Центумвир (СИ) - Лимова Александра. Страница 14

И внезапно:

– Ярослав Андреевич…

Резкий сбой системы. Повисла мертвая тишина. Все сразу и одновременно посмотрели на мужчину, сидящего в трех креслах от меня и уставившегося в экран телефона в своих в руках.

Мужчина шумно сглотнул, с безумным напряжением во взгляде посмотрел на Истомина, повернувшего к нему непроницаемое лицо, и негромко произнес:

– Можно вас?

Тот кивнул и тут же встав с кресла направился на выход. Мужчина вышел за ним. Ожидание в полной тишине, и оно было недолгим. Истомин вошел в конференц зал через пару минут, направился к стулу, где было через спинку перекинуто его пальто и запустил руку во внутренний карман.

– У тебя есть номер Власова? – поднял взгляд, адресовывая вопрос Вадиму.

– Сейчас, – Вадим быстро достал телефон из брюк и на ходу в нем роясь направился к Истомину, достающему из внутреннего кармана портмоне.

Истомин взял протянутый Вадимом телефон и вышел, но вернулся назад еще быстрее, чем до этого. Невозмутимо опустился в кресло и велел продолжать. Тот мужик, что вышел вслед за ним так и не вернулся.

***

Вечером все пошло не по плану. Илья с людьми Истомина объезжали попрошаек и тех, кто должен знать, почему здесь будет беспроблемно работать его филиал под моим руководством. Илья не мог пока приехать, Истомин сообщил, что, в принципе вопрос не такой масштабный как утренний и мы с ним сами разберемся.

Поэтому, в девятом часу вечера я была еще в офисе, в ожидании бегло просматривая план. Истомин завалился вскоре.

– Сэры и сэрихи... – произнес он, толкая дверь моего кабинета. – О, здесь только сэрихи. Мисс Еремеева, не возражаешь, если я порефлексирую пять минут, потом начнем. – Устало упал в кресло и поставил бутылку черного рома перед собой. – День напряженный, особенно вечер, могу взбеситься без повода, а когда подбухну, то на все проще смотреть начинаю.

Я кивнула, оглядывая его бледное лицо. Бледнее, чем обычно, с темными кругами под глазами и с удивлением почувствовала, что немного робею в его присутствии, хотя ничего особого не происходило. Он просто сидел напротив, периодически прикладывался к бутылке, потемневшим взглядом глядя в стол. Не было причины для этого ощущения, не было его режущей энергетики, он просто сидел, молчал и смотрел в одну точку, а неприятное чувство робости нарастало. Чтобы отвлечься, нарушила тишину, способствующая гнету унижающего ощущения:

– Ты действительно учился в Америке? – ну да, теперь я склонна верить в это, но ценной мысли с чего начать нарушать тишину сразу не пришло.

Уголок его губ приподнялся, он снова пригубил ром, прикрывая глаза и откидывая голову на спинку кресла.

– Многих отроков с Рубля не обошла такая нелегкая судьбинушка. – Ответил он с тонким налетом иронии в ровном голосе.

– Откуда? – не поверила я.

– Рублево-Успенское шоссе, Московская область, Россия. – Фыркнул, открывая глаза и склонив голову, разглядывая мое удивленное лицо.

Я неожиданно даже для себя стушевалась. Не показала этого, но, думаю, видел. Однако, вопреки моим ожиданиям, никак на это не отреагировал, ни иронией, ни насмешкой, видно подобная моей реакция на этот факт для него обыденна и привычна.

– А что с универом? – отвела взгляд и начала распределять бумаги на столешнице. – Почему только четыре курса, да еще не полностью?

– Исключили.

Немного помолчал, глядя в окно за моей спиной, словно бы размышляя, стоит ли вообще об этом говорить. Почему-то пришел к утвердительному решению и чуть погодя продолжил:

– Немного увлекся проверкой своих теорий на практике и за это меня едва не посадили. Я обиделся и решил, что я патриот и не нужны мне Америки всякие, не ценившие моих оригинальных увлечений.

– Что ты сделал? – заинтересованно посмотрела на него.

– Пирамиду. Ну, скрутило живот внезапно, с кем не бывает. На Таймс-сквер как наложил пирамиду прямо перед рестораном Сардис. Название добило окончательно. – Поморщился, рука на столе дернулась к переносице, но он остановил это движение и взял бутылку, – с тех пор тактичность я не люблю, потому что, как оказалось, мало кто разделяет мою точку зрения о важности скорейшего решения проблемы спазмированного кишечника.

