Обреченный на смерть (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 7

Пришлось командовать сражением с носилок — доблестные шведы атаковали рано утром, они рвались к победе. Однако порох закончился — в бой пошли всего лишь с четырьмя пушками, в патронных сумках солдаты имели по два десятка выстрелов. Уверенный в победе король оставил в лагере гетмана с его воинством, способным ловить курей, и подошедших запорожцев — несколько тысяч пестро одетых разбойников могли только грабить окрестные селения, но не воевать.

К полудню все было кончено, но совсем не так, как рассчитывал король — его победоносная армия оказалась наголову разбитой. Напрасно он взывал к бегущим солдатам остановиться, встав у них на пути. Его просто опрокинули вместе с носилками и продолжили паническое бегство на юг, к спасительным переправам. Ведь дороги потом шли в Крымское ханство, которое враждебно к Москве.

Только верные драбанты сохранили хладнокровие — Карла посадили на коня, и он устремился к Переволочне. Каково же было удивление короля, когда он увидел, что все лодки угнаны, и перевезти на правый берег Днепра тысячи шведов невозможно. Казаки и сердюки сразу бежали дальше, страшась расправы русских драгун. Частью они ухитрилась все же перебраться через реку вместе со своим лживым гетманом. Мазепа еще прихватил с собою несколько бочонков золота и молодую девицу, которую этот старый похотливый сатир растлил.

Оставленные им лодки дали шанс на спасение — несколько сотен шведов и верные драбанты силой усадили короля в лодку. И тогда, глядя на голубую днепровскую воду Карл надеялся, что не все еще потеряно, ему удастся вскоре переломить ситуацию в свою пользу…

Глава 6

— Что мне делать?!

Вопрос был задан самому себе — во всей извечной русской проблеме. Ситуация вырисовывалась не просто скверная, а чреватая смертью, причем неизбежной. Но вначале его будут пытать, при этом придется ознакомиться с этим ремеслом от «папеньки», который долгое время провел в пыточных подземельях. Собственноручно допытывался Петр Алексеевич (вот какой словесный оборот в прямом и переносном смысле) исключительно правды, и ничего кроме нее. Понятное дело, что с фатальными последствиями для его жертв, как для их здоровья, но частенько и самой жизни.

«Толстой меня «сдаст» с потрохами, уж больно взгляд у него стал соответствующий — ненависть там прямо пионерским костром полыхнула. Но скорее, попытается «убрать» — я ведь могу запросто оклеветать его, посыпать царю горстью соли на старые раны. Понимает Петр Андреевич, что такой вариант весьма возможен?!

Несомненно — я перед старым интриганом как щенок перед волкодавом. И что он предпримет?!

А вот здесь возможна, как видится, моя очень скорая смерть, причем, даже сегодня. Слабенький телом царевич, судя по крови из желудка, возможна язва. Ведь пить водку и вино при отце для всех обязательное занятие — не захочешь, так силой вольют. Так что удавить можно без проблем, вот только смерть от удушения весьма подозрительна.

Пускать в ход кинжал для подкупленного душегуба опасно тем более — тут всех охранников, слуг, офицеров и самого Толстого на дыбу вздернут и станут допытываться — это кто такой храбрый, что самому царевичу под ребра острую сталь воткнул?!

Тогда остается только яд, меня им траванут как таракана дихлофосом, только лапки в конвульсиях дрожать будут!

Нет иного варианта!

Смерть должна быть естественной, не вызвать подозрений у дознавателей. Колдун во всем виноват, это он порчу на царевича наслал — вот и занимайтесь его поимкой. Благо приметы у вас есть — плешивый горбатый уродец с родимым пятном на голове, что в ворона превращаться умеет. До посинения таких искать будете. На всю Россию с такими приметами едва десяток народа наберется. А поблизости вряд ли больше одного найдете. Прости меня, неизвестный страдалец, прости. То не я виноват, а наша жизнь с ее волчьими нравами, что здесь, что в будущем времени.

Хреново — сидеть и ждать смерти, со страхом ожидая, как в еду подмешают отраву. Так оно и будет — щедро добавить в мясную подливу или соус чеснока и специй, они вкус яда перебьют.

Слугу попытаться за глотку поймать?!

Заставить его есть поперед себя?!

А ведь это выход, правда, временный. Можно «слово и дело государево» выкликнуть, обвинить Толстого — но то временный выход — это не избавит от путешествия в Петербург и скорого знакомства с палаческим искусством. Так на меня самого в кандалы закуют.

Нет, такой вариант не нужен!»

Алексей перевернулся на бок, схватил ладонью угол одной из подушек. Ситуация действительно паршивая, и что самое худое в ней, что нет времени осмотреться. Пару дней протянуть можно, симулировать болезнь даже не придется — все видят, что царевич слаб и отвезти его в столицу нельзя, потому что в дороге помереть может.

Мысли были прерваны скрипом двери — в комнату вошел слуга и низко поклонился, коснувшись рукою пола.

— Ох, баньку протопили на славу — на этом постоялом дворе она есть, а вот до самой Риги по дороге и не встречались. Все немчины и чухонцы в кадушках моются, аки свиньи в корытах. Там сидят задами, а потом той водой лицо себе моют, а прежде туда грязь смывают и харкают, нечестивцы. Воистину непотребство вершат не людское, в грязи телеса свои держат, и тем гордыню свою тешат!

Речь слуги лилась легко, он производил впечатление совершенно искреннего и честного человека, что готов угодить своему хозяину. Вот только глаза рыскали из стороны в стороны, стараясь не посмотреть прямо в лицо царевича. И это Алексея сразу насторожило.

— Бабы и девка, дочь хозяйская, все отскребли как надобно, венички дубовые, березовые, из лапника — какие для хворости полезны. Будем болезнь из тебя выгонять, царевич — банного духа нечистая сила боится, бежит от него сразу во все стороны. А мы и осиновую кору запарили, дюже полезна она, любую порчу наведенную враз отведет и злую силу на себя примет. Недаром, кол осиновый упырям и вурдалакам в грудину втыкают — кора ведь дерева этого для людей целебна, и пользу немалую приносит.

— Попить бы, — попросил Алексей, усаживаясь на кровать. Обрезки из валяной шерсти принесли, в них он и сунул голые ступни.

— Это сейчас, царевич, — слуга тут же вышел, оставив дверь приоткрытой. Судя по падающей тени, возле стены стоял охранник. Через минуту послышались шаги — то предатель уже возвращался обратно. И тут Алексей услышал шепот военного, что стоял на карауле:

— А ну-ка испей на моих глазах, Ванька — то приказ капитана Румянцева! И мне дай отведать!

— На вот, видишь — не подлито зелье, с бочонка набирал, что в кордегардии стоит! Мы приказ Петра Андреевича блюдем!

— Блюди, раз приказано — но у меня свой капитан! И будешь при мне есть, и пить все, что царевичу несешь, и я, али драгун за тобой проверять будем! Мало ли что — а если колдун через еду сильную порчу на царевича наведет?! Прошлый раз непонятно чем его опоили!

«Круто они за охрану моей персоны взялись — теперь риск отравления стал минимальным. Ванька теперь не станет отраву в питье подсыпать — сам помрет от оной добавки. И блюда с едой проверять станут — так что можно есть и не бояться, что яда в них подмешают!

— А вот и квасок хлебный, вон как запахом шибает!

Алексей взял резной ковш, отпил пару глотков — холодный и вкусный квас, шипучий — намного лучший, чем продавали в бочках летом. Видимо, с течением времени о старинных рецептах просто забыли. Впрочем, в советское время многообразия не наблюдалось, но всяко-разно было лучше, чем то непотребство, которое сотворили за страной за три года.

Недопитый квас слуга опрокинул в несколько глотков, довольно осклабился, снова заговорил приветливо:

— Пойдем, кормилец, помогу дойти до баньки. А там всласть тебя попарю — болезнь и покинет твои телеса.

От нательной рубахи неприятно шибало застарелым потом, да так что Алексей поморщился. Ему сильно захотелось в баню — лечь на полку и дышать березовым духом. У сестренки банька на даче хоть и маленькая, но дышать там было в удовольствие, и глаз чужих нет. В общественные бани лучше было не ходить, зачем людям удовольствие портить лицезрением обгорелого, в рубцах тела.