весу и пробе.

Алексей завязал мешочек, тяжело вздыхая, закручинившись — расплачиваться такими монетами в России было смертельно опасно. Иметь на руках валюту разрешалось только именитым гостям-купцам для проведения торговых операций с иноземцами, и все!

Остальные жители, даже дворяне, были обязаны рассчитываться только русской монетой. Причина здесь проста, со времен царя Алексея Михайловича большими проблемами «обросшая» — серебро поступало только за продажу товаров, потому его хронически не хватало. Попытка заменить медью у «дедушки» с треском провалилась в 1662 году — она закончилась знаменитым «Медным бунтом», от которого содрогнулось все царство.

Повторять этот печальный опыт «папенька» не решился, хотя денег для ведения войны со шведами катастрофически не хватало. Петр Алексеевич пошел по другому «проторенному» многими монархами пути — уменьшил содержание серебра в рубле. По весу с австрийский иоахимсталер, который на Москве называли «ефимком», только проба драгоценного металла стала несколько меньше. В мелкой разменной монете диспропорция оказалась еще более «разжиженной».

Вот только такая своеобразная «порча» монет ведь палка о двух концах — доходы вроде увеличились, и рублей в обороте прибавилось, однако ценность таких монет уменьшилась. Инфляция рванула галопом, как в 1991 году, когда советский рубль разом обесценили.

Алексей сгреб все русские монеты, завязал в шелковый платок. Усмехнулся, посмотрев на спящую Аглую. Она за четверть часа рассказала ему о действующей торговле и ценах вместе с деньгами больше, чем он подчерпнул из книг в своей прошлой жизни. Умная девочка, тем более отец у нее торговец и «хозяйственник», она с детства помогает ему вести «бизнес», говоря современным языком.

Третий мешочек оказался наполовину «тощим» — однако самым дорогим. Но так ювелирные украшения всегда имеют высокую цену. Задумался — все эти побрякушки являлись наследством от покойной супруги, других вариантов просто не приходило в голову. Отобрал одно колечко, из самых незатейливых на первый взгляд, положил на платочек, добавил к нему горсть тяжеловесных «ефимков», завязал.