Ирония не в его стиле, недооформленная, кривая, хотя сказана спокойным тоном, ровной интонацией, но за ней чувствовалось, насколько он вымотан. Оно и неудивительно. Вот после того, что я увидела утром, мне это совсем неудивительно. Еще с учетом того, что мы не одни тут, кто его интересует, а в его голове такой объем инфы, и вечер не из легких…

Я бы, наверное, уже в коме лежала, а этот еще и подбухнул и опять на передовую. Мужик-батарейка, блять.

Я внимательно смотрела в этот обманчиво спокойный профиль. И он внезапно на секунду перевел на меня взгляд.

Вот несколько дней назад я выебывалась внутри себя, даже с учетом, что примерно понимала, что со мной может произойти после ситуации со Стрельниковым и Олегом, а сейчас, после того, что я увидела утром и этого расслабленного взгляда… испытала легкую панику. Истомин, верни иронию и сарказм! Немедленно!

Посмотрел в сторону. Бутылка к губам и большой глоток черного рома. Выдох. Легкая полуусмешка.

– Пять минетс истекли, – произнес это "минетс" как минет, с ударением на последнем слоге и ясно звучащей "е", перевел серьезный взгляд на бумаги передо мной и с еще более отчетливым акцентом, твердо проговаривая каждую букву произнес, – мейк сам нойз.

«Сам нойз» начался, но не так, как я опасалась – не в том его особенном специфическом стиле и нечеловеческом ритме, когда ты, утратив всякую надежду примерно понимать, что происходит в него в голове и каким макаром он комбинирует информацию, чтобы вывести совершенный итог, который потом очень сокращенно и малопонятно сообщает вслух; просто превращаешься в китайский болванчик и с трепетом прикидываешь, сколько же всего нужно знать и понимать, чтобы додуматься до такого, втайне мечтая, чтобы тебе хотя бы на день пересадили этот мозг и тогда ты захватишь весь мир нахуй.

«Сам нойз» шел спокойно и размеренно. Либо он действительно чрезвычайно устал, либо все же помнил, что я из числа смертных и возможности моего мозга ограничены.

– … и можно переводить через контролируемые учетные записи. – Показала примерную схему на бумаге. – У нас есть опыт в этом.

– Я давно понял, откуда ваша черная бухгалтерия. Часть прибыли сливали в ставках между своими же фальшивыми аккаунтами. Для налоговой: мол, деньги пользователю ушли, с физлица отстегивать-то меньше, у вас ничего нет, а по факту отстегнули по самому минимуму и бабки осели на ваших левых счетах. – Поморщился он глядя в пододвинутые мной бумаги, придвинул соседнее кресло к себе и, положив на него локоть, держал бутылку за горло пальцами, слегка ее покачивая. – Простецки, но надежно. Здесь так не получится, потому что речь идет о суммах, в среднем, от сотни лимонов и выше, срок… хрен знает, зависит от кандидата, чьи деньги прокатывать будете. Скорее всего у вас будет Барчуков… Или Руденко. – Он прищурился глядя в стол, недовольно повел уголком губ и отрицательно качнул головой, – нет, лучше Барчуков, он адекватней. Миша по срокам не долбит никогда, главное, чтобы чисто все шло. К тому же, подтяну сюда своих людей, они из той же серии что и вы с братом – и кузнец, и жрец, и на дуде игрец, то есть универсальны, учатся быстро, работают до износа, и будет уже опти... Так, стоп. – Нахмурился и прикрыл глаза, сжимая пальцами переносицу, забывшись и продолжая размышлять вслух, – Барчуков не подойдет, он же на хедж-фонде провис, я его сюда уже не впихну, иначе у Марвина вопросы возникнут… нашел время косячнуть, полное идиото. Значит Руденко. – Убрал руку от лица и, посмотрев на напряженную меня, недовольно заключил, – не потянешь.

Первым порывом было вскинуться, и не видь я всего этого, я бы обязательно это сделала, но сейчас я отчетливо понимала, что нужно ждать. Истомин сам выявляет проблемы и сам же их решает. Но я не удержалась и осторожно уточнила: