Центумвир (СИ) - Лимова Александра. Страница 35

Скривился и отстранился. Скользнула в ванную. Максимально быстро сделала с собой все необходимое для таких вот случаев, и когда вышла в спальню, меня просто накрыло. Сидел в кресле у открытого балкона. В левой руке свешанной с подлокотника бутылка черного рома. Рубашка расстегнута, нога упирается в низкий журнальный стол, на колене пепельница.

Глаза в глаза и он глубоко затягивается сигаретой. Ее конец интенсивно тлеет в полумраке, даруя отблески красного серо-зеленым глазах. Сейчас черным из-за напитавшегося томлением сумрака.

Сердце в бешеный ритм, когда поправляя узел полотенца на груди, неторопливо проплывала к постели и на нее укладывалась деловито накрываясь простыней.

– Спокойно ночи. – Вежливо произнесла я, отворачиваясь от шикарнейшего зрелища, которое напитывало жаром все внутри.

Усмешка. Шипение затушенной сигареты. Шелест одежды. Беззвучные шаги к изножью кровати. Остановился. Секунда. Другая.

Крепкий хват за щиколотку, сильнейший рывок, протаскивающий к нему, а я уже в процессе садилась на съезжающей с меня ткани, чтобы мгновение спустя впиться в губы. И опьянеть от привкуса черного рома и никотина на этих губах и языке.

Подался вперед, когда срывала ткань с его плеч, хотел опуститься сверху и прижать собой. Скрестила ноги на его торсе и рывком повернулась, оказавшись сверху. Прижимая ладонями его плечи к смятым простыням.

Сглотнул, сжимая пальцами мои ягодицы и скользя потемневшим взглядом по груди. Подался вперед касаясь чувствительной кожи, сжимая ягодицы теснее, вжимая в себя. Обхватила руками его голову, чувствуя как срывается все внутри и начинает истязаться разгорающимся пламенем, когда его руки с нажимом идут выше, по пояснице, спине, до плеч, стискивают сильно, до тонкой грани, что еще чуть-чуть и станет больно. Так же как и его зубы.

Дыхание в обрыв от удара изнутри. От осознания, как раздражает ткань, когда жизненно необходимо кожа к коже.

Неверными пальцами к пряжке ремня.

Скидывает с себя. Целует жадно и глубоко, прижимая сверху. Секунды на снятие ткани с тела и… кожа к коже. Прижимает собой сверху. Вжимает собой, целуя глубоко и снова дъявольски.

– На таблетках?.. – хрипло мне в губы.

Отрицательно мотнула головой и он отстранился, чтобы взять презервативы с тумбочки. Идеально. Просто идеально. Без ненужных разговоров, трезво и рационально. Боже, Истомин, ты сейчас побьёшь все рекорды… Настал тот дурацкий , но необходимый момент, когда ты лежишь такая, вроде еще заведенная и уже готовая, но надо подождать пока там латекс раскатают. Неловкий немного момент, надо признать. Поэтому я, скрестив ноги и руки, тщательно удерживая быстро сходящее возбуждение подпитыванием зрелища того, что Истомин без одежды в общем-то прекрасен. Во всех местах.

– Лежим, скучаем? – приподнял бровь, и, отняв правую руку от паха, с нажимом, ногтями повел мне от груди, вниз по животу.

Локтям уперся в скрещенные колени.

Нажал, чтобы развела и его пальцы скользнули ниже, уже почти без нажима, но крайне чувствительно. Еще ниже и резко внутрь.

Выгнуло на постели от удара из низа живота. От сильного нажима, от того, что основание и часть ладони очень плотно прижато к самой чувствительной сейчас точке, от того что пальцы внутри, не глубоко, но очень ощутимо кпереди. А потом непросто ударило изнутри, просто истребило, когда ритм молниеносно возрос, как и сила движений пальцами. Чувствовала каждое. Оно ударяло волной в голову, и колким, жарким, сжимающим мышцы огнем в тело, горячим мраком на разум и электричеством в венах. Ударяло с каждой секундой быстрее, заставляя раскрываться, срываться в голос от непереносимости того, как это сильно… И как непростительно быстро швыряет к пределу. Секунда и за него. Непростительно быстро. Но выбора мне не дали.

Оргазм разнесся по телу ударом тока. Резко, быстро, насквозь. Прошивая навылет огнем и иглами онемения впиваясь в способность осознавать, сотрясая мышцы дрожью, моментом сводя ноги и зажимая его руку едва не до хруста, в инстинктивной попытке удержать то, что безжалостно раскалывало на частицы и швыряло в угасающий внутри тайфун немеющего удовольствия. Сход медленный, оставляющий тяжесть под кожей. Дыхание и сердцебиение учащены, и едва ли не в унисон.

Приоткрыла глаза, разглядывая его, улыбающегося уголком губ.

– Отпустите меня, пожалуйста, – хрипло произнес он, слегка поведя рукой, все еще зажатой моими ногами.

Краткий миг дискомфорта, когда убирал пальцы, и садился на кровати, разведя ноги и опираясь локтями о колени. А я не отводила взгляда от эрекции, ставшей еще более выраженной. Заметил и фыркнул.

– Перекур, Алена Васильевна. Мне нужен перекур, у нас теперь дистанции до финиша очень разные, жди, когда я слегка успокоюсь.

– Зачем тогда такую разность дистанций создал? – Скрестила ноги и руки, ощущая как растворяется осадок оргазма. И поторапливая. Потому что мне нужно еще.

– Я собирался остановиться. – Потянулся вперед и, сжав мое предплечье, дернул, чтобы перестала скрещивать руки. Удовлетворенно разглядывая грудь, негромко произнес, – потом тебе стало очень хорошо и я не смог.

Прикрыла глаза, ощущая его взгляд. Ощущая то, что травило кровь. Слишком сильно травило.

– Покори меня и скажи, что такое для тебя впервые. – Ядовито выдала я, скептично глядя на него сквозь ресницы.

Усмехнулся и отвел взгляд, рассматривая свои пальцы. Промолчав. Потому что действительно впервые.

Что я там говорила? Кровь отравилась? Это ничтожно по сравнению с тем, как отравилось нутро.

Потянулся за салфетками на тумбе и, бросив на меня ироничный взгляд, произнес:

– Не такое уж и кровавое море. Зря страшила только.

Было в этом что-то. Не в самом смысле, его ирония это сама суть истомы Истомина, неотделимая его часть, было что-то совершенно иное. Побуждающее приподняться на постели, загипнотизированным взглядом скользя взглядом по его телу, оперевшись на локоть вновь потянувшемуся к тумбе, чтобы отложить на нее салфетку. Взглядом от линии его нижней челюсти, по его шее, по груди, животу и ниже. Он все еще возбужден, хотя и шло на спад. Провела пальцами по стволу и едва заметная дрожь по сильному крепкому телу. Он резко повернул голову ко мне, стоящей на коленях между его раздвинутых ног. Сжала и с нажимом пальцами ниже по стволу, склоняя голову и прикусывая губу, от того как неторопливо берет упор на оба локтя, приподнимая подбородок, чтобы спрятать в тени ресниц то, как вторая волна дрожи в его теле была подавлена. Но это выдала миллисекунда задержки в его очень тихом выдохе.

Вот так значит, да? Не показываем мы, как сильно реагируем? Не сегодня, Яр.

Он прищурился глядя на недобро улыбнувшуюся меня, неторопливо склоняющуюся к его паху. Держу пари – не верил. Пари выиграно, потому что в темных глазах поволока, как только прикоснулась губами. Ждал бы – не так отреагировал. Реакции-то простреливают, несмотря на контроль. И это еще не вечер, Истомин, сам виноват. Не хуй было подсаживать.

Прижала язык к нижнему небу и плотнее к зубам. И очень медленно взяла до своего максимума, краткое движение вниз подбородком, чтобы подавить естественную защитную реакцию, выдох и взяла глубже.

Отозвался. Пальцы мне в волосы, едва слышно порванный выдох, но все же слышно. Отстранилась, жадно считывая это, ушедшее ударом опьянения в голову, наслаждением по крови. И снова спустилась ниже до максимума, пьянея сильнее от легкой дрожи, тронувшей его тело. Он реагировал, отвечал на движения моих губ, языка. От этого накрывало. От его замирающего дыхания, от пальцев в моих волосах, подсказывающих, направляющих… Пальцами вниз по стволу и еще ниже, следом за ними языком. Я впитывала его реакции напряжения, жара, силы сжатия в волосах и сумасводящие сбои в его учащенном дыхании, когда языком по особо чувствительной коже, когда с нажимом по ней, обхватом губами, а его изнутри начало бить от этого, и я второй рукой плавно нарастала ритм по стволу. Отстранилась, облизывая губы и снова взяла глубоко. Язык, губы, вакуум, увеличение ритма. Он загорался, подавался навстречу и тогда брала глубже, млея от его реакций. Поднялась выше и направила к внутренней стороне щеки, вжала в нее.