Обреченный на смерть (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 43
— А тот, кто трудился и с рыбой остался, не умрет с голода, как другие. И место займет достойное, яко спаситель!
«Намек дан, и ты его понял, вон как головой закрутил. А что ты хотел — на халяву все получить и ничего при том не делать?!
Нет, так свиней не режут, ваше преосвященство!
Весь в крови измажешься, с головы до пят — потому что нет у нас иного выхода — за власть бороться надо, тем более имея против себя такого врага, как царь Петр!»
— Какая тебе помощь потребна, государь?!
«Слово сказано — молодец, юлить не стал, все старик прекрасно понял», — Алексей внимательно посмотрел на Иону, тот спокойно выдержал взгляд, положив ладони на пастырский посох.
— Людишек нужно собирать верных под мою руку. Особенно тех военных, кто вес в Москве имеет. Ведь полки в Первопрестольной поднять за веру православную можно, не всем новые реформы пришлись по сердцу. Но ими командовать нужно. Кто лучше жен своих мужей знает, ведь ночная кукушка завсегда дневную перекукует.
А как будет ясно, кто и чем дышит, то и мне нужно будет с такими разговор вести уже на особицу. Время зря не тратить в напрасном поиске конфидентов. Торопиться нам нужно владыка, — Алексей специально нажал голосом на нужном месте, и добавил:
— Доносчики ведь рядом бродят. А потому не позднее начала марта на Москве должна быть моя власть вместе с патриархом, и крепко держаться против бесовского Петербурга. Весна наступит, ледоход и распутица — не сразу полки царя Петра подойдут.
Мы за это время укрепиться зело сможем и народ на помощь церкви, а с ней истинного православного царя, позвать купно, людно и оружно. Спасение всем вместе искать, и по кондициям, сиречь условиям прописным, жизнь в дальнейшем устраивать. По устоям древним и праведным — в том крест целовать буду перед патриархом и народом своим, и сего целования не нарушу, о чем в грамоте объявлю.
— Праведные у тебя мысли, государь. Земля наша устала от неустройства, что пришло в эти годы. Православной церкви нашей прежнее величие и благолепие вернуть надобно!
«Торг зело уместен, раз он пошел. Им палец в рот не клади, откусят. А потому нужно на всех пунктах кондиций держаться, памятуя, что богу богово, а кесарю кесарево!»
— Я весь во внимании, владыка…
Глава 8
— Барон, передайте своему сюзерену, князю Людвигу Рудольфу вот эти драгоценности, — Фрол протянул опешившему придворному в пышном парике небольшой мешочек, переданный ему Алексеем Петровичем. Теперь оставалось уповать только на то, что подслеповатый немец обознается. И он решительно бухнул, словно кидаясь в прорубь:
— Моя жизнь полна опасностей, за мной идут по пятам убийцы — я чудом оправился от ран.
Фрол опустил чуть ниже шарф, закрывавший лицо — чудовищно гипертрофированный шрам, благодаря мастерству и урокам лицедейства от пани Анны совершенно изменил его лицо.
— Прошу тестя отдать драгоценности моей дочери Наталье, как только она войдет в возраст — думаю, меня убьют и отберут эти украшения моей покойной супруги Шарлотты Кристины.
— Кронпринц?! Вы здесь?! Но вы недавно были в Польше!
Краузе непроизвольно сделал даже шаг вперед, вытаращенными глазами уставившись на Фрола. И неожиданно всхлипнул:
— Бог мой, что они с вами сделали?! До нас доходили слухи, что вы скрывались в Вене — император оказал вам приют. Но поддались на уговоры царя и решили вернуться…
— Меня обманули — дома ждали пытки и казнь!
— Вы сделали правильно, кронпринц. Я соберу своих людей, и мы немедленно отправимся в Бланкенбург — князь возьмет вас под свое покровительство — вы зять и отец его внучат!
— Поздно, — Фрол осторожно оглянулся — вроде никто из прохожих не пялился в сторону кареты, которая подъехала к дому, и барон вышел из нее. Вроде случайная встреча, которая должна быть короткой, благо падавший хлопьями снег мог помешать наблюдению.
— Меня настигли в Польше — и изуродовали мне лицо, как видите. Нас просто убьют в дороге — и я не хочу, чтобы вы пострадали. Передайте мой поклон тестю, и прощайте барон! Да, вот еще — передайте Людвигу Рудольфу, что я нашел виновных в смерти его дочери, и отомщу им!
Фрол произнес эти слова последними, как и приказывал ему царевич. Поднял шарф, кивнул поклонившемуся ему барону и быстро пошел по улице. Несколько раз оглянувшись, громко топая ботфортами, Фрол быстро прошел две улочки, миновал арку между двумя плотно сбитыми домами и оказался перед постоялым двором, над входом в который висела вывеска с тремя колбасами, более похожими на деревяшки. Здесь они остановились с Силантием, вот уже неделю удирая от навязчивого преследования, которое стало вестись за ними с момента появления в прусских землях — соваться в Саксонию было бы с его стороны форменным безумием.
Вот здесь, позавчера в случайном разговоре удалось узнать, что сюда из Берлина приехал барон, что являлся доверенным человеком Людвига Рудольфа, младшего брата и наследника правящего герцога Августа Вильгельма Брауншвейг-Вольфенбюттеля, столь удачно выдавшего своих дочерей замуж. Выгодные партии — старшая Елизавета Кристина за императора Священной Римской империи Карла, умершая при родах Шарлотта Кристина за кронпринца московского Алекса, а младшая Антуанетта Амалия стала супругой герцога Фердинанда Альбрехта Брауншвейг-Бевернского.
Другого момента могло и не выпасть — они потратили целые сутки на розыски и нашли барона Краузе, который более шести лет тому назад был устроителем брачной церемонии между Алексеем Петровичем и Шарлоттой Кристиной в. Торгау. И вот встреча состоялась, поручение выполнено с блеском — в нем признали царевича, слухи о котором облетели, как казалось, все европейские страны, как большие, так и маленькие.
В обеденном зале, возле пылающего жаром камина его ждал Силантий, коротко кивнул, и Фрол уселся за стол. Дородная служанка с оттопыренным задом поставила перед ним большую кружку с пивом, где пена стояла шапкой, и большое блюдо с поджаренными колбасками и кусками белого ноздреватого хлеба. Бывший драгун принялся уминать все это угощение, сняв и бросив на руки слуги плащ, но положив шпагу в ножнах на стул — с оружием он никогда не расставался. Оно ведь не только дворянский статус подчеркивает, но сможет выручить при нападении — с пистолетами за поясом в прусском Бранденбурге ходить не принято.
— За нами ведут слежку — вон те два белобрысых немчика.
Силантий говорил в сторону, но Фрол его прекрасно расслышал. Они отхлебнули пива, и лже-царевич ответил:
— Знаю, я их заметил вчера — оба из Мекленбурга, но мне кажется, они притворяются. Это шведы, слышал их говор.
— Умелые вояки, не хотел бы с ними сражаться.
— Я тоже…
Фрол искоса посмотрел на двух постояльцев, что чинно пили такое же пиво, усевшись за угловым столиком. Вот только расслабленными бюргерами они не были, как вроде бы полагалось за ужином. Движения неторопливые, но плавные — а так ведут себя исключительно ветераны, побывавшие в десятках схватках, привыкшие экономить в лишних движениях, когда ладонь не держит за эфес либо отточенную сталь клинка, или рукоять пистолета, когда нужно точно навести ствол на цель.
Не нравилось такое соседство!
— Нужно уезжать немедленно, а то будет поздно. Если к этим головорезам прибудет подкрепление, нас просто задавят.
— Я уже приказал оседлать лошадей, служанка протрясает ваши вещи, царевич, и уже, наверняка, рассматривает мундир с лентами и орденами. Так что через полчаса нас не будет, уйдем в ночь.
— Сейчас доем это чудо, — Силантий подцепил вилкой сочащуюся жиром колбаску и захрустел. Потом допил пиво, вытер ладонью усы и поднялся из-за стола. Поднялся по лестнице наверх — на втором этаже были комнаты для двух десятков постояльцев.
Фрол спокойно доел колбаски и допивал пиво, когда по лестнице спустился слуга с седельными чемоданами, за ним шел Силантий, запахнувший полы плаща — немудреный прием, но любой знающий человек так скрывает заткнутые за пояс пистолеты. А шведы оказались именно такими, оба заметно напряглись, хотя старались выглядеть безмятежными